Еще и чутье изводило, проворачивая ножи под рубашкой. – Чего такой смурной, а? – пихнул его в бок Арман. И дернул бровями, словно вот-вот пустится в пляс, чтобы дух команде поднять. – Что-то я не вижу демонстрации на площади, – сознался Рони. В их разговор вклинился Рауль. Да не поболтать, а с указанием: – Арман, займите котельную. Пора. Гуськом, на корточках, пятерка бандитов начала слезать с крыши. Воробей дернулся: – А? Все сразу? И я? – Сиди. Воробей с недоумением проводил их взглядом. На площади ничего не изменилось, только шумели где-то у музея, вдали. Кажется, и свисток слышится с той стороны. Ладонь прилегла к уху, через капюшон звуки доносились слабее. И правда, свистят. – Что, уже струхнул, юная легенда? – фыркнул старший бандитов, глядя в бинокль. «Сам таков», – хотел огрызнуться Рони. Потом смутился и ответил из чистого уважения к габаритам собеседника: – Мы здесь смерть свою высиживаем, думается мне. И не видать этой вашей демонстрации… – Не околеем. Я другого жду, и ты не суетись. – Рауль погрел левую руку на выдохе. – Другого? – воробей завертел головой по сторонам. – Не толпу от музея?.. Рауль кивнул, даже не обернувшись. Добавил очень сухо: – Не будет ее. Ладонь пригрелась на кобуре, и Рони совершенно запутался. Обманули его, выходит? Или что-то сорвалось в последний миг? Так ведь предупредили бы, приходил какой-то мальчишка с докладом. Обвели его. Кругом – одни вшивые тайны, слишком большие для мелкого воробья. – И почему я ни хера не удивлен? – Рони почти трясло. – Да не ссы, птаха, – посмеялся Рауль, надвинув капюшон пониже, на подвижный загорелый лоб. – Сам подумай, стал бы ты вылезать, коли знал бы с самого начала, что подмоги не будет? Воробей почти разразился длинной тирадой о том, как достали его хитрецы, как в городе бы дела ладились, если бы люд держал слово. И как честность крепит дружбу… Да сам себя осадил. В Гэтшире честных выкашивали, точно сорняк. – Совсем заврались. И себе самим. Видишь же, не хватит нас, – просипел Рони, бегло подсчитав дозорных по периметру. Вдруг завелась во дворе суета. Деревянные ворота открыли, правая створка провисла, оставляя борозды в дорожной грязи. Рауль не отнимал бинокль от глаз, и теперь почти вся его кожа была спрятана: под оснасткой, одеждой, маской. По складкам на ткани воробей понял, что бандит скалился. – Да, так-то к нам толпа не двинет. Зато вот эти лбы, – он кивнул на жандармов и еле ползущие развалюхи с прицепами, – отправятся за ней. Негодяи в мундирах неторопливо, на ходу, заскакивали в прицеп. Отряд жандармов если и спешил на встречу, то вел себя, равно что кокетка перед свиданием. Один автомобиль остановили и стали перебирать что-то под капотом. Кажется, заглохла. – Пока ждем, – продолжал Рауль, – послушай. Мне всегда говорили, что память у меня на зависть, так? Проверив еще раз катушки, воробей его слушал вполуха. Налет и стрельба, что начнутся с минуты на минуту, занимал его куда больше. Рауль не замолкал: – Говорят, Подкидыш застрелил своего наставника. Считай, отца убил. – Что? – Рони удивился. – Да вот и я все думал, как же вышло, что Джеки погиб. – По голосу мерещилось, что нет ему дела до смерти легенды. – Вот только оружия на птенце не осталось. Я его лично проверял в соборе. Не сходится. Ясно, что подставили дурака. Вереница автомобилей еле-еле двинулась вперед. Водитель первой припарковался к обочине, пропустил хвост. По правую руку все так же звучал голос бандита: – Похоже, тот и правда поболтать заглянул, как теперь видно. И пока они с Джеки ругались, кто-то вмешался со стороны. – Рауль чуть пригнулся – в их сторону смотрели с улицы. – Как облава пошла, мы завалили единственную лестницу на верхний этаж. Но Джеки не вышел на крышу, хоть никогда бы не задержался дольше, чем надо. Он лучше меня сек, когда пора отступить. – Рауль снова приподнялся, разглядывая врагов. – Убили его раньше. Кто-то по небу пришел да прошмыгнул тенью… Рони уже почти и не помнил убийцу – так, дорогая обувь, оснастка, болтливость. Будто произошло это с год назад, выветрилось. Рауль усмехнулся: – Уже потом, как скрылись, я сложил два и два. Красиво ты по небу ушел, из моих так только трое смогут. Дернувшись, Рони вскочил, сделал шаг