— Классные желтые туфли, — заявила она Дэвиду. Николас поморщился. — Тебе нравятся? — спросил Дэвид, благосклонно глядя на нее. — Я так рад. Он понимал, что Бриджит постесняется рассказать о телефонном разговоре, но времени расспросить ее не осталось — Иветта доложила, что ужин готов. Ничего страшного, подумал Дэвид, разберемся позже. В погоне за знанием нет смысла убивать кролика преждевременно, сначала надо выяснить, как его глаза и кожа переносят шампунь и тушь для ресниц. И вообще, зачем «бабочку колесовать»{45}, когда ей самое место на булавке. Обрадованный этими утешительными размышлениями, Дэвид встал с кресла и торжественно провозгласил: — Пойдемте ужинать. Огоньки свечей в столовой задрожали, потревоженные сквозняком из раскрытых дверей, и расписные панели на стенах ожили. Вереница благодарных крестьян, так восхищавшая Дэвида, чуть продвинулась по извилистой дороге к воротам замка, а потом снова отдалилась, когда пламя качнулось в сторону. Колеса телеги, застрявшей в канаве на обочине, словно бы со скрипом шевельнулись, а осел, впряженный в телегу, оброс новыми мышцами. Иветта внесла две мисочки с соусом руй для рыбного супа, а на каждом конце стола стояла запотевшая зеленая бутылка шампанского. По пути из гостиной в столовую Николас еще раз попытался привлечь внимание к своему навязчивому рассказу. Теперь действие разворачивалось в особняке князя и княгини де Келькешоз. — Вжух! — выкрикнул Николас, отчаянно жестикулируя. — И бесценные гобелены пятнадцатого века вспыхнули, и весь их hôtel particulier[12] сгорел дотла. Прием пришлось отменить. После этого скандала, о котором говорила вся Франция, эссенцию водорослей отозвали отовсюду, а ее производство запретили по всему миру. — С фамилией им тоже не повезло, — заметила Анна. — И сейчас этой эссенции нигде не достать, — воскликнул Николас, совершенно измотанный своими усилиями. — Ну и правильно. Кому хочется, чтобы их партикулярный отель сгорел дотла? Мне вот нисколечко не хочется. Все ждали, когда их рассадят, и вопросительно смотрели на Элинор. В общем-то, задача была несложной — женщины рядом с Дэвидом, мужчины рядом с ней, и пары порознь, — но Элинор почему-то решила, что обязательно допустит ошибку, что приведет Дэвида в ярость. — Анна, будь добра… нет, не туда… нет, извини… — растерянно лепетала Элинор. — Хорошо, что нас всего шестеро, — громким шепотом сказал Дэвид Николасу. — Есть надежда, что она разберется, кого куда, и суп не успеет остыть, — преданно поддакнул Николас. Ненавижу званые ужины, подумала Бриджит. Иветта внесла дымящуюся супницу. — А скажи мне, дорогая, как тебе император Гальба? — спросил Дэвид у Анны, вежливо склонившись к ней, чтобы подчеркнуть полное отсутствие интереса к Бриджит. Именно такого поворота разговора Анна и опасалась. «Кто это — Гальба?» — подумала она, но вслух сказала: — Любопытная личность, но меня больше заинтересовал Калигула. Как ты думаешь, почему он так зациклился на сестрах? — Ну ты же знаешь поговорку, — ухмыльнулся Дэвид. — Порок не плох, но кровосмешенье — лучшее развлеченье{46}. — Но в чем здесь психологическая подоплека? — с притворным изумлением спросила Анна. — Что это — нарциссизм? Желание соблазнить самого себя? — Нет, скорее убеждение, что только самые близкие родственники были способны осознать всю глубину его страданий. Как известно, Тиберий вырезал почти всю семью Калигулы, уцелели только Калигула и Друзилла. Только она его понимала. Дэвид пригубил вино, а Анна, все еще притворяясь примерной ученицей, поинтересовалась: — А почему Калигула считал, что сможет пытками вытянуть из жены объяснение своей привязанности к ней? — Официально ее обвинили в колдовстве, но, судя по всему, он с подозрением относился к теплым чувствам, испытываемым не под страхом смерти. — И в общем он питал те же подозрения относительно всех своих подданных, римских граждан, верно? — В общем, да, лорд Коппер{47}, — ответил Дэвид с таким видом, будто ему было известно то, чего он никогда и никому не расскажет. «Вот они, преимущества классического образования», — подумала Анна, которая часто слышала, как Дэвид и Виктор о них беседовали. Виктор молча и очень быстро поглощал суп, а Николас