Он задумался. Я видела, что размышляет, как ответить. От этого в районе солнечного сплетения неприятно заныло. Почему-то было важно знать, что этот человек помогает мне не только потому что я женщина, которая ему нравится, а потому что он верит в мои слова. — С-с-слухи о его смерти х-х-ходят… Я затаила дыхание, ожидая продолжения фразы. — Б-б-будто тело было с-с-сильно искалечено. Он увидел выражение моего лица, тут же остановил повозку, оставил вожжи и повернулся ко мне. Я едва сдерживала слезы. Он взял мои ладони в свои. — А-а-августа Константиновна, п-п-пожалуйста, п-п-простите, я не х-х-хотел вас расстроить! Я не отнимала у него рук, они безвольно лежали на коленях. — Уже все равно ничего не исправить, закончите свою мысль, — неимоверными стараниями получилось загнать слезы глубоко внутрь. — Я вам верю. Н-н-не знаю, что с ним произошло, но, если вы говорите, что его убили, так и есть. Я медленно подалась ближе и положила голову на его плечо. С ним становилось спокойнее. — Спасибо, давайте двигаться вперед. Мы сверились с картой, на которой были указаны придорожные постоялые дома, и решили проехать еще несколько верст, чтобы остановиться на ночлег. Двигались довольно медленно. Впрочем, главное, что я шла к цели. Но на постоялом дворе меня ожидал неприятный сюрприз. Денег у нас хватало, я взяла с собой из тех запасов, которые не указаны ни в каких бухгалтерских книгах. Это мои личные сбережения. Однако управляющий сообщил, что, к его сожалению, ни за какие деньги не сможет выделить нам две комнаты, потому что осталась только одна. Следующее подобное заведение, судя по карте, располагалось неблизко, а конь устал. И все же Михаил ждал моего решения. Я пожала плечами. Не время сейчас привередничать. Молча подала документы для оформления комнаты. Видно было, насколько неловко себя чувствует из-за этого мой спутник. Когда мы поднялись в отведенную каморку, обнаружили две кровати, составленные рядом. Михаил без лишних слов растащил их, расположив у противоположных стен. И все равно комнатка оказалась настолько маленькая, что проход между ними оставался не больше полусажени. И все же это создавало хотя бы иллюзию личного пространства. В последнее время его мне как-то не хватало. Мы оставили вещи, а сами спустились на ужин. Растягивать прием пищи не стали. С непривычки после целого дня тряски в некомфортабельном транспорте меня немного мутило и болело все тело. Все-таки дормез очень сильно смягчал кочки и ухабы, благодаря рессорам, а в этой модели брички их попросту не было. Хотелось лечь и ни о чем не думать. Поднялась в комнату первая. Переоделась в длинную ночную рубаху и легла в кровать, по самый подбородок натянув одеяло. Примерно через полчаса вернулся Михаил, когда я при свете свечи читала книгу, которую взяла с собой. Мужчина переоделся за ширмой и в молчании лег. У него с собой тоже оказался какой-то потрепанный томик, который он принялся изучать. Мы перекинулись парой фраз, и я отложила книгу, поняв, что меня нещадно клонит в сон. Кажется, уснула, как только повернулась на бок к стене. * * * За мной некто гнался. Не знала, кто это, но в голове крутилась паническая мысль, что они наконец настигли меня. Я бежала по лесу, спотыкаясь о корни деревьев. Падала, поднималась и снова бежала. Лес, который всегда принимал меня как родную, теперь словно отталкивал, не давал двигаться вперед, ранил, будто без слов насмехался. Громко закричала какая-то птица. Я обернулась через плечо, снова спотыкаясь и падая на колени, когда увидела их. Шестеро всадников в длинных черных плащах, восседавших на черных конях. Они двигались неспешно, словно охотники, знавшие, что уже загнали добычу. Они