Кто таков этот Маккей и чем славится, Рони узнать не успел: люди Рауля выбили окно и началась стрельба. *** Шею пощипывало, будто не мылся он вечность. Пробегали по лопаткам ворсинки, точно блошиный строй. Топили в главном штабе жандармов прилично, а воробья все равно не отпускал холод. Чутье не подсказывало, оно почти трясло за плечи, и не находил воробей такой силы, чтобы его присмирить. Казалось бы – с чего? «А даже если и чего, не поздно ли трястись, когда начали?!» – злился Рони. Они зашли в логово врага, как в кабак: выбили двери, пороняли завсегдатаев на пол, живыми или мертвыми, разбили стекла, да ругались, как в подпитии. Арман с Раулем стреляли так шустро и метко, что после третьего поворота в коридоре Рони вовсе перестал опасливо озираться назад, на ведущих. Он прикрывал тыл с каким-то парнишкой, который сопел, как простывший. Бандиты стреляли, опережая врага. И падали все, кому не повезло оказаться на пути: клерки, жандармы с оружием, жандармы без оружия… Рони не знал, бывают ли посетители в главном штабе в этот час. Он выглядывал пути отхода, запоминал план эвакуации, считал окна. Со шкатулкой все начиналось почти так же. Только на этот раз вели его. И вели, надо сказать, очень недурно. – Как будем отступать? – крикнул Рони, пятясь. – И, это… прикройте. Последний патрон снова обзавелся соседями в барабане. Руки не дрожали, будто воробей делал грязную работу с самого детства. За пару минут он положил двоих и всего дважды промазал. Последний из жандармов высунулся из-за поворота. Кажется, тот пытался убежать – в его руках не было оружия. Рони знал одну милость – отправил его в лучший из миров. По крайней мере, подальше от Гэтшира. – Увидишь, – гаркнул Рауль с такой уверенностью, что Рони прикусил язык. «Страх. Он сказал мне про собор, чтобы держать в страхе», – разгадка пришла, когда ее не ждали. И Рони нервно засмеялся: будто бы до того он не был напуган. А получилось обратное – бандит теперь казался человечнее, малость ближе. Они разминулись с Сырым, и Рони вовсе перестал понимать, где находится. Комнаты походили друг на друга – столы, стеллажи, выцветшая краска на стенах, разбитый паркет. А еще – инструкции крупным шрифтом и портреты на досках почета. «Ну надо же, обычные на вид ребята, если заснять их без мундиров!» – заметил Рони. Выходит, и в том, чтобы младшим быть, есть свои преимущества. Если старший у тебя не самодур. Можно ни о чем не тревожиться и делать то, что под силу. Направят, укажут, прикроют. Рони следовал за старшим из бандитов, этим смертоносным кораблем. И отстреливал все, что появлялось перед взором. Где-то за стенами, и наверху, и по правую руку, тоже вели борьбу. Не догадаешься, кто побеждает. Одно он видел точно: с Раулем не страшно зайти в гости к врагу. И таиться не надо. Стрельба снова затихла. Арман вышел вперед, заглянул за угол и подал знак: никого, можно двигаться дальше. Это уже четвертый кабинет, который они зачистили. Поскольку Рони прикрывал тылы, он увидел, как бандиты Рауля вытолкали два железных стеллажа, перекрыв ими единственный проход в коридоре. – Твою мать, – прорычал Рауль, и Рони подошел ближе. – Жан, я ведь говорил про замыкающего… На полу лежал человек в темной одежде с маской на лице. Вернее, на том, что от него осталось. – Идем-идем, – поторопил Арман, хоть по голосу все услышали, насколько тот расстроен. – Третий, – посчитал Рони вслух. – Хороший друг? – Все хороши, – добавил один из бандитов, обогнав Рони. – У нас плохих нет. Застрелили их союзника сбоку. Черное месиво на полу ничем не отличалось от того, что Рони видал в штабе, выбив Конраду мозги. «Может, если напоминать им, что их начинка из того же слеплена, заметят, что мы тоже люди?» – воробей замер над телом, подивившись, что его не тошнит. Что-то шевельнулось за углом, и Рони дернулся в сторону. Это его и спасло. Пуля разбила гипсовую стену, с потолка ухнула побелка. Молодой паренек в офисном костюме-тройке и сам белел, как простыня после хлорки, – он явился из приоткрытой двери и снова навел оружие на воробья. «Спрятался, пропустили одного!» – Рони вскинул квинс, уже догадавшись, что не успеет. Нажал на спусковой крючок, и ноги ослабли. – Ра… Хрясь! Что-то толкнуло голову клерка, приложив к косяку. Парень удивленно скосил глаза и опрокинулся назад, выронив ружье. – Эй, подымайса! – окликнул незнакомый голос. Рони через пару секунд осознал, что кричали ему. А еще – что он рухнул на подкосившихся ногах – то ли со страху, то ли в нелепой попытке спастись. Руки ему подать не успели – воробей вскочил раньше. Сзади посмеялись. – Ты что, малек, времечко у того спросить думал? Арман чем-то щелкнул, Рони ошалело обернулся. На ладони манерного бандита сверкнуло железо, да только не ружейная сталь. Карманные часы: потасканные, со стертым узором на