– Как там Роуз? – сказал Джеки, не опуская квинс. – Надеюсь, что отлично, – ответил птенец. И тут же объяснился, будто это важно: – Она осталась в Кивее. – Давно в Гэтшире? Это явно побольше одного вопроса. Но Виктор не подметил противоречий: – Как посмотреть. Недели три назад виделся с твоим посредником, Дэнни. Стой, ты не знал? – Джеки хмыкнул. – Значит, тебе так и не передали… – Передали, да поздно. Дэнни посчитал, что ты с графьями. Скажи спасибо, что не подстрелил. Вик повел здоровым плечом, не изменив старой привычке. – Значит, солгал мне. – Дэнни не вернулся, благодари своих дружков. Наверное, радостно бы тому было, услышь он, что Виктор из собора не выйдет. «И как до такого дошло, мальчик мой?» – рвалось наружу. Но Джеки уже много лет не подчинялся минутным прихотям. Иначе бы давно гнил в земле. Виктор тоже не был уж настолько дураком, чтобы наворотить таких дел без особенной, очень веской причины. А может, люди меняются. И глупеют. Джеки от возраста точно не похорошел. – Давай, выкладывай, как есть. Ты знал, чем дело кончится, если явишься. Какого дьявола ты тут забыл? Вик приподнял брови, словно пришел к собору с транспарантом и листком требований. – Поговорить, – удивился он. «Скорее подохнуть, как собака», – подумал про себя Джеки. Когда-то он хотел научить птенца лучшему: помочь избежать тех ошибок, которые допустил сам. Быть может, для этого стоило сделать только одно – не тащить его под небо. – Хорошо, поговорим. Начнем с самого начала. Зачем вернулся в город? Разве же в Гэтшире осталась хоть одна хорошая девчонка? Виктор покачал головой, посмотрел под ноги. Поднял левую стопу, прислонил ее к правой, как прогреть пытался. – И правда испортилась твоя память. Я дал тебе слово у рынка Жаклин, до того, как мы увидели первый штаб, что… Джеки с трудом подавил хохот. Слово, ну надо же! – А я угробил уйму сил и времени, чтобы ты чистеньким отсиживался в драном захолустье, – Джеки дернул подбородком, уточняя: – Как ты и просил. Что, и этого оказалось мало? Венчан либо с небом, либо с бабой. Третьего не дано. А Вик всегда жадничал: подавай ему и то, и другое. Джеки вздохнул, припомнив последние двадцать лет. Подумать только, как быстро они пролетели. Своих детей так и не случилось. Все чужих подбирал до первой седины. И если уж всю жизнь подбираешь чужое без спросу, все становится твоим. Взаправду. А ошибки за птенцов, как обычно, исправлять только ему. Может, это и называется «быть отцом». – Джеки Страйд предлагает умерить запросы. Картина маслом, – хмыкнул Вик. – Есть время для амбиций. Есть время для осторожности… – Так себе и советуй. – Вик почесал кончик носа, явно от пыли. – Ведь именно ты хочешь развязать войну, чтобы… Одного не переваривал Джеки больше прочего: когда птенцы его учили. Даже если перед ним уже давно не двенадцатилетний подросток с угловатой походкой и загнанным взглядом. Джеки заговорил: – Раскрой глаза! Война уже началась. Не с меня уж точно. Ты все проспал. – При войне, Джеки, воробьев стригут на службу. А тех, кто отказывается – стреляют… – Одно лицо войны видел, кажется, что знаком теперь со всеми? – Джеки дернул дулом квинса вверх, и Вик проследил за движением. – Голод, нищета, смерть. Воробьи не от хорошей жизни появились. – Как и легенды? – усмехнулся птенец. – Не гулять никому под облаками, если гремит война, Джеки. Без мира, худого или скоротечного – погубят всех к чертовой ма… Страйд оборвал этот вздор, повысив голос: – Мир не стерегут блеянием робких овец, Вик. Пойти на поклон к волкам? Вымолить у них оружие, чтобы те жрали нас чуть скромнее, а? – Это была твоя идея, – тихо добавил Виктор. Джеки исправил его: – Это была моя ошибка. Птенец закатил глаза к потолку, шумно выдохнул: – Опять по новому кругу… – Сегодня ты предлагаешь им свои услуги. Завтра они платят тебе жалование, одевают твою семью и поставляют уголь для твоего дома. Их запросы растут. А как не сможешь управиться с их аппетитом, сам попадаешь в суп! – В суп мы угодили, Джеки, ровно в тот час, когда