Лезет, спускается по стволу человек в маскхалате – медленно, аккуратно ощупывая ствол, ступая на ветки, сам больше за верёвку, с вершины брошенную, держится. Сполз. Выпрямился, расправляя затёкшее тело. Только тут на него кто-то свалился, подминая под себя и засовывая в рот вонючую портянку – уж что нашлось: – А ну, замри! – Злой шёпот в лицо, а в шею нож тычется так, что кровушка капает. – Убью, сука! Замер боец, жить хочет. А кто не хочет, кому интересно в мирное время, когда жить стало лучше, жить стало веселее, помирать. У него оклад, выслуга, пенсия не за горами… А там, где схрон, уже не таясь, оставшиеся бойцы вломились – нащупали пальчиками вход и вышибли его ногами. Скомандовали тихо: – Хенде хох! Ручки!.. И прежде чем кто-то сориентировался, ввалились, надавали по мордасам, метя в зубы, чтоб крики унять. – Лежать! Легли. Косятся испуганно. Они хоть и фронтовики бывшие, но всё равно эмгэбэшники, кабинетные работники, к таким наскокам не привыкшие. – Руки за спину! – Стянули запястья ремнями, выволокли наружу. – Встали, пошли! Сами пошли, не маленькие! Кроме одного, который уже не встал, которого с перерезанным горлом в схрон свалили, как в могилу. Пошли опять в обход. Один из бойцов, в лагерь сбегав, ватники в тюке принёс, чтобы обрядить пленников как зэков, чтобы неотличимы они были. Переоделись, двинулись. – Кто дёрнется – зарежу! Идут заключённые в одинаковых фуфайках с номерами и кепочках, своих от чужих не отличить. Пишут наблюдатели: «Семь единиц в лагерь зашли…» И время проставляют… Только уходили – четверо! Прошли к штабу. – Ваше приказание выполнено! – Это кто такие? – удивился «Полкан». – Наблюдатели. На ёлке сидели и в схроне. Четверо их было. – А четвёртый где? – Там остался. Не тащить же его нам на себе… – Так вы что?! Вы за каким… Кто вам приказывал? На месте их оставить надо было! Кто ж знал? Хотели, как лучше, а вышло хрен знает куда! – Возвращайтесь и того… Хотя, что толку, когда всех на место не вернёшь. Того, покойника, можно зарыть в сторонке, но только остальных всё равно хватятся. И что теперь делать? – Тащи их на допрос… Притащили, спросили, порезали чуток для острастки, как в боевых. Узнали… А что узнали? Только то, что те сами знали – считай ничего. Офицеры они МГБ из бывших военных, из фронтовиков. Сидели на деревьях, смотрели, писали. А для чего – сами не ведают. Дело их маленькое, и дальше своего окопчика они ничего не знают. – Что делать будем? – А хрен его знает… Мотать отсюда надо, пока не поздно, только прежде остальных с ёлок убрать, пока они не сообразили и тревогу не подняли. Снаряжай команды… Только без суеты, тихо и чтобы по территории никто не бегал… И оружие, оружие раздать. Только незаметно, внимание не привлекая. К вечеру успеем… Только не успели зэки, опоздали, потому что сунулся в схрон проверяющий, который НП обходил. Не верили старшие командиры своим, размякшим в кабинетах, оперативникам, отчего проверяли их по несколько раз в сутки. И теперь проверили. Проверили и сразу напоролись. – Чёрт возьми! – Что там?! – Хреново. Жмур там тёпленький, и глотка от уха до уха! – Один? – Один. – А остальные? – Не знаю. Чего полегче спроси… Я на рацию. Ты здесь! И смотри в оба! Полтора километра бегом, где землянка вырыта, где штаб и связь. – Давай мне третьего! Быстро! Крути свою шарманку! – Третий… Третий… Третий… Есть связь. – Третий, докладывает пятый. Чего так срочно?.. Труп у нас… Наш… И три бойца пропали… Думаю, обнаружили. Что делать? – Оставаться на связи! Разведчики хреновы, чтоб вас!.. Жди дальнейших распоряжений, чтобы ни шагу от рации! И телефоном, по прямому, в Москву. Звонок, звонок, звонок… Из-под одеяла рука к трубке тянется. И другая к тумбочке, где пенсне. – Алё, что… кто… – Голос хриплый, заспанный. – ЧП у нас, товарищ «Первый». НП раскрыто, один в потерях, трое пропали. – Что?! Когда?! – проснулся человек в пенсне. Слетел с него сон в мгновение ока и ручки затряслись. – Полчаса назад. – Что в лагере? – Пока тихо. Может, обойдётся… Нет, не обойдётся, не может обойтись, нельзя на это надеяться. Коли пропали бойцы, то, не исключено, им теперь допрос чинят и всё узнают. Что делать? Что?! Можно, конечно, ничего. Но тогда они