чехле. – Н-нет, – оправдался воробей, выдохнув. Союзники двинулись дальше. Они вышагивали по широкому кабинету, отчего-то сквозному, как коридор. – Девятнадцать сорок два, – чеканно произнес Арман, боковым зрением подметив стрелки, и так же резво спрятал часы в нагрудном кармане. – Обращайтесь. Рони шел следом и думал – нет, верил! – что на деле выбили ему мозги через лоб, и все это затянувшийся препаршивый сон. Предсмертная агония. Никак вот-вот выглянут дьявольские рога на лбу Рауля, оскалится тот и закроет дело: «Вот ты и попал, куда полагается!» Но ад ждал их впереди. Все коридоры и смежные комнаты вели к большому залу со сдвинутыми вплотную столами. Придвигали мебель так плотно, как ставили в школах, чтобы уместить учеников в мизерной комнатушке. «Целая армия клерков, – удивился Рони. – Может, сюда весь Гэтширский суд работать ходит?» По столешницам, скидывая бумаги и канцелярские принадлежности, ходили бандиты: искали уцелевших врагов. Что-то промочило ноги, и Рони вдруг понял, что через слабый шов на сапоге затекала кровь. В большом зале только-только отгремела бойня. Их команда выбралась из двустворчатого прохода, неосторожно утопленного в полу – по трем мелким ступеням лилась багровая жижа. Воробей запрыгнул на возвышенность и тщетно поболтал сапогом, пытаясь вытряхнуть влагу. – Здесь! Вот! У него, него! – верещал и тыкал пальцем какой-то клерк по правую руку. Работники штаба сидели на коленях, высоко подняв хилые руки. То ли те, кто сразу сдался, то ли те, кого зачем-то оставили в живых после боя. Пленников окружили, прижав к стене. Из десятка союзников Рони признал только Сырого, и то за счет того, что он опустил маску. Старший бандитов подошел к заложникам. – Говорят, вы двое в курсе, куда какой ключик совать, так? – Рауль не глядел на Рони, да только эти мертвенно-серые глаза снова зашевелили волоски у него на загривке. Мужичок с половиной облысевшей головы оказался храбрее: он сплюнул в Рауля и заорал: – Отцу своему присунешь, скотина! Вы, отбросы, ни черта от ме… Бах! Рони зажмурился – теплые брызги попали на лицо. А затем до его чуткого слуха донесся визг, от которого заболели виски. – А-ии! У-ух-ух-у, – пожалел свое колено лысеющий мужик. Хамить он резко передумал. Рауль только перевел взгляд на второго пленника, а тот уже копошился на поясе коллеги, приговаривая: – Я покажу, все сделаю, не стреляйте… больше не стреляйте… простите, про… И парень сдержал свое слово. Рони часто думал, что молодежь соображает быстрее своих отцов. Жизнь подтвердила его догадки. Семеро спустились к камерам, снова замочив сапоги в крови. Рони плелся следом, отмечая, что в полутьме их следы совсем черные, а вовсе не красные, как должно бы… Руки клерка тряслись, но он справлялся с задачей. Щелкал замок, отворялась дверь, и доносился радостный возглас, едва узники признавали своих. – Выбивайте остальные, мы спешим, – махнул Рауль на пожарный ящик, и ему подчинились. Хрустела древесина под топором, срывали петли. Узники заполонили коридор. Те, кто признавал Рауля, сразу просили указаний. Чужаки нелепо косились, потирали замерзшие плечи и руки, сыпали тупыми вопросами или неуверенно поднимались к свободе. – Тех, что в клетках, – последними, – кивнул старший на решетки в конце коридора. – Нашим особый уход. Рони, тебя тоже касается, так? Воробей поморщился от запаха: кто-то опрокинул пару ведер с мочой. Поход до уборной в число привилегий для узников не входил. За спиной рыдали, благодарили, грязно матерились, и только стальные голоса Рауля и Армана перекрывали этот гул. – Вы – наверх, помогите ему подняться. – Да не стой на пути, болван! – А кто? Они не вернутся?.. – Срань господня. – Помогите ей, вот, здесь… Одну из дверей снесли двумя ударами: выбивали плечом. Коридор заполнялся людьми, и на нелепые расспросы Рони молча указывал квинсом на выход. Приспустил маску с лица – воздуха снова не хватало. Холодно, сыро, нечем дышать. – Там. Туда, – помогали голоса позади, направляя узников. – Две минуты, – крикнул Арман. Кто-то врезался в воробья, чуть не свалив его с ног. Потом прилетела добавка – толкнули в стену. Рони шел вперед с упрямством кобылы перед плугом. Его окликнули. – Рали? П-фу, слава богам! – зашепелявил какой-то коротышка, перетаптываясь с ноги на ногу. – Подсоби-ка… там Эд, с соседом. Рони с непониманием опустил револьвер. Признал старого то ли врага, то ли друга из штаба на площади Исвиль. Имена завертелись в голове, и ни одно не подходило к страдающей морде напротив. Воробей уронил челюсть: – А ты здесь откуда?.. – Шевелитесь, если хотите уйти! – рявкнул Рауль. Малорослый коршун поразился не меньше Рони и потому слов не нашел. Из еще одной вскрытой камеры вывалился Эд, сильно морщась. Он шипел через зубы, и ему подставили плечо, пока Рони сводил два события воедино. «Быть не может!»