* Алистер вернулся домой только в двенадцатом часу ночи, в приподнятом настроении. — С какой новости начать — с хорошей или с очень хорошей? — спросил он, усевшись на постель, в которой она лежала без сна вот уже много часов. Джоанна приподнялась и ответила на его поцелуй, волнуясь из-за предстоящего разговора про попытку Хлои забраться к ним в дом. — С какой хочешь. — Ладно. Тогда с хорошей. Нас снимают в «60 минут» на следующей неделе! — Ты шутишь? Чего же тут хорошего? Ты ведь отказался, правда? — И еще — контракт на книгу! Пятьдесят штук аванса! — Я повторяю: ты шутишь? Чего хорошего в этих твоих новостях? Мы этого делать не будем, Алистер. — Ладно, ладно, я тебя понимаю. Потом еще поговорим об этом, я тебе кое-что покажу. А очень хорошая новость — вот какая: адвокат говорит, что против нас нет никаких веских обвинений. Мы больше не являемся подозреваемыми, даже неофициально. Они считают, что сплетни вокруг нас — это обычное дело и ни на что не влияют. Тут Алистер сделал паузу, после которой воскликнул с нескрываемым восторгом: — А еще Хлоя прогуливает школу! — Это, по-твоему, очень хорошая новость? Джоанна не верила своим ушам — каким счастливым голосом Алистер сообщил ей об этом! Она вдруг почувствовала, что обязана защитить Хлою. Ей расхотелось рассказывать ему о том, что произошло сегодня днем. — Нет, новость, конечно, не очень хорошая, — согласился он. — Но зато это доказывает, что мать не может обеспечить ей безопасного существования. Ребенка никто не контролирует! — Алистер, я тоже не смогу обеспечить ей безопасного существования. Сейчас не время проводить слушания. Это просто безумие. Хлоя меня ненавидит. Суд прислушается к ее чувствам, к тому, что она скажет. Они не отдадут ее на попечение человека, которого она терпеть не может, — и тем более человеку, переживающему сейчас то, что переживаю я. Алистер, я сейчас совсем не в форме. Я имею в виду психически. Мне правда плохо. Мне мерещится такое… Чего там навыписывал мне врач — нейролептики? — Нет, только антидепрессанты. — Что, если в результате всей этой неразберихи ее передадут чужим людям или вообще отправят в приют? Лицо Алистера закаменело, и он назвал первую букву алфавита: — А. О боже, опять список с пунктами. Если сейчас он отогнет палец, чтобы обозначить начало списка, она вцепится и будет загибать его назад, пока не сломает. — …она не может ненавидеть тебя, она тебя даже не знает. Б: у нее чокнутая мать, которая накручивает ее против всех. В: она — обыкновенный подросток, который злится из-за того, что родители разошлись. Г: в ее жизни царит хаос и отсутствует контроль. Д: мы — хорошие люди. И наконец, Е: суд увидит все вышеперечисленное и снимет с нас подозрения. Он не отгибал пальцы, но это его перечисление пунктов привело Джоанну в ярость: засопев, она стала тихонько раскачиваться. — Сядь, я хочу с тобой об этом поговорить. Мне нужно, чтобы ты меня выслушал. Она с гордостью сознавала, что говорит твердо и четко. Умница. Но, вместо того чтобы сесть, позволив Джоанне говорить честно и уверенно, Алистер выпрямился, отчего стал казаться еще выше, и забубнил: — Нет, безумие не это. Безумие — это то, что, по-твоему, не будет ничего страшного, если я потеряю обоих своих детей. Сегодня я сплю один. Ты можешь лечь на диване. 21 Александра 1 марта Я проснулась в пять утра от громкого плача Хлои. Вошла к ней — она сидит в постели и протягивает ко мне руки, чтобы обнять. — Мама! Мама, прости меня, прости! Я сказала ей, что ничего страшного, просто с похмелья все кажется ужасным. — Нет, дело не в этом. Я сделала ужасную вещь. Хлоя рассказывает мне о своем блоге. Сперва она была уверена, что сможет помочь отыскать Ноя — чувствовала, что это ее долг, она так и говорила с самого начала. Но шли дни, и она стала считать, что он погиб, и тогда главной мотивацией сделалась месть. Каждую свободную минуту Хлоя посвящала тому, чтобы найти улики против Джоанны, и по мере того как соображений и обвинений становилось все больше, ее все меньше заботило, что ее блог бросает тень заодно и на отца, «потому что ему на меня плевать». Я давно не обнимала Хлою, и вот теперь я прижимаю ее к себе, даю ей выплакаться мне в плечо. — Ну-ну, ничего, — говорю я. — Ничего, моя хорошая. Хлоя говорит, что написала письмо в суд — о том, что она любит меня, что ей нравится жить со мной и что она не хочет ни к ним, ни в Шотландию. Думаю, этого письма было бы достаточно для того, чтобы мы выиграли процесс, если бы Хлоя не ударилась в прогулы и алкоголь и если бы меня не застукали за причинением ей физического вреда. От этой мысли мне всякий раз становится