казались неестественно высокими, заслонявшими собой небо. Я поняла, что бежать некуда. Все кончено. И осталась стоять на коленях, принимая поражение. Не видела лиц, их скрывали неестественно насыщенные тени от капюшонов. Один из преследователей протянул ко мне руку в кожаной перчатке, широко растопырив пальцы, как будто держал в ладони сферу. В ту же секунду я почувствовала острую боль по всему телу. Не понимала, отчего мне более жутко: от осознания того, что я уже не выберусь отсюда живой или от оглушающего хруста моих же костей. Каждая из них ломалась и пыталась преобразоваться. Но я не была к этому готова. Изогнулась дугой: от шеи до кончиков пальцев ног тело сводили сильные судороги, руки меняли форму, кости истончались. Из кожи вылазили белые жесткие перья, покрытые сукровицей. Почему-то обнаженные ступни тоже трансформировались, ногти стремительно росли и загибались в страшные когти, которыми можно было хватать добычу прямо на лету. Но сегодня добыча — это я. Хотела закричать, но боль оказалась настолько парализующей, что не смогла сделать вдох. В последний раз взглянула на своих обидчиков и подняла глаза к небу, понимая, что это мои последние мгновения… * * * — Августа! П-п-проснитесь! Августа!!! Вы кричите! — кто-то с силой тряс меня за плечи. Сознание медленно возвращалось. Застонала и раскрыла глаза. На меня смотрел Михаил. И то, что он увидел, заставило его отпрянуть. Он так резко дернулся назад, что с глухим стуком упал на пол и остался сидеть с потрясенным выражением лица. Я привычным жестом потянулась к золотой сове на шее, но ладонь схватила пустоту. Где он? Где мой медальон?! В закрытое окно нечто ударилось с такой силой, что я подумала, будто стекло не выдержит. Мужчина вздрогнул всем телом, метнув взгляд к источнику звука. Он три раза перекрестился. Я в панике шарила руками по постели, пытаясь найти подвеску. Наконец кусочек холодного металла оказался в руке. Как только взяла его, сразу стало легче. Кинулась открывать окно, но там ожидаемо никого не оказалось. Только снова белая тень мелькнула в темном небе и скрылась в ночи. Тяжело дыша, села на кровать. — Черт! — не сдержалась я, увидев состояние своих ног. Слава богу, пальцы еще не успели преобразиться, а вот вместо ногтей пола касались изогнутые острые, как иглы, когти. Михаил ошарашенно проследил за моим взглядом. Рот его был приоткрыт. Он подполз ко мне на четвереньках, дрожащей рукой снял свечу в подставке с прикроватной тумбы и поднес ее к моим ногам. Надо отдать ему должное: в битве перепуганного человека и ученого побеждал последний. Он аккуратно взял мою ступню, изучая, трогая, рассматривая когти, а через несколько секунд потрясенно спросил: — Ч-ч-что вы такое?.. Я сглотнула. Глядя ему в глаза. Сейчас я видела все немного по-другому: тени казались не такими насыщенными, а огонь свечи наоборот был слишком ярким — поэтому я знала, что радужка поменяла цвет. — Это трудно объяснить… Мужчина поднялся на колени, медленно поднеся свечу к самому моему лицу. Смотреть на огонек было больно, но я терпела, чтобы не напугать его еще больше. Он долго и внимательно рассматривал мои глаза. Так близко, что мог бы поцеловать, если бы захотел. Только если раньше такие мысли, возможно, и проскакивали в его голове, сейчас он явно думал о другом. Внимательно осмотрев глаза, Михаил опустил взгляд ниже, провел рукой по голому плечу, дошел до предплечья. Как и в кошмаре, на руке в некоторых местах стала прорываться кожа. Мой спутник метнулся за своим чемоданом, достал врачебные инструменты и нашел среди них пинцет, которым аккуратно подцепил нечто, пробившееся сквозь кожу. Я зашипела от боли, когда, потянув, он извлек