назад. Рауль оказался быстрее – точно змея бросился следом, схватил за правую, повалил к кровле. – Спокойно, птаха. Не шуми, – хватка на запястье, что зажим на верстаке. Казалось, что Рауль одними пальцами может ломать руки. Что кости родные под кожей – полые, как у настоящей птицы… – Это не я, мать твою! – прошипел Рони, выпучив глаза. – Я знаю. Рауль спокойно кивнул и добавил: – Иначе бы ты еще днем перестал дышать. Губы поджались сами собой: дышать воробью очень нравилось. И если уж готовился он умирать – так точно не на этой поганой крыше от рук нового союзника. Рауль все подглядывал за вереницей жандармов и рассуждал: – Так-то подумалось, для чего тебе Джеки стрелять, а потом за Конрада браться? Может, друзья вы с Виктором закадычные или в сговоре. И спасать ты его полез в наше логово под шумок. – Рауль пожал плечами, словно передумал или нравилось ему воробья изводить. – Да только не вытащил дурака этого на крышу, а потом и вовсе хоронить собрался, как речь о сухогрузе зашла. Не сходится, так? Рони молчал, а про себя упрашивал небо, чтобы не стало ясно по его ошалелым глазам, что мог он уберечь легенду. Что ошибся, что хвост привел. Загубил толпу хороших ребят своей глупостью, и не только Виктора заслуга в том, что сидят они сейчас на крыше, готовясь к бою насмерть. А Рауль подбил итог: – Скажи спасибо Рьяным, как вернешься. Один мальчишка мне все выложил: для чего ты к нам в гости пожаловал да как Конраду затылок пробил. И сошлось. «Лу», – сразу же сообразил воробей. – Если живы останемся – обязательно скажу. – Спину мне с Арманом прикрывай и не тупи. Так выйдем, не замаравшись. Сказал – да отпустил воробья. Последний автомобиль подходил к повороту на Мытую. – И нафиг ты мне это вывалил, коли и так все ясно? – Рони с обидой почесал затылок, поправил маску. Дышать в ней почему-то стало тяжело. – Так сам подумай. Когда много думаешь, начинаешь меньше тупить. Они спустились к земле, как только жандармы скрылись за поворотом. Рони не мог выкинуть мысль из головы: хуже обычного бандита – хладнокровный, рассудительный убийца. А этот, что перед ним в полуметре – на пару с Джеки спалил половину ратуши, архив и припрятанный там арсенал. И воробья мог так же размазать, со всей стаей в отместку. Но не поленился, выведал. Нашел виноватых. И Рони не понимал, бояться Рауля или благодарить. Все, чему его научили последние дни, говорило об одном: зависит от того, насколько им по пути. Чутье извивалось и шептало, что вместе им одна дорога – в мертвые легенды. «Потом, потом я об этом подумаю, черт подери. Есть дела поважнее», – встрепенулся воробей. И буркнул, скорее сам для себя: – Не боишься, что подстрелят?.. Они подошли к забору, будто задумывали черкнуть пару жалоб местному управлению. С той разницей, что Рауль уже вытащил револьвер. – Чего бояться? Я заговоренный, – подмигнул он и на миг приложил квинс ко лбу. Это покрепче, чем мольбы Распорядителю. «Тут уж ничем не поможешь», – закатил глаза Рони. – И я их с лица земли сотру, – отчетливо произнес Рауль, будто желал, чтобы вся площадь ему внимала. Рони не успел спросить, кто же эти счастливчики, что перешли дорогу бандиту с мертвенными глазами. Вереницей, как бегут муравьи между стен, объявились союзники. Кто их вел, издали не поймешь, только преодолели они забор быстрее, чем стайка Нэнси. Значит, телеграф уже выведен из строя, и на крышу пробрались… – Доставай квинс, птаха. – У забора с той стороны их встретил Арман с двумя приятелями. – Надеюсь, ты не позабыл, как стрелять? – А что если это ловушка? – Рони в отражении на окне заметил, насколько позеленело его лицо от дурных предчувствий. – Если уж кто здесь и в ловушке, малой, так это жандармы. Сырой покрутил барабан револьвера, будто поиграть задумал, а не воевать со стражами порядка. На его лице, между маской и капюшоном, цвели темно-розовые пятна старых ожогов. Как кистью размалеванный, разве что не у самых глаз. – Точно сказано, – позвал их за собой Арман, мягко поманив рукой. – Они вернее носы себе сбреют, чем ослушаются господина. Чутье ни на миг не унималось. Рони поспорил тоненьким голоском: – Но… – А Маккея самого грохнут, если он толпу не разгонит, – сказал Сырой, во всем поддакивая друзьям.