дурно. Я все надеюсь на чудо, хотя прекрасно понимаю, что спасти нас может только одно: если Алистера и/или Джоанну обвинят в убийстве их ребенка. Но для Хлои это будет куда хуже, чем пожить пару лет без меня. — Всего пару лет! — говорю я Хлое сквозь рыдания. — И где бы ты ни была, я поеду за тобой. Я получу разрешение на работу и найду себе дом совсем рядом с вашим — тебе еще надоест постоянно меня видеть! — Этого не будет. Я не хочу с ними жить. Он мне больше не нужен. Я даже его тупого медведя выбросила. — Не может быть! Где он? — Нету. Он больше не имеет ко мне никакого отношения. А ее я ненавижу. Ненавижу эту дуру. — Ты ведь не думаешь, что это она убила Ноя, правда? — Не знаю. Иногда у меня от ненависти прямо крыша едет. — Не надо, — прошу я. — Постарайся перестать ее ненавидеть. Может быть, мои слова тебя огорчат, но я рада, что не осталась с твоим отцом. Я благодарна, что произошло нечто такое, из-за чего нам пришлось расстаться. И, послушай, не будем терять надежду, что Ной найдется, но больше никаких блогов, хорошо? Она смотрит на меня с такой любовью, что, когда она кивает, я знаю: это правда. * Когда Хлоя ушла в школу, позвонила адвокатша — сказать, что в суде освободилось время для нашего слушания и оно состоится через два дня. Слушание могли бы и отложить в связи с ситуацией с Ноем, но у соцмальчика сложилось ощущение, что Хлоя подвергается опасности, оставаясь в одном доме со мной. Если бы след от моего большого пальца не исчез до его ухода (мальчик проверил: след исчез) и если бы мне не оказали поддержку мои «прекрасные и любящие родители», он увез бы ее от меня в тот же вечер. Адвокатша предполагает, что мои шансы на победу после того, что произошло вчера, снизились до тридцати процентов. Между тем Алистеру и Джоанне в деле об исчезновении Ноя не вменяется никаких конкретных обвинений. Слухи оказались лишь слухами, и в полиции принято решение в дальнейшем их игнорировать. А это значит, что через два дня моя девочка, возможно, отправится жить с ним и его любовницей, где бы им ни вздумалось поселиться. * Едва адвокатша повесила трубку, как позвонил Алистер. Он едет сюда. Видимо, ждал, пока Хлоя уйдет в школу. Говорит, что хочет завезти мне кое-какие вещи, которые я хранила в доме его матери, но я уверена, что это всего лишь повод. Я волнуюсь. Наверняка у него есть какой-то план. У него всегда есть план. Я согласилась, не подумав. Надо было запретить ему приезжать или назначить другой день и попросить родителей, чтобы они тоже приехали и были тут со мной. Но я ничего этого не сделала, просто согласилась. Когда мы только познакомились, я так просто не соглашалась. Мой офис был ничуть не хуже того, в Риалто-Тауэрс, тоже сплошные декольте и бискотти. Я была крутой. И даже смешной. Он мне так и сказал, в баре в Карлтоне, где мы познакомились. — Вы смешная! Поесть не хотите? Я задумчиво меряю дом шагами: из спальни в комнату Хлои, оттуда — в гостиную, в кухню, в ванную и даже в постирочную. Мимоходом привожу дом в порядок. Ставлю чайник, насыпаю свежего кофе во френч-пресс. Открываю окна, протираю столешницы, взбиваю подушки. Переодеваюсь в джинсы. Потом в спортивный костюм. Потом обратно в джинсы. Ругаю себя последними словами. С тех пор как я их застукала, я получила моральное превосходство и вроде бы должна была его за собой сохранить, правда? Он девять месяцев меня обманывал. А если верить Филу, то и раньше делал то же самое. Наш брак всегда был ложью. Он говорил мне, что отправляется на совещание, а сам трахался по всему городу, заливая любовными соками нашу машину и наше постельное белье. Говорил, что накачивает бицепсы и сбривает волосы в паху ради меня. Говорил, что не хочет секса, потому что перенервничал на работе или слишком много выпил. Или же говорил, что ему бы хотелось заняться сексом, но почему бы нам не придумать что-нибудь новое? Разве обязательно каждый раз делать это в спальне? Может, я включу воображение и изобрету какую-нибудь альтернативу? Говорил, что не может пойти на школьный спектакль, в котором участвует Хлоя, потому что у него совещание. Говорил, что любит меня. Говорил, что всегда будет рядом, что бы ни случилось. И после всего этого он столько раз отнимал у меня это самое моральное превосходство! Первое: я отняла у него ребенка. Похитила! Второе: я вожу машину в состоянии алкогольного опьянения. Третье: я ущипнула ребенка. Может, меня и не обвинят в умышленном нанесении телесных повреждений, но сам факт зафиксирован социальной службой. Жестокое обращение с детьми, что может быть хуже. Четвертое: он — отец похищенного ребенка. Морально он недосягаем.