Пора уходить. Уже сделала несколько шагов в сгущающуюся темноту, но развернулась. Соседка все еще стояла, молча провожая меня взглядом. — Аня, будьте осторожны сегодня! Он может снова прийти. — Будем спать по очереди, не беспокойся за нас! Уходи скорее! Тихо приоткрыла калитку и выскользнула с территории пансиона, перед тем внимательно осмотревшись. Пусто. Короткими перебежками миновав несколько фонарей, скрылась в переулке. Хотя Раков совсем небольшой городок, я почти сразу же заблудилась. Нужно было найти дорогу, ведущую в Минск, однако сделать это оказалось не так-то легко. Улицы опустели, да я и побоялась бы обращаться к кому-нибудь с просьбой указать направление. Слишком опасным это казалось. Любой мог быть в сговоре с преступниками. Возможно, именно сейчас про меня можно сказать, что у страха глаза велики, но я решила не искушать судьбу лишний раз. В жизни и так случилось слишком много плохого за последнее время. Меня накрыла волна паники, когда поняла, что совершенно не ориентируюсь в этих по большей части деревянных, но местами и каменных строениях. Могу ходить здесь кругами до утра. Боль в руке беспокоила уже не так сильно на фоне общего состояния. Я чувствовала, как постепенно растет температура, ломило кости, особенно челюсти. Но я ничего не могла с этим поделать. Так случалось каждый раз, когда всходила полная луна. Опустила саквояж на землю, привалилась к стене дома и постаралась расслабиться. Дед всегда учил в такие моменты прийти к миру с собой, не сопротивляться тому, что сидит у меня внутри. Но трудно было сделать это, когда я прекрасно знала: оно может в любой момент лишить меня жизни. Долго смотрела на желтый диск в небе и дышала размеренно и глубоко, успокаиваясь. Потом отошла от стены, закрыла глаза, раскинула в стороны руки и попыталась расслабиться, ощутив направление. Через несколько минут, распахнув веки, я точно знала, в какую сторону нужно идти. Зрение обострилось. В переулке прошмыгнула крыса. Я видела ее траекторию движения и каким-то неведомым для меня самой образом понимала, с какой скоростью она будет двигаться и как нужно передвигаться мне, чтобы схватить ее. Помотала головой, прогоняя ненужные мысли. На мгновение привычным жестом коснувшись кулона в форме совы, который висел на шее вместо крестика, плотнее запахнулась в плащ. Довольно крупное, с полпальца размером золотое украшение было со мной всегда, сколько себя помню. По словам деда, раньше оно принадлежало моей матери, оттого я особенно ценила его. Мама! Я совсем ее не помнила. В памяти не осталось лица, а портрет не сохранился после переезда. Иногда во снах как будто чувствовала ее, что-то совсем неуловимое. Но такие сновидения всегда заканчивались одинаково: обрывались под звук быстрых взмахов птичьих крыльев. В такие ночи я просыпалась и еще долго не могла уснуть. Отец, русский офицер, погиб незадолго до моего рождения во время войны с Османской империей в тысяча семьсот восемьдесят восьмом году, а мама… Она не перенесла этого известия. Разрешившись от бремени раньше положенного срока, навсегда покинула нас. Так на руках деда, тогда еще довольно молодого вдовца, осталась только маленькая я. Мы были одни друг у друга в целом свете. Чтобы избежать в будущем проблем с наследством, он почти сразу дал мне свою фамилию. А, может, это лишь предлог? Няня рассказала однажды, что дед сильно противился браку моих родителей. Предчувствовал что-то? В любом случае почти с рождения я была Августой Константиновной Савиной. От покойного отца у меня лишь отчество. Переживала ли я по этому поводу? Разумеется, нет. Дед заменил всех, я с гордостью носила его фамилию. Никогда не спрашивала у него, почему он решил покинуть родной дом. Только ли выгодные условия для исконно русских помещиков двигали его желанием уехать так далеко от дома или он пытался начать новую жизнь: без воспоминаний о прошлом, без боли? Как бы там ни было, Петр Дмитрич больше не