— Есть с-с-связи. По д-д-документам вы можете быть моей ж-ж-женой, тогда н-н-ни у кого не в-в-возникнет вопросов. От этих слов екнуло сердце. Вспомнила Алексея. Нет, больше так врать не хочу. Только не женой. Выйду ли когда-нибудь вообще замуж по-настоящему? Не скажу, что сильно суеверная, но все же… Я могла бы уже давно сыграть свадьбу. С таким-то состоянием любой, даже самый завидный жених, был бы у моих ног. Но как-то до сих пор никто не приглянулся. А дед никогда не неволил меня, сказав, что сама выберу мужа, когда придет время. — Сестрой, Михаил Юрьевич, давайте я буду вашей сестрой, — опустила глаза и добавила: — Пожалуйста. Его щеки стали пунцовыми. — Н-н-не хотел вас смутить, п-п-простите, Августа Константиновна! Я улыбнулась. Он был невероятно милым, этот молодой врач. — Не беспокойтесь, все хорошо… Он поднялся, вытирая ладони о сюртук. — Ч-ч-через пару д-д-дней загляну к вам и расскажу, что смогу сделать. Если в-в-все пойдет т-т-так, как думаю, с-с-сможем сразу и выдвинуться. Я поднялась вслед за ним. Он протянул мне руку, я подала свою для поцелуя. Его ладонь была горячая и влажная. — До встречи, Михаил Юрьевич. Буду очень ждать вестей. * * * Следующие дни прошли в постоянном ожидании. Единственное, что было хорошего — меня перестала беспокоить нога. Да и с ладони с помощью няни удалось снять швы, потому что края раны достаточно срослись. Агафья, конечно, причитала и охала, особенно когда я шипела, тонким пинцетом вытягивая нити из кожи, но помогала. В общем, физически почти восстановилась, чего нельзя сказать о моральном состоянии. В одну из ночей, когда я читала книгу, как нередко бывало при моих частых бессонницах, в окно будто что-то ударилось. Вздрогнула, поспешно затушила свечу и с колотящимся сердцем прильнула к стеклу. В комнате прислуги окно было небольшое и наглухо закрытое. Сперва ничего не заметила, а потом будто увидела, как прочь улетает большая белая птица. Со всей поспешностью, на которую была способна, выскочила на крыльцо. Но птицы уже и след простыл. Пришлось загнать надежду в самый глубокий уголок души и возвращаться в постель. На следующий день собрала необходимые вещи в саквояж и все ждала, не находя себе места. Неожиданно поздним вечером к нам постучал какой-то мальчишка лет пятнадцати. Он вручил Агафье записку. Когда она передала ее мне, я прочитала всего несколько слов, написанных беглым размашистым почерком: «Буду у вас за полчаса до рассвета. Сразу выезжаем». Когда прочитала это няне, она вздохнула и даже, кажется, украдкой вытерла слезу с внешнего уголка глаза. Понятно, что ей гораздо спокойнее, когда я здесь, рядом, в относительной безопасности. Но прятаться вечно не стану. Когда я укладывалась спать, няня снова заглянула в комнату пожелать доброй ночи. — Нянюшка, иди сюда. Я сидела на кровати в одной длинной белой ночной рубахе. Она устроилась рядом, глядя на меня своими добрыми глазами, обрамленными десятками мелких и глубоких морщинок. — У меня для тебя подарок, — вытащила из книги, которую читала на ночь, лист бумаги, сложенный вдвое, и подала его женщине. Она недоуменно посмотрела на меня, но взяла и раскрыла. — Не ученая я грамоте, Августушка, вы ль не знаете? Что это? Я улыбнулась, предвкушая сюрприз. — Это твоя вольная, милая нянюшка. Ты теперь свободная. Вопреки моим ожиданиям, женщина кинула лист, будто он был покрыт проказой, и замахала руками. На глазах сразу выступили слезы. — Неужто провинилась я чем, Августушка? — Ну что ты! Что ты! Наоборот ведь: как лучше хочу. Вдруг со мной что случится? Кто знает, что с имуществом моим будет? Кому ты тогда достанешься? Агафья беспрерывно качала головой. — Куда ж я пойду на старости лет? Нет ни угла своего, ни души родной. Ее огорчение было настолько сильным, что я сама еле сдержала слезы. Не знала, что сказать, растерялась от такой реакции, а она продолжала: — Сколько мне тут осталось, не прогоняйте, Августушка Константиновна, Христом богом молю, авось