Темные глаза Иуды умоляли меня это сказать, произнести эти слова и присоединиться к нему. Я хотел. Я так сильно хотел избавиться от этой образовавшейся внутри меня пропасти сомнения и отвращения. Хотел принять протянутую им оливковую ветвь. Я очень этого хотел, но просто… — Зачем оружие? — прошептал я. Иуда склонил голову на бок. — Почему наши люди днем и ночью занимаются стрельбой? Не все из них солдаты. Женщины и дети не должны принимать участие в насильственных действиях. Пророк Давид объявил женщин хранительницами домашнего очага. Они должны рожать детей и ублажать мужчин. Не воевать. Лицо Иуды стало суровым. — Мы все солдаты в священной войне Господа, брат. Никому из нашей паствы этого не избежать. Чтобы выиграть величайшую битву, нам всем нужно сражаться. Женщинам и детям в том числе. — Сражаться с кем? — спросил я. Мне нужно было услышать этот замысел из его собственных уст. Я должен был убедиться. Глаза Иуды загорелись безумным блеском, и у него на губах появилась злобная улыбка. — С Палачами, брат, — сказал он мне. Иуда положил руку мне на плечо и с волнением его сжал. — Бог явил великий план мести за все, что они нам сделали, — он наклонился ближе. — За все, что тебе пришлось пережить в те годы, что ты с ними пробыл. Они должны понести наказание от наших рук. Все до единого. Мы обрушим гнев Божий на их врата и уничтожим их прямо у них на заднем дворе. — Когда? — Скоро…, — с готовностью произнёс Иуда. — Скоро. За столь короткий срок я уничтожу нашего злейшего врага, обеспечу нам спасение через брак с окаянной, и мы будем в готовности ждать наступления конца дней. — В мире и согласии? — спросил я. Иуда пожал плечами. — Пока не появится следующий враг. Пока дьявол снова не пошлет к нам своих грешников. Каждый человек из внешнего мира — наш враг, брат. И если мы должны с ними со всеми бороться, значит, так тому и быть. И тогда я понял. Я понял, что стремление Иуды к власти затмит все, чему учит наша вера. Понял, что он никогда не отступит. Пока он у руля, покоя не будет. Иуда никогда не насытится. — Брат, я хочу, чтобы ты был на моей свадьбе. Хочу, чтобы ты увидел, как я женюсь на шлюхе дьявола, а потом на виду у всех наших людей очищу ее от первородного греха. Все моё тело превратилось в тяжелую глыбу льда. Свадьба… Иуда женится на Хармони, а затем возьмёт ее перед всем нашим народом, чтобы начать божественное избавление от ее греха. Он трахнет ее у всех на виду после того, как они поженятся. И зная моего брата, он сделает это жестко. Хармони. Нет! Это её убьет. Ожидая моего ответа, Иуда наклонился ближе. Внезапно весь накопившийся внутри меня гнев вырвался на свободу. В яростном приливе сил я повалил Иуду на землю. Мой брат, уступающий мне и в силе, и в боевых навыках, упал на спину. Обхватив его за шею, другой рукой я зажал ему рот, чтобы он молчал. Иуда боролся, метался подо мной на полу. Встретившись с ним глазами, я увидел в его взгляде потрясение и животный страх. По моим венам хлынул адреналин. От чудовищности того, что я собирался сделать, меня затрясло. Я напряг руку, обхватившую шею Иуды, и начал ее сжимать. Иуда царапал мне плечи, впиваясь ногтями в мою плоть. Но он никогда раньше не дрался. Пять лет жизни с Палачами не прошли даром. Они научили меня убивать. Быстро и грамотно. Беспощадно. — Нет, — беззвучно, одними губами, произнес Иуда, когда я сильно сдавил ему горло и увидел, как его кожа начинает покрываться красными пятнами. Его организм погибал от нехватки кислорода. Я говорил себе не смотреть Иуде в лицо. Я понимал, что должен совершить это убийство, но не мог оторвать глаз от прикованного ко мне взгляда Иуды. — Нет, — посиневшими губами снова прошептал он. — Брат…, — умолял Иуда, и у него увлажнились глаза. Когда на его глаза навернулись слёзы, казалось, каждая из них острым кинжалом вонзается мне в грудь. У меня перед глазами пронеслись наши с ним жизни, и моя твёрдая решимость его убить, действительно довести дело до конца, начала ослабевать. Иуда смеялся вместе со мной, когда мы с ним росли, совершенно одни, только я и он. Иуда всегда мне помогал, когда у меня не получалось понять Священное Писание. Он встречал меня с распростертыми объятиями, когда я сбежал от Палачей. Он не задавал мне никаких вопросов. Никогда во мне не сомневался… он был моим младшим братом… был для меня всем… — Зачем? — прохрипел я, и у меня из глаз, обжигая щеки, хлынули горячие слёзы. — Зачем тебе понадобилось всё испоганить? Иуда попытался помотать головой, чтобы оправдаться. Моя рука железными тисками сжимала его шею. Ногти Иуды сильнее впились в мою плоть, и я прорычал: — Ты должен был оставаться на моей стороне, даже если я облажаюсь. Ты поклялся, что всегда будешь со мной, всегда будешь меня поддерживать. Какого хрена ты пошёл против меня? Откуда, черт возьми, в твоем сердце столько яда, что в своём стремлении к кровопролитию ты губишь наш народ и нашу веру? Я сверлил его взглядом. Иуда зажмурил глаза. Я увидел, как он шевелит губами в попытке что-то сказать. Когда ему это удалось, моё