рассказывал ему о поминках Джонатана Кройдена. Элинор, отставив тарелку, закурила сигарету — несколько таблеток декседрина отбили у нее аппетит. Бриджит сосредоточенно грезила о чем-то. — Я не сторонник поминок. — Виктор пожевал губами, будто пробуя на вкус неискренность своих слов. — Они просто предлог для вечеринки. — Плохо то, что они предлог для плохих вечеринок. Вы с Николасом Кройдена обсуждаете? — Да, — кивнул Виктор. — Говорят, его интереснее было слушать, а не читать. Ну, к его творчеству тоже есть претензии. Дэвид сверкнул зубами, одобряя колкость: — А Николас тебе сказал, что твой приятель Виджей тоже был на поминках? — Нет, — ответил Виктор. — Кстати, ты ведь до сих пор не объяснила, почему он так неожиданно уехал, — сказал Дэвид, поворачиваясь к Анне. Она уже несколько раз уклонялась от ответа на этот вопрос, поэтому Дэвид нарочно задавал его при каждой встрече. — Не может быть, — подыграла ему Анна. — Он страдал недержанием мочи? — спросил Дэвид. — Нет, — ответила она. — Неужели он пытался с тобой заигрывать? — Ни в коем случае. — Он просто вел себя как обычно, — предположил Николас. — Вполне может быть, — сказала Анна. — Но уехал он не из-за этого. — Желание распространить информацию сродни голоду и часто возникает в тех случаях, когда собеседник проявляет любопытство или, наоборот, демонстративно остается равнодушным, — с важным видом изрек Виктор. — Что ж, — сказала Анна, чтобы спасти Виктора от молчания, которое наверняка последовало бы за его заявлением. — Вряд ли вам, людям широких взглядов, это покажется странным, но когда я принесла в его спальню рубашки из стирки, то обнаружила стопку жутких журналов. Не порнографических, а гораздо хуже. Нет, разумеется, я не стала бы указывать ему на дверь. В конце концов, пусть себе читает что угодно. А он неожиданно вернулся, застал меня в спальне и устроил скандал на пустом месте. Ну, я и не выдержала. — Молодец, — робко заметила Элинор. — А что за журналы? — осведомился Николас, откинувшись на спинку стула и скрестив ноги. — Надо было их конфисковать, — хихикнула Бриджит. — Да ну, гадость какая-то. Распятие. Всякая зоофилия. — Как интересно, — заявил Николас. — От Виджея я такого не ожидал. — Правда? Вот и бедная свинья тоже не ожидала, — сказала Анна. Решив замять неловкость, Виктор хохотнул: — Этика наших отношений с животным миром — дело темное. — Мы их убиваем, если нам этого хочется, — отрезал Дэвид. — Ничего темного в этом нет. — Дэвид, этика изучает не поступки, а то, как следует поступать, — пояснил Виктор. — Поэтому не стоит тратить на нее время, — шутливо заметил Николас. — А почему ты считаешь аморальность превосходным качеством? — спросила его Анна. — Дело не в превосходстве, — ответил он, раздувая ноздри. — А в том, чтобы не быть занудой или хлыщом. — В Николасе все превосходно, — сказал Дэвид. — Даже если бы он был занудой или хлыщом, то и в этом бы всех превзошел. — Спасибо, Дэвид, — с нарочитым благодушием отозвался Николас. — В английском языке, — начал Виктор, — слово «зануда» сродни словам, обозначающим профессию, например, как «юрист» или «кондитер». Другие языки выражают это словосочетаниями «скучный человек» или «с ним скучно», то есть имеется в виду преходящее состояние, которое может перемениться. Пока неизвестно, указывает ли это на повышенную нетерпимость англичан к скучным людям или на особую интенсивность английской скуки. «Это указывает на то, что вы — нудные старые пердуны», — подумала Бриджит. Иветта унесла суповые тарелки и закрыла за собой дверь. Язычки свечей качнулись, крестьяне на стенах снова ожили. — Надо стремиться к ennui, — заявил Дэвид. — Разумеется, — сказала Анна, — это не просто слово, которым французы называют старую добрую скуку. Это скука и богатство или скука и высокомерие. Для меня все скучно, поэтому я привлекаю всеобщий интерес. Почему-то никому не приходит в голову, что невозможно объять картину мира и при этом не быть ее частью. Воцарилось молчание. Иветта внесла в столовую блюдо с жареной олениной и овощами. — Любимая, у тебя великолепная память, — сказал Дэвид Элинор. — Ты точь-в-точь повторила меню ужина, которым мы в прошлый раз угощали Анну и Виктора.