– Время, птаха, – поторопил его старший бандитов. – Да понял я. Понял, – хмыкнул Рони. – Если обязуетесь наших выручать, как своих, я в деле. Но на баржу не сунусь. – Он встретился взглядом с Раулем. Коли ему так Подкидыш нужен, пусть других дураков найдет. – Пойду с вами в штаб. Жанет охнула, но Арман ей подмигнул: – Отставить панику, мадам. Способный у вас парень. Да и мы в обиду не дадим. Картавый закивал и показал среди воробьев расхожий жест: «Все схвачено». Рони не выдал, как ему приятна похвала: – Надеюсь, затея у вас продумана в деталях? «И получше, чем я перед штабом сочинил», – умолчал воробей. Рауль припал на локти, глянув исподлобья. Как хищный змей перед броском. – Мы с Джеки разоружили половину Гэтшира в ночь, обмозгуй-ка. Рони часто заморгал. Выходит, ради арсенала своих людей положили? И это странное «мы». Если Виктору верить, так Джеки один на себе все тянул: «Лучший организатор». А Рауль продолжил тихо-тихо: – Мне этих пташек к небу вернуть, как два пальца обоссать, – и зачем-то показал оба: указательный и средний. На лицах гостей не пробежало ни тени сомнений. Даже Жанет не усмехнулась, как делала обычно, едва кто-то переоценивал себя. – Допустим, верю. Только обойдемся без демонстраций, – Рони неловко пошутил, чувствуя, как скованы плечи, да все тело – проволочный корсет. – А без демонстрации никак, – Сырой развел руками. Жанет сыто улыбнулась. На лице – довольство, словно перед вылазкой. – Верно говоришь. Они тело Джеки поставили в музее, как экспонат. – Ни ума, ни сердца. Дурачье, – поморщился Рауль. – Именно. Соберется там сегодня завидная толпа. – Мы любим толпы, – хрустнул яблоком Арман, замаячив за спиной Рауля. – А-а, – протянул Рони. – Така-ая демонстрация… – Некг’асиво деньжата г’убить за честь пг’оститься с легендой… – Героем Гэтшира! – Арман возвел руки к небу и косточка от яблока упала ему за ворот. Он засуетился, отряхнувшись. – Люди будут крайне недовольны. Рони скривился в сомнении: – Настолько, чтобы под пули полезть, заступившись за воробьев? – Нет. Но мы им немного поможем, – добавил Рауль. И опустил ладонь на газету. Под его растопыренными пальцами хищно улыбался градоначальник, рассказывая, что поставка угля задержится не более чем на несколько дней. XIII. Гэтшир, сила закона и власть толпы Отделение жандармерии у знатного района Ничто не предвещало беды. Кроме, пожалуй, того, что они до сих пор находились в Гэтшире, городе преступников, в центре самого нищего штата из всех возможных… Дверь распахнулась будто сама по себе, и ручка отвалилась с обратной стороны, покатившись по полу. – Месье, на улочке опосля музея, уф-фух, затеяли бунт! Драку! – без стука ввалился молодой жандарм, страдая от одышки. Господин Маккей покачался на кресле и намочил усы, утопив их в лечебном бальзаме. От чего лечили сорок градусов посреди рабочего дня, Хорас предпочитал не выяснять. – Старая уловка, месье: история про многодетную мать, у которой насмерть замерзли дети, пока та, сталбыть, работу… – Не пойму, при чем тут останки Джеки Страйда, – недовольно стукнула рюмка Маккея по столу. «Пойди-ка, объясни это толпе замерзших гэтширцев», – додумался Хорас, но не обронил ни слова. На лице доносчика почти красовалась мольба: он хотел поскорее получить приказ, пока не получил по шее от кого-то, кто отправил его беспокоить генералитет. – Может, мнэм-с, не стоило объявлять столь высокий сбор за вход, – говорил Маккей о чем-то своем. Хорас вздохнул: за право прикоснуться к остывшей легенде брали, как за пинту лучшего стаута. Конечно, издалека, поверх ограждений, тело покойного отлично виднелось и бесплатно. Хорас видел его совсем свежим в соборе, но к музею тоже заглянул на пару минут – убедиться, что охраны достаточно. И что этот придурок Олланд притащил своих ребят для поддержания порядка… Молоденький доносчик снова заблеял: – Господин Маккей, что мне передать месье Хофу? – Ай, дьявол! – крякнул Маккей, пополнив новую рюмку. – Отправляйте людей, и… запросите подмогу у Гройса, да-да… немедля. Сию же… Уточнять не потребовалась – молодой жандарм затряс головой, плохонько отсалютовал и был таков. Но беспокойство, которым он заразил господина Маккея, не ушло следом. – Нет. М-дамс, – тонул во внутренней