Звонить Ландерстергу я буду уже завтра, после тренировок. Потому что, как сказал Дораж, на эмоциях можно наговорить очень много глупостей. Глава 23 – Лаура, соберись! – сердито командует Эльда. – Последние пятнадцать минут у меня ощущение, что музыка отдельно, а ты отдельно. У тебя сегодня финальная тренировка, если ты помнишь. Такое забудешь. Я останавливаюсь и подъезжаю к бортику. – Мне нужен перерыв. – Четвертый? Завтра так же будешь ныть на кастинге? – Сегодня я не на кастинге, – огрызаюсь я. – Это определенно радует. Потому что если бы ты так двигалась на кастинге, я бы тебе даже номер завершить не позволила. – Какое счастье, что тебя не будет в жюри! – Две минуты. Обменявшись «комплиментами», мы расходимся: Эльда кого-то набирает, а я надеваю защиту на лезвия и иду к скамейке, где стоит бутылка с водой. Говорить о том, что я не выспалась, не имеет смысла, это к делу не относится. Эльда всегда отвечает, что это мои проблемы, но это и правда исключительно мои проблемы. Я всю ночь ворочалась с боку на бок, задремала только под утро на пару часов. Если бы я хотя бы волновалась по поводу завтрашнего! Но нет, я думала исключительно о драконах. О том, какой набл старший, и о том, как мне попасть к младшему. В итоге додумалась до того, что если младшего от меня закрыли, значит, я заставляю его нервничать, следовательно, и делать мне в резиденции больше нечего. По-хорошему, радоваться бы, но я не радовалась. Потому что сначала вспоминалась мордашка Верража, а потом – морда Ландерстерга, когда он склонялся, чтобы меня поцеловать. Чтоб его драконы покусали! – Две минуты вышли. На лед, – командует Эльда как раз в тот момент, когда я закручиваю крышку и ставлю бутылку на скамейку. – Иду. Защита снова на покрытии, а я снова на льду. Мне нужно сосредоточиться, мне нужно оттанцевать этот номер, довести его до автоматизма, до такого уровня, чтобы импровизация заключалась только в расположении лент над катком. Я снова вливаюсь в танец, но даже сама чувствую – нет, не то что музыка отдельно, а я отдельно, а то, что я не ловлю то, что танцую. Такого со мной не было уже давно. Такого, когда я словно глохну и двигаюсь наугад. – Профессионально, – замечает Эльда, когда я останавливаюсь со вскинутыми руками. – Но без огонька. Если бы ты танцевала обязательную программу, я бы прямо сейчас тебя отпустила и сказала – отдыхай до завтра. Но завтра у тебя не спорт, дорогая. Завтра у тебя представление, от которого зависит вся твоя дальнейшая жизнь. – Звучит страшно. – Ты сама этого хотела. Что-то случилось? Завтра пойдет сиреневый снег: Эльда спрашивает у меня, что случилось! – Нет. Все в порядке. Она испытующе смотрит на меня, светлые глаза на миг сужаются. Но только на миг. – Тогда халтурить причины не вижу. Давай. Повтори все то же самое, что ты делала сейчас, только так, чтобы я это почувствовала. Легко сказать. Как можно сделать, чтобы она это почувствовала, если я сама ничего не чувствую? Ладно, ныть и правда не время. Вот завтра оттанцую, пройду кастинг, а потом буду неделю ныть по поводу того, что Ландерстергу… тьфу ты! Не буду я по поводу него ныть. Никогда! И с Верражем обязательно увижусь. Сегодня же! – Ого, глазки загорелись, – произносит Эльда. – Прогресс! К чему бы? – К тому, что была проведена небольшая внутренняя работа. Давай музыку. Музыка взрывается надо льдом первыми аккордами: вливаясь в нее, я вскидываю руки. Чтобы мгновением позже скользнуть в сторону. Холодное море – Холодный твой дом. И сердце твое скрыто Снегом и льдом. Холодные чувства – Холодная страсть. Она не позволит Мне в небо упасть. Музыