— Алексей Николаевич… — я запнулась, трудно было без смущения произнести эти слова. — Спасибо, что спасли мою честь. Подала ему руку в ответ, но не как для поцелуя, а на мужской манер, пожав ее. Его брови поползли вверх. — Позвольте хотя бы оплатить вам этот прием. Я опустила голову. Денег-то у меня с собой действительно нет. — Буду признательна. Прощайте, Алексей. — Еще одно, — он вытащил из кармана небольшой складной нож и вручил его мне. — Думаю, с вашим везением он может пригодиться. Я удивленно посмотрела на дарителя, но с благодарным кивком приняла нож и сразу сунула его в карман юбки. — До свидания, Августа! Он вышел. А через несколько минут появился врач. Тот долго так и этак вертел мою многострадальную конечность, а потом сказал: — Вывих. Сейчас вправлю, но будет больно. Я кивнула, принимая это к сведению, и вцепилась ногтями в твердое сидение. — Я готова. Боль была острой, но прошла быстро. Я даже как будто сразу почувствовала облегчение. — У вас, сударыня, такие тонкие и легкие косточки, как у птички! Еще не встречал такого! От неожиданности глотнула воздух и закашлялась. Он заканчивал туго перевязывать лодыжку, используя шину. — Через три дня можно все снять, но ногу старайтесь не напрягать, — пояснил он. — А с рукой что? Я не успела спрятать кисть, как он уже принялся разматывать повязку и присвистнул, покачав головой. — Швы расходятся, надо переделывать. — Нет, пожалуйста! — взмолилась. Не выдержу снова такой боли. Он еще минуту оценивал состояние, а потом вздохнул: — Ладно, перевяжу, но руку держать в покое. Неужели не болит? — Болит, — призналась я. — Дни выдались тяжелые, не могла ее не напрягать. Он недовольно качал головой, пока накладывал свежие повязки. — Вот и все, — сказал доктор, закончив. — Ваш благодетель оставил для вас это, — протянул мне несколько монет. — Просил передать на экипаж, чтобы вы скорее добрались туда, куда вам нужно. Летите, птичка! От такого прозвища екнуло сердце. Глава 6 Уж не знаю, сколько Алексей заплатил доктору за прием, но он не только оказал мне помощь, но и выдал трость, чтобы я могла передвигаться, не травмируя ногу еще больше. Это было очень кстати, потому что, хотя мне и помогли нанять экипаж, я не собиралась ехать на нем до самого своего дома. Осторожность не помешает. Если меня разыскивают, вполне могут следить за входом. Сперва нужно разведать обстановку. Вечерело. Попросила извозчика остановиться на соседней улице. И как только он уехал, нырнула в переулок, пока меня не увидел никто из соседей. Узкими темными закоулками добралась-таки до своего особняка, но зашла в него через калитку на заднем дворе. Как обычно, она оказалась не заперта. Стараясь не попадаться никому из обитателей поместья на глаза, прошла вдоль серой каменной стены. От посторонних взглядов меня скрывали пышные кусты шиповника. Медленно доковыляла до задней двери и тихонько ее приоткрыла. В городском доме у нас не так много человек, только самые необходимые люди для поддержания порядка. Основные силы сосредоточены в фольварке, на территории которого находится фабрика по переработке сахарной свеклы. И все же я не хотела, чтобы меня заметил кто-то, кроме няни Агафьи. Наверное, она осталась единственным человеком в мире, кому я еще могла доверять. Она была со мной всю жизнь, с самого рождения. Знаю, это всего лишь крепостная, но я не могла так к ней относиться. Именно к ней бежала в детстве, когда ночью слышала громкое хлопанье крыльев за окном. Она успокаивала меня, когда я нечаянно разбивала коленку, она сидела рядом ночами, когда меня лихорадило во время очередной простуды. Я безумно любила деда, но именно эта женщина если и не заменила мать, то была очень к этому близка. Удачно миновала пустой коридор. И про себя порадовалась, что комнаты прислуги находились на первом этаже. К себе мне было бы очень трудно подняться. Бесшумно приоткрыла дверь Агафьи и, не обнаружив ее там, решила подождать внутри. Там царила духота. Я скинула