еще пригожусь, еще ваших детишек понянчу! Я обняла женщину, видя ее искреннее горе. — Ну, прости меня, как лучше ж хотела. Хочешь оставаться в крепостных — оставайся, — подняла лист и разорвала его на мелкие клочки. — Так лучше? Старушка облегченно вздохнула и кивнула. Ну вот что с ней делать? * * * Когда еще затемно я услышала цокот лошадиных копыт по брусчатке, была уже полностью готова к выезду. Обнялась на прощание с Агафьей, женщина осенила меня крестом. Когда вышла за ворота, Михаил с легкостью, несмотря на плотное телосложение, соскочил с небольшой брички, запряженной всего одной лошадью. Помог мне забраться внутрь и выразил радость по поводу того, что я передвигаюсь без помощи трости. Мужчина намеренно выбрал такое время для отъезда, чтобы нас никто не видел. — Совсем скоро рассветет, можно спокойно выдвигаться, — сказал он, протягивая новые документы. — Ольга Юрьевна Полякова, — прочитала я. — Спасибо, Михаил Юрьевич, вы сдержали слово! — П-п-поблагодарите, когда п-п-приедем, — он улыбнулся и взялся за вожжи. До нужного места больше ста двадцати верст. Пыталась прикинуть, сколько времени займет дорога, но не была уверена, поэтому решила уточнить у своего спутника. — М-м-молчун уже н-н-немолод, — покосился тот на белого в рыжие пятна коня. — Н-н-не хочу его гнать. Но десятка т-т-три верст за д-д-день вполне одолеем. Что ж, путешествие выходило не очень долгим. Всего четыре дня. При условии, что не случится никаких непредвиденных обстоятельств. Обернулась на свой дом, который удалялся в серых предрассветных сумерках. Вернусь ли?.. Потом взяла себя в руки, запретила думать о плохом и заставила смотреть строго вперед! Глава 7 — Х-х-хорошо, что сейчас т-тепло, бричка моя не очень для путешествий подходит, вы, наверное, с-совсем к другому п-п-привыкли, — Михаил произнес это таким тоном, будто извинялся передо мной. От этого мне стало неловко. — Ну что вы, Михаил Юрьевич, все чудесно! О лучшем я сейчас и мечтать не могла бы! Мы сидели рядом на маленьком диванчике, которого едва хватало на двоих. Хорошо еще, что у меня с собой только многострадальный саквояж. Только на него да еще на небольшую сумку самого хозяина сего средства передвижения и хватило места в отделении для багажа, которое находилось сзади от сидения. Бричка действительно больше подходила для коротких передвижений по городу, чем для длительных переездов. В ней не было крыши, поэтому в случае дождя нам придется мокнуть. К счастью, погода в последние дни установилась сухая и довольно теплая. Бабье лето пришло, не иначе. — По некоторым причинам не могла взять дормез и шестерку лошадей. Да и Могучий что-то захромал, — я пыталась поддержать беседу, чтобы не ехать в неловкой тишине. Казалось, что раз он взялся безвозмездно помогать, я как-то должна обеспечить ему комфорт, хотя бы эмоциональный. — Кстати, что с ним? Вы же его осмотрели? Врач кивнул, но по выражению лица поняла, что ничего хорошего он не сообщит. — Боюсь, что этого уже не исправить, — когда он заговорил о своей работе, заикание волшебным образом куда-то пропало. — Он повредил ногу, скакать уже точно не будет. Теперь только два выхода: избавиться от него… — О боже, нет! — воскликнула я, не дослушав. — Он сильно страдает? —…или пусть доживает свой век, — будто не заметив моего вскрика, спокойно продолжил ветеринар. — Но его нельзя нагружать никакой работой. Нет, ему не больно, но трудиться наравне с другими лошадьми он уже не сможет. — Значит, пускай живет. Он долго служил нам с дедушкой, пускай теперь отдыхает… — Вы очень добры, Августа Константиновна. Д-д-далеко не каждый п-п-помещик решится просто так кормить л-л-лошадь, которая не может работать, — он чуть коснулся моего локтя своим. Я улыбнулась одними уголками губ. — В этом мире и так слишком много несправедливости, не находите? Мужчина кивнул. — То, что п-п-произошло с Петром Дмитриевичем, п-п-прямое тому доказательство. — Значит, вы мне верите? Верите, что его убили?