женился, хотя, помани он лишь пальцем, любая женщина могла бы быть его. И все же он очень трудно сходился с людьми, а в семью впускать кого-то нового и подавно не хотел. Я уверенно ступала по тропинке. Миновала старую деревянную часовню, за ней — кладбище, а сразу за ним начинался лес. Двигалась параллельно широкому тракту, ведущему в Минск. По нему идти не решилась. Слишком опасно. Все документы остались в кабинете директрисы. А без них путешествовать нельзя. Встреча с любым городовым по дороге могла закончиться для меня в полицейском участке. К тому же лес всегда принимал меня. Несмотря на то, что я выросла в городе, в окружении природы было уютнее. И все же сейчас происходило по-другому. Странное волнение посетило меня с первыми шагами по лесной тропинке, освещенной лишь лунным светом. Это чувство не отпускало. Но мне нужны ответы. А их я могу найти только дома. Сглатывая ком в горле, упрямо начала путь. Всего-то чуть больше сорока верст. Если очень постараться, дойду уже к завтрашнему вечеру. Глава 2 И все же мои расчеты оказались неверны. Даже с обостренным зрением идти по лесу ночью было не так-то просто. А уж неподготовленной девушке, которая обычно передвигается в удобном французском дормезе* — и подавно. Я выдохлась уже через пару часов ходьбы. Хотелось только одного: отдохнуть. Немного сошла с тропинки, углубляясь в чащу, нашла широкое поваленное дерево и присела на него, с удовольствием вытягивая натруженные ноги. Принялась расшнуровывать ботинки, которые уже стали натирать кожу даже через чулки, как вдруг замерла. Пронизывающий до костей, пробирающийся в самые глубокие уголки души, леденящий внутренности волчий вой разнесся по округе. Голос замер, чтобы через несколько секунд возобновить жуткую песню. К нему присоединился второй, третий… И вот уже непонятно, сколько их. Но они были повсюду. Это походило на перекличку, потому что вой доносился сразу со всех сторон. Хищников я не боялась. Знала, что они меня не тронут. Никогда не трогали. И все же чувство смутного волнения, все это время тревожившее меня, нарастало с каждой секундой. Я уже едва могла дышать, успокаивая расшалившееся сердце, которое с силой билось о ребра. Вой приближался. Меня как будто окружали. Кости стало ломить еще больше. Почти невыносимое ощущение. Снова завязала шнурки, повесила саквояж на плечо. Так нести его неудобно, тонкая ручка впивалась в кожу, однако сейчас мне нужна была свободная рука. Нащупала на земле довольно толстый сук и, вооружившись, осторожно стала двигаться все в том же направлении. Все равно не отдохну. Под такой аккомпанемент кто угодно поседеет. Хищники продолжали перекликаться где-то совсем рядом, но не показывались на глаза. Я не сразу сообразила, что привлекло внимание, но, продолжая идти, краем глаза чуть в стороне уловила несколько раз мелькнувший и пропавший отблеск. Словно там горел огонь, но только что погас. Костер? Принюхалась. Действительно. Пахло дымом. Я стала как можно тише продвигаться в ту сторону. Скоро уже могла различить раскаленные поленья, еще несколько минут назад их облизывали язычки пламени. Яркие угли цветными пятнами плясали в глазах, на какое-то время я почти ослепла, поэтому ориентировалась лишь на вой, который все приближался. Боковым зрением уже улавливала движения мохнатых тел. Но центральное все еще было недоступно, поэтому я не сразу разглядела человека, привалившегося спиной к дереву у самого костра. Он не шевелился. Заснул что ли? Одному в лесу это делать чревато. — Пан? — неуверенно окликнула я. Мужчина не шевельнулся. Волки, услышав человеческий голос, резко прекратили песни. Показалось, что они прислушиваются ко мне. — Пан, проснитесь! — снова позвала я, на этот раз громче. Незнакомец не отреагировал. Подошла к нему и, тронув за плечо, потрясла. Зрение наконец прояснилось. Темное мокрое пятно расплывалось на его груди. Я тронула его в этом месте и понюхала руку. Кровь. Так резко отпрянула, что не