плащ и села в такое знакомое мягкое кресло. Она обязательно скоро появится. Тихо-тихо. Только через закрытое окно доносились приглушенные крики ребятни. Комнату постепенно заполняли серые сумерки. Мне было настолько спокойно здесь, в доме, где я выросла, что не прошло и пяти минут, как меня сморил сон. Проснулась от испуганного вскрика Агафьи. — Батюшки святы! — женщина уронила свечу, которая тут же погасла, и беспрерывно осеняла себя крестным знамением. — Сгинь, нечистый! — Нянюшка! Это я, Августа! — попыталась встать, но со сна забыла про больную ногу, оперлась на нее и со стоном повалилась обратно. — Августа?! — она подскочила ко мне с громким возгласом. Я зашикала на нее и попросила запереть дверь. Та все выполнила без лишних слов и завесила плотными шторами окно, чтобы с улицы меня тоже никто не увидел. Затем снова зажгла свечу и только тогда кинулась обнимать. К тому времени я уже выбралась из мягкого плена кресла. — Августа! Деточка моя! Я уж думала, призрак увидела! Что вы здесь делаете? Вас везде ищут! Ко мне приходили, а я что? Человек маленький. Не ведаю ничего. От переизбытка чувств она не давала мне вставить и слова, только крепко сжимала в объятиях и шептала, шептала, шептала! Я и не думала, что в свои почти шестьдесят лет моя вся седая, полноватая няня может обладать такой силой, казалось, она сейчас раздавит меня. Было бы крайне не кстати еще и ребро сломать. — Нянюшка, погоди! — Дайте на вас погляжу! — она отстранилась и внимательно вгляделась в лицо. — Похудела-то как, Божечки! Зачем вы из пансиона сбежали? Несмотря на свое довольно незавидное положение, тихо рассмеялась. — Агафья, я очень устала и так голодна что, пожалуй, готова съесть целого кабана! У нас что-то осталось? Женщина всплеснула руками и, схватив свечу, покинула меня, чтобы вернуться минут через пятнадцать с полным подносом всякой снеди. Еще примерно через полчаса, когда я поела прямо в кресле, и рассказала обо всем, что со мной приключилось за последние дни, мы сидели молча в свете единственной свечи. Я лениво тягала с блюдца порезанное на дольки яблоко. Агафья, устроившаяся рядом на стуле, пристально за мной наблюдала. — Что? — не выдержала такого внимания. Она покачала головой. — Неспроста это, Августушка, ох, неспроста. Не своей смертью Петр Дмитрич умер, и вас хотят со свету сжить! — на последнем слове она всхлипнула. — Только ты мне веришь. — Я не верю, знаю. Как увидела тело Петра Дмитрича, сразу поняла: его заставили сделать это! Но тело оказалось уже слишком старо для… — она уже плакала, не таясь. — Понимаю, понимаю, не продолжай! Все еще пыталась сдержать эмоции, но, видя, как крупные слезы градом катятся по морщинистым щекам, тоже не смогла сдержаться. — Не выдержал он, такая мука, Господь милосердный, помилуй душу его! — все причитала Агафья. Когда мы обе немного успокоились, я, все еще хлюпая носом, сказала: — Помнишь, как мы с дедушкой ездили в Несвиж? Она кивнула. — К колдуну этому. Как же, помню. Он медальон ваш заговорил. Вы с тех пор хоть спать по ночам стали, без кошмаров этих, — няня снова перекрестилась. — Нянюшка, он ведь поверит! Только он и может сказать, кому могло понадобиться открыть на нас охоту. Он… не знаю, как сказать. Но в нем чувствуется что-то… Он знает гораздо больше, чем говорит. Она задумчиво покачала головой, соглашаясь. — Да и Петра Дмитрича он любил. Уж я-то знаю. Боюсь до жути этих колдовских штук, но он защитит вас, чует мое сердце! Поезжайте к нему. Я вздохнула. — Путь неблизкий. Почти сто тридцать верст. Меня ищут все, кому не лень. Как добираться? Мне страшно… Да, признала это, сказала вслух. Я боялась. Безумно, до дрожи в коленях боялась ехать одна. У меня нет документов, а вдруг кто-то опять захочет навредить?.. Где взять силы? Больше всего хотелось забиться в темный угол, чтобы меня никто никогда больше не трогал. Но так не выйдет. Меня не оставят в покое, это я уже поняла. Внезапно лицо няни озарила хитрая улыбка. — Что?