белое перо — еще маленькое и до конца не сформировавшееся. — Августа, кто вы? — уже спокойнее повторил он вопрос даже без заикания. Я понимала, что ответить придется. Посмотрела на сову у себя в ладони. Как такое произошло, что медальон упал? Он защищал от таких непредвиденных случаев, когда тело пыталось принять другую форму. Если бы Михаил вовремя не разбудил меня, это могло бы закончиться печально… В какой-то момент я уже не смогла бы сдержать превращение. Внимательно посмотрела на застежку: одно колечко в цепочке разжалось, поэтому подвеска упала. Врач внимательно наблюдал за моими действиями. — Можно? — он аккуратно взял цепочку и, достав какой-то медицинский инструмент, в несколько движений зажал колечко обратно. Я робко улыбнулась и с благодарностью снова надела подвеску, сразу почувствовав, что глаза возвращаются в нормальное состояние. Впрочем, когти прятаться не спешили, как и несколько перьев, которые так и остались торчать из кожи. — Прежде чем расскажу, может, среди ваших инструментов найдется такой, которым можно устранить эту проблему? — я пошевелила пальцами на ногах, когти зацокали по полу. * * * Сказать по правде, я была приятно удивлена и даже слегка шокирована, что он не убежал от меня с воплями. Но раз уж остался, нужно использовать эту возможность. Врач опять залез в сумку с инструментами и извлек что-то похожее на кусачки. — Вы позволите? — он снова опустился передо мной и взял мою ступню, начиная методично обрезать коготь за когтем. Потом по моему молчаливому согласию с помощью пинцета избавился от перьев на руках и обработал их какой-то жидкостью. После всех манипуляций он со вздохом сел рядом на мою кровать. Михаил молчал, но я знала, что он ждет. — Я не совсем человек, — начала, пытаясь подобрать слова. Врач издал звук, похожий на тщательно скрываемый смех. — Это я уже понял. Я, конечно, не орнитолог, но все это наводит на мысли о птицах. Куда делось его заикание? Казалось бы, сейчас он должен нервничать рядом со мной, но нет. Он будто успокоился, перестал суетиться. — На моей семье лежит мощное проклятие. Не знаю, кто его наложил, никто не знает, кому мы не угодили, но уже несколько поколений оно висит над нами. — Хотите сказать, что у вас даже нет догадок, кто это сделал и для чего? Я горько усмехнулась. — Михаил Юрьевич… — Августа Константиновна, можно я буду для вас просто Мишей и на ты? Тем более вы же вроде как моя сестра. — Ладно… Тогда я для вас просто Августа… или на людях Оля. Он улыбнулся и кивнул. От этой улыбки у меня защемило сердце. Он все видит своими глазами и все еще здесь! Невероятный человек. — Миша, — я катала это имя на языке и улыбалась, потому что оно оставляло приятное послевкусие. — Только в сказках обиженные злые ведьмы демонстративно хлопают дверьми и на прощание осыпают громкими заклятиями, попутно объясняя, как снять их через сто лет, — теперь моя улыбка померкла, я вздохнула. — В жизни никто не предусматривает поцелуй, который разрушит чары. В один совсем не прекрасный день жизнь моей семьи разделилась на до и после. Видно, мой прапрадед или прапрабабка кому-то сильно насолили, а может, и их родители, сейчас уже никто не скажет. Миша взял меня за руку. И это было хорошо. Мы сели глубже на кровать поперек, опершись о стену спинами, я положила голову на широкое и мягкое плечо в тонкой рубахе. И это тоже отозвалось внутри ощущением правильности. Я надолго замолчала. — Августа? — М? — Так ты превращаешься в птицу? — В полярную сову. Тело пытается, — тяжелый вздох огласил комнату. — Труднее всего останавливать его в полнолуния, почему-то луна мощно влияет на мое самочувствие, а еще когда я испытываю любые бурные эмоции.