борьбе Маккей. – Нет. Пусть смотрят и боятся. Никаких поблажек! Правильно я говорю? – Вопрос не подразумевал несогласия с шефом. – Все в этом мире держится на страхе, сержант. Мгм. На редкость толковый тип, этот начальник. По крайней мере в том, как смотрит на всякое отребье. Хорасу хотя бы не приходилось бороться с рвотными позывами или тягой к драке. Бить старшего коллегу совершенно не хотелось. Удивительно, сколь разительные перемены произошли в его жизни за столь короткий миг! Да, брюзжание стариков по-своему неприятно. Только не для тех, кто целую вечность слушал самодуров и притворялся другом для вороватых отбросов. Брюзжание продолжалось, никак не задевая Хораса: – И стоит им только перестать бояться, как начнется черт знает что! – будто сам себя убеждал господин Маккей. – Бунты, стачки, убийства, грабеж… Уши Хораса безраздельно принадлежали шефу. А взглядом сержант косился в окно, цепляя неспокойную толпу в конце улицы. Рядом скрипнули половицы – начальство изволило подойти к стеклу. – Пред нами сложная задача, сержант, – шеф пучил брови, провожая взглядом отряд к музею. – Наши силы ограничены, как вам известно. М-дэмс. Но мы никак не можем позволить гражданам самоуправство! Хорас кивнул на том же инстинкте, с которым канарейка поет за прикорм. – К примеру, тот инцидент с месье Стоффом, – Маккей пальцем причесал левый ус, что угрюмо тянулся к земле, будто в противовес правому. – Можно подумать, что любое ворье, всякая чернь, раздобыв оружие, способна вертеть законом, как вздумается. Мгм. И верить, что ей ничегошеньки за то не будет!.. На этих словах даже щеки его побагровели от гнева. В таком возрасте шуточки с давлением не проходили бесследно, и Хорас закивал с еще большей прытью. Будто безоговорочное согласие какого-то сержанта могло успокоить генералитет. – Сила страха, да-да, держит наш мир в целости испокон веков. Собака скулит пред хозяином. Праведный человек боится богов. Отец властвует над детьми и женой. А закон… мг-м. Они должны нас бояться больше, чем нищеты, горя и болезни близких. Слышите? Только так им не хватит смелости законы нарушать. Вы понимаете, о чем я толкую, сержант? Хорас вытянулся в безупречной стойке, что полагалась его званию, и не сразу понял: от него ждали ответ. – Нас. Должны. Бояться! – сказал чеканно и тут же уловил недовольство во взгляде начальства. Затараторил, как на экзамене: – Смею вас заверить, господин Маккей, об этом я уже позаботился. Маккей хмурился. В сумбурной манере его посланий читалось многое: большие надежды на Хораса со стороны генералитета; желание свалить всю работу на чины пониже; смрад разложения городских элит… И удивительные, благостные перспективы карьерного роста. Хорас почти сиял. Нигде больше, кроме как в жандармерии, не соединялись в одно его тяга к возмездию и успех. Не работа, а сплошной курорт. Особенно в последние дни. – Даже если преступники и решатся повторить свою выходку, – Хорас позволил себе уверенную улыбку, – их ждет крайне… Он задумался, стараясь подобрать приличное словцо для благородного слуха. Что-то посередине между «беспросветной задницей» и «затрудненными обстоятельствами». Брови Маккея поднялись к линии редеющих волос на лбу. Ожидание стало невыносимым, и Хорас честно выпалил: – Они пожалеют, месье, что вообще задумались о таком дельце! Выражая всем своим видом праведный гнев, в глубине души он надеялся, что недобитые бандиты не только задумались, но и полезли на рожон. Новоиспеченный сержант бесстыдно мечтал. С таким азартом ждут улыбку на лице ребенка, для которого оставил подарок под кроватью на день рождения. Жалел Хорас об одном – он не увидит их лиц. Жалел не сильно. В конце концов, он уже представил все виды отчаяния на морде врагов. Не было такой ужимки, которая действительно смогла бы Хораса удивить. К тому же, он не дурак – рисковать за такое удовольствие шкурой. *** У главного здания жандармерии При уходящем свете дня вылазка казалась точной прелюдией к смерти. Рони уже десятый раз пожалел о своем решении. И только суровый наказ Жанет напоминал ему, зачем он ввязался в эту бойню. Вот только если их потуги закончатся провалом – некому будет держать слово. Да и он вряд ли вернется, чтобы расплатиться со стаей…