ты решил выкинуть их ревизора в окно. Напомнить тебе?.. Джеки хохотнул. Такое забудешь. Тогда он не объяснился. Подумал, что лишние подробности ни к чему, и без того головной боли птенцу хватало. А теперь уж не поверит. Или не поймет. – Выкинул, да за дело. Раскусили наши планы, пришли с угрозами. Это должно было случиться, рано или поздно. – В ответ Виктор отвел глаза, скривил уголок рта. Не поймет уж точно. Джеки продолжил: – Думаешь, наступят они себе на горло, эти графья и их псы? Черта с два! Сильный жирует за счет слабых. Думаешь, поживут они впроголодь, чтобы остаться хорошенькими парнями? Подвинутся? Почему Гэтшир обеднел в девяносто пятом да утерся? – Джеки сделал шаг в сторону, ни на секунду не опуская квинс. – Потому что у нас не хватило чертовых пушек и военных, Вик. – Все перемешал в одном котле, – птенец положил одну руку на грудь, да вторая оставалась на перевязи – не скрестишь. Он поморщился, не в силах исполнить привычку стоять с важным видом, да выпалил: – И каков твой план? Умыть весь город кровью, выдвигая свои требования? Самому схарчить их, пока не пожалует армия от соседей, усмирять бунт? – За стол переговоров не садятся с пустыми руками. Политику делают равные. Так было и так всегда будет, малой. Не важно, о чем ты грезишь. Или я. По выражению птенца считывалось одно – политикой он подтирался, и привычки менять не намерен. Джеки когда-то был школьным учителем, еще до капитуляции штата. Сколько таких юнцов он повидал. И как те шли с горящими глазами на фронт и не возвращались. Потому что о политике и слышать не хотели. Спорить Виктор принялся с жаром, позабыл про подмерзшие ноги и оружие в чужих руках: – Ничего в тебе не изменилось. Говоришь, что времена такие настали?! Когда воробей с воробьем договориться не может? Что словом ничего не решить, не сделать лучше? Говоришь, что только война, порох, раздоры в помощь? – Виктор без угрозы шагнул в сторону, как любил расхаживать, докладываясь о работе в штабе. Жесты левой выходили скудные: – Во временах ли дело, Джеки? Как легко все свалить на… – Всегда так было. Только я не сразу прозрел. – С возрастом люди слепнут, – сказал Виктор. – Как легко все свалить на возраст, а? – вернул Джеки его же слова. Хотел сказать что-то еще, спросить, послушать. И сам себя остановил. Отсрочка перед неизбежным делает только хуже. – Как их зовут? – спросил Джеки. – Что? – Виктор наклонил голову набок, явно и не подозревал, чем кончится дело. – Кого? – Детей твоих. Вик закатил глаза, цокнул языком. Будто пристали к нему с допросом о табаке. Будто снова отчитают за пагубную привычку, птицам недопустимую. Джеки и это ему прощал. Если бы прощала и стая, поговорили бы они по душам да разошлись в стороны. Но война никогда не спрашивала, чего хочется Джеки Страйду. Вдруг птенец переменился и сказал без чувства: – Нет таких. Джеки помнил, что когда на лице у того, как в пустыне, – ни крупицы жизни! – врет за десятерых. – Брехня паршивая от первого слова. Последняя попытка, Вик. Эту сказочку про мирное небо другим втирать будешь. Я заменял тебе отца. Знаю о тебе то, чего и сам не ведаешь. Тот и не пошевелился, только слушал внимательно. Не протестовал и не перебил. – Ты ведь всегда был послушным ребенком. Самым правильным, другим в пример. Разбиться был готов за мою похвалу. Так что же? – Джеки поморщился, сделал шаг вперед, не думая. – Что они с тобой сделали, что ты против меня пошел? Виктор вскинул бровь, и Джеки осекся. Вряд ли ребята Йельса могли изобрести что-то похуже, чем жизнь в портовых трущобах. – Не с тобой, – исправился он. – С Роуз? Джеки почувствовал, как торгуется с судьбой. Будто готов ухватиться за любую новость, любое слово, чтобы передумать. Спуститься к Раулю, дать тому выпустить пар. Уладить дело, как прежде – словом, уговором. Проскочила шальная мысль – убедить мальца вернуться в стаю. Он придушил ее, как только заметил. Виктор дернул подбородком: – Если я расскажу, ты передумаешь? Заляжешь с командой на дно? – Попробуй, и ясно будет.