удержалась на ногах, упав на ягодицы, и выронила палку. Волки тем временем выжидали. Я всем телом ощущала их незримое присутствие и внимательные взгляды на себе и этом человеке. Вот кого они окружали! Звери почувствовали скорый пир. Но они умели быть терпеливыми. Кое-как поднявшись, я попятилась. Его кто-то убил! Костер еще совсем свежий, значит, убийца где-то рядом. Вдруг услышал мое приближение и спрятался за деревьями, выжидая, как те волки? Голова закружилась от волнения. Бежать! Скорее бежать как можно дальше отсюда! Я уже начала осуществлять этот план, когда человек вдруг застонал. Звук был очень тихим, но в ночном лесу прозвучал слишком отчетливо, хлестнув по ушам. Застыла, не зная, что делать. Уйти или остаться и попытаться ему помочь? Покину его — и даже если он не истечет кровью, его прикончат звери. Я во все глаза таращилась в чащу, словно могла видеть сквозь деревья и определить, скрывается ли кто-то там, кроме волков. Останусь — подвергну опасности и себя. Было так страшно, что подгибались колени. Я нервным жестом убрала выбившийся из пучка локон, размазывая кровь незнакомца по своей щеке. Что же делать?! * * * *Дормез — большая карета, в которой можно даже лечь. * * * Нет-нет. Нужно уходить. Я все равно ему ничем не помогу. В таких условиях он уже мертв, просто его тело все еще сопротивляется неминуемой гибели. Задержусь — и, возможно, меня ждет та же участь. Страх гнал дальше от раненого. Я пятилась все быстрее, пока не услышала рычание за спиной. Волки! Они ведь так никуда и не ушли. Наоборот, судя по силуэтам, мелькавшим все ближе за деревьями, они сужали кольцо. Я замерла, боясь даже дышать. Звери спокойно вели меня к мужчине, объединяя жертв, так соблазнительно пахнущих кровью, а теперь, похоже, не собирались никуда отпускать. Раньше хищники меня не трогали. Но ведь никогда до того я не оказывалась в лесу без деда, с глубоким порезом, к тому же рядом с умирающим человеком. Животные будто обезумели от дразнящего запаха скорой трапезы. Это конец. Мы умрем здесь оба. Преодолевая слабость в коленях, сделала несколько шагов навстречу человеку. Это то, чего хотели волки. Загнать добычу в одно место и окружить ее шерстяным кольцом, вооруженным острыми иглами-клыками. Двигаясь медленно, словно во сне, снова подобрала палку. Отдавать жизнь просто так не собиралась. Аккуратно, без резких движений я сняла с плеча саквояж и поставила его рядом с незнакомцем. Теперь тихое рычание доносилось со всех сторон одновременно. Пришлось почти сразу оставить промелькнувшую мысль о том, чтобы забраться на дерево. Слишком широкие и гладкие стволы находились вокруг. Человек снова застонал, и я услышала шепот. В зловещей тишине ночи и прекратившимся вдруг рычании голос прозвучал пушечным выстрелом: — Костер… Пытаясь совладать с паникой, я не сразу сообразила, о чем он говорит. — Костер, — снова прошептал человек и, кажется, растратив все силы, отключился. Или умер. Проверять не было ни времени, ни смысла. Наконец я поняла, что он имеет в виду. Огонь! Все животные его боятся! Своей длинной палкой пошевелила еще красные угли и оставила там кончик, надеясь, что он загорится. Из недр не до конца сгоревшего дерева показалось несколько язычков пламени, которые тут же исчезли. Еще не все потеряно! Я стала шарить взглядом вокруг в поисках подходящего хвороста, который сразу разгорелся бы. В этот момент на поляну вышел первый волк. В еле различимом в свете углей его глаза отливали красным. Зверь прижал уши и оскалился. Припал к земле, приготовившись к нападению. Я была словно загипнотизирована его взглядом и не могла пошевелиться. Еще секунда — и он кинется. Разве спасет от железных челюстей этот сук? Порезанной рукой до боли сжала кулон на шее, мысленно прощаясь с этим светом. В огненных глазах отражалась моя смерть. Но зверю не суждено было вкусить человеческую плоть. Беззвучно сверху, прямо из темноты, на волка спикировала тень. Все произошло так