свяжутся с «Хозяином»… А как свяжутся – никак не свяжутся, контакты у них через почту, а почта под контролем! Нет, на Иосифа они быстро выйти не смогут. А что смогут?.. Побежать смогут – врассыпную. А уж потом до «Хозяина» добраться. Или он – до них, если расследование чинить начнёт. Нет, нельзя этого допустить, невозможно! Надо их в лагере запереть. Пока – запереть, потом разбираться. Если что-то вылезет, можно попытаться отбрехаться, можно «Хозяину» про те четыре трупа наплести и про следствие милицейское. Как Он к такому самоуправству отнесётся?.. Плохо отнесётся! А если не узнает, кто это и для чего сделал?.. Тогда – никак. Потому что шум, судя по всему, поднимать не станет. Не в его это интересах, иначе бы тот майор действовал иначе и не брал отпусков за свой счёт. Не станет «Хозяин» против закона явно идти. Ах, как к месту оказались те четыре трупа!.. Держать зэков на месте, пока только держать. – Елизаров. Срочно поднимаешь в ружье весь личный состав. Нет, не отсюда и не тот, что на местах, – этих не трогать, нам лишняя болтовня ни к чему… Переодеваешь в милицейскую форму… Да, всех! Чтобы никаких эмгэбэшных погон или армейской зелёнки. Чтобы синенькие все… Дальше? А что дальше? Дальше им полсуток ходу, даже если очень спешить. А кому-то и больше. Дождутся их зэки? А если нет… – Елизаров, Третьего на связь!.. Третий, слышишь меня?.. Ну, вот и слушай! Приказ! Дай распоряжение бойцам, пусть они придержат их в периметре… Не знаю как – как хотят, хоть руками пусть за штаны держат… Да, подмога будет… Откуда мне знать… будет! А будет ли… Полсуток хода… Можно не успеть. Сто головорезов, которые, если побегут… Нужно что-то придумать… Умеет товарищ Берия думать, умеет быстрые и неординарные решения принимать. – Елизаров… Вот что… Пошуруй, найди, где есть свободные самолёты… Да, не ослышался – самолёты! Хоть военные, хоть гражданские, выгоняй их на полосы и держи под парами, и чтобы пилоты неотлучно в кабинах. Личный состав на аэродромы гони. Подыщи там, кто с парашютом прыгал и на фронте по тылам лазил, назначь их командирами… Хоть сержантов! Мне «прыгуны» важнее полковников. Полковники пусть под ними рядовыми побегают. Да – потому что прыгать будут… Они самые! С самолётов… Или ты им лично погоны сорвёшь! Вот так! Всех в форму сержантскую, автоматы в руки и парашюты на спину. И ручные пулемёты. Побольше… Сам разберёшься… Наплети им там что-нибудь… Не знаю, про бунт в лагере, про английских диверсантов или про учения… Лучше про учения, максимально приближенные к боевым. И по документам подведи, без обозначения места… Подписки со всех возьми и с «летунов» тоже! Час тебе на подготовку… Где людей брать? Я тебе скажу где… Где хочешь, хоть вы… хоть рожай! Вынимай из кабинетов, из постелей… Мобилизация у нас! Сколько? Сколько в самолёты вместятся. Хоть батальон, потому что все не долетят и не добегут. Борты горючкой под завязку залей, пилотам квадрат обозначь… Найдут! Нет, не будет костров, некому там огни палить. Пусть штурманы потрудятся. Сброс в тайге, километрах в десяти от лагеря, чтобы никто ничего не заметил. И бегом до места! В посёлок машины подгони с бойцами из соседней области, чтобы готовы были в любой момент подскочить. И еще… Там перешеек, там у них какая-то засада… Освободи его заранее. Всё! Десант сбросить, потом основные силы на автомобилях подтянуть, если помощь понадобится. Чтобы никто, ни единая душа не вырвалась! Кажется, всё. Или нет? Потому что неизвестно, как всё обернётся и коли не так, как хотелось бы, то совсем хреново будет. Потому что полковники еще те вояки… Задумался товарищ Берия. И, кажется, придумал. – И вот что еще… Бери дела тех зэков. Всех. И мне на стол. Быстро! Через пятнадцать минут буду на месте! И чтобы ты и еще пара офицеров, которые посмышлёнее… Шевельнулось одеяло. Кудрявая головка из-под него выпала. – Ты всё, Лаврентий?.. Тогда ложись, мне холодно. Оскалился Лаврентий Павлович, но сдержался. – Спи… Не мешай… Дела у меня срочные! – Ну, Лаврентий… – Молчи, дура!.. И спи! Не до тебя теперь! Того и гляди… Меня… И тебя тоже! Всех! И товарищ Берия стал быстро, как новобранец по тревоге, натягивать на себя штаны… Потому что тревога… Во всех смыслах слова!