сердце раскололось надвое. — Прости… меня… брат…, — открыв глаза, произнес он. — Прости, что подвел тебя… Каин… Я… я люблю тебя… У меня из груди вырвался рёв, и руки соскользнули с его шеи. Он мой брат. Он, бл*дь, мой брат! — Я не могу, — сказал я, тяжело опустившись на ноги. — Ты всё, что у меня есть. Я не могу… Кашляя и захлебываясь, Иуда судорожно хватал ртом столь необходимый ему воздух. Оглянувшись на меня, он метнулся к ступенькам, ведущим на сооруженное в комнате возвышение. Я ждал, когда он заговорит. Я протянул ему руку в ожидании, что он ее возьмет. Мне хотелось, чтобы он со мной поговорил, чтобы выслушал то, что я должен ему сказать. Вместо этого, он неожиданно закричал: — Охрана! ОХРАНА! В комнату ворвались трое охранников. Они подбежали к Иуде и помогли ему подняться на ноги. Иуда указал на меня. — Заберите его и накажите. Иуда хрипло откашлялся, потирая шею с уже проступающими на ней синяками. — Он только что пытался меня убить. Он только что пытался расправиться с вашим Пророком! Последователи-охранники мигом развернулись ко мне, на их бородатых лицах бушевала дикая ярость. Я даже не отреагировал. Я знал, что за судьба меня ждет. Они меня убьют. От иронии происходящего я чуть не рассмеялся. Я пытался убить Иуду, но не смог. Несмотря на его недостатки, я все же слишком сильно его любил. Он был моим братом, моим близнецом… моим лучшим и единственным другом. Я не мог лишить его жизни. Он явно не питал ко мне такой же привязанности. Я увидел это, когда он посмотрел на меня сверху вниз, и на его губах проступила лёгкая победоносная ухмылка. Его победа, его власть надо мной. Я не сопротивлялся, когда охранники подняли меня на ноги, и до самой двери не сводил глаз с Иуды. — Брат — услышал я, когда мы уже выходили из комнаты. Охранники развернули меня кругом, и я увидел Иуду, стоящего посередине самой высокой ступени. — Вот почему ты никогда не смог бы этого сделать. Возглавить наш народ. Когда припёрло, ты не смог довести до конца задуманное убийство, хотя и считал, что это будет правильно. Ты слишком остро всё чувствуешь. Так было всегда. Для этого проклятого мира зла у тебя слишком растревоженная совесть, — он опустил руку вдоль тела. — В конце концов, твоё доброе сердце стало твоей погибелью. Ты — тяжкий груз, который я нёс все эти годы. Груз, от которого я теперь с удовольствием избавлюсь. Добрым сердцам, брат, не место там, где нужно вести людей по верному пути. Они только мешают. Когда охранники тащили меня в карцер, когда они подвешивали меня на крест, как Иисуса; когда они избивали меня до тех пор, пока у меня не осталось сомнений в скорой смерти, я думал лишь о том, что Иуда ошибался. Вися на этом деревянном кресте и медленно умирая с каждым новым ударом по ребрам, в грудь и в живот, я не чувствовал в своём сердце никакого света. Я чувствовал только поглотившую мою душу тьму. Только ненависть, не дающую остановиться моему сердцу. Я почувствовал, как мои вены налились злом. И на этот раз, я этому не противился. Я с готовностью это принял. Пророк Каин исчез, и вместо него возродился дьявол. Тот, что не имел ничего общего с прежним человеком. ГЛАВА ВОСЬМАЯ Хармони Я мерила шагами камеру, пока день не перетёк в вечер. Дверь открылась, и ко мне прокрались брат Стефан и сестра Руфь. — Он уже вернулся? — поспешно спросила я. — Нет, — ответила сестра Руфь, и я почувствовала, как от страха сердце ушло в пятки. — Что они с ним делают? — спросила я. Райдер на протяжении долгих дней молчал. Я скучала по человеку, который так мило разговаривал со мной в первые несколько дней моего заточения. Я прижала к груди ладонь и закрыла глаза. Мужчина, который держал меня за руку, был таким ласковым и полным милосердия. В последние несколько дней он очень отдалился. Что-то терзало его мысли. Он никогда не рассказывал, что именно. Он никогда и ничего не рассказывал. Не то, чтобы я сама раскрывала ему свое сердце. Делилась с ним секретами, которые становилось все труднее и труднее скрывать. И вот теперь он не вернулся со своего наказания. Я ощутила внутри еще одну волну страха. Что-то было не так. Я это чувствовала. Снаружи послышались приглушенные голоса. Я с тревогой взглянула на брата Стефана и сестру Руфь. Они выскользнули из камеры, а я кинулась в угол, где обычно сидела. Я напряженно вслушивалась в доносящиеся из коридора голоса охранников Пророка и молилась, чтобы с ними был Райдер. Внимательно прислушиваясь к каждому шагу, я уловила, как открылась дверь соседней камеры, а затем раздался удар, словно кого-то бросили на пол. К горлу подступила тошнота. Райдер. Я с нетерпением ждала, когда охранники покинут его камеру. Убедившись, что они ушли, я вытолкнула из стены камень. В комнате Райдера было темно, но я увидела, что он лежит на полу в центре комнаты. Я находилась слишком далеко, чтобы разглядеть, в порядке ли он. Меня охватила паника, мне было почти не видно, двигается ли он. Я даже не слышала его дыхания. — Райдер, — громко прошептала я, надеясь, что он меня услышит. Но он не шелохнулся.