быстро, что я и моргнуть не успела. Огромная белая сова впилась мощными когтями прямо ему в морду, разрывая шерсть и вспарывая кожу. Хищник испуганно заскулил как побитая дворняга. Он мотал мордой, пытаясь сбросить птицу, помогал себе передними лапами. Но та только глубже погружала когти в его череп. Это привело меня в чувство. Схватила сосновую ветку, которая лежала неподалеку, и кинула ее в костер. Через несколько секунд нижние иголки стали тлеть, а потом вся ветка ярко полыхнула. Я поспешно сгребла опавшие листья, сухие сосновые иголки, шишки и мелкие ветки, подкидывая их тоже. От такой подпитки огонь затрещал, мелкие искры разлетались во все стороны. Пока пламя снова не потеряло силу, я кинула в него и несколько палок потолще, которые, видимо, заранее заготовил этот мужчина. Остальные волки, видя, какая участь постигла их главаря, не спешили нападать. На самом деле я не знаю, вожак ли это был, но особь действительно крупная и первой пошла в нападение, теперь сполна получая от моего внезапного спасителя. Я ощущала страх других членов стаи. Чтобы закрепить успех, выхватила из костра свою палку, которая уже успела хорошо разгореться на конце, и стала беспорядочно махать вокруг себя огненным флагом. Волки медленно пятились. Сова наконец отпустила свою жертву и, взмахнув крыльями, скрылась где-то в кронах деревьев. Но перед этим я увидела взгляд ее янтарных круглых глаз, направленный на меня: пронзительный, резкий, острый. — Мама, — еле слышно прошептала в темноту леса. Полностью ослепший волк беспомощно мотал головой. На его морду невозможно было смотреть без содрогания: она превратилась в сплошное кровавое месиво. Тихо поскуливая и натыкаясь на деревья, он медленно скрылся в чаще. Я же в изнеможении привалилась к тому же стволу, о который опирался раненый. Несколько секунд таращилась в пустоту в полной прострации. И только поняв, что все волки скрылись, позволила себе разрыдаться. Несколько минут я выла в голос, наконец выплескивая эмоции, которые днями копились внутри. И все же долго это продолжаться не могло. Усилием воли взяла себя в руки, вытерла нос рукавом и, все еще шмыгая, попыталась нащупать у раненого сердцебиение. Почему-то была уверена, что ничего не почувствую. Движения грудной клетки я не замечала. Однако стоило припасть к ней ухом, как ощутила неровные, но мощные толчки. Человек цеплялся за жизнь. Упрямый. Похоже, только это его и спасло. Очень уж близко от сердца получился удар. Но ведь если бы лезвие задело этот орган, он давно уже умер бы? Не обращая внимания на боль в руке, я уложила мужчину на спину. С виду он худой и даже костлявый, но все равно почему-то оказался очень тяжелым. Расстегнула сюртук. На белой ткани кровь выглядела еще страшнее. Рубаху пришлось разорвать. По-другому ее никак было не снять. Все равно она уже безнадежно испорчена. На секунду замерла в каком-то ступоре, увидев волосатую грудь. Нет, я прекрасно понимала, что мужское тело отличается от женского. Но одно дело — знать, а другое — видеть вот так близко. Очнувшись, начала соображать, что могу сейчас сделать. Прежде всего нужно остановить кровотечение. Не зря говорят, что нет худа без добра. Не порезала бы я руку, у меня с собой не было бы всех необходимых материалов для перевязки. С благодарностью вспоминая доктора Йозефа, распахнула саквояж. Достала корпию и повязки. Как могла туго перемотала его грудь. Делать это лежащему без сознания человеку то еще удовольствие. Приходилось каждый раз его приподнимать. Под конец раненая рука совсем не слушалась. К тому же снова начала кровить. Хоть бы швы не разошлись! До рассвета осталось всего ничего. Надеюсь, волки не предпримут вторую попытку нападения. Успокаивало то, что костер горел ярко и ровно. Закончив с перевязкой, укутала мужчину своим плащом. Он был очень бледен, а кожа — липкая и холодная. Затем нашла еще несколько сухих палок для поддержания огня. И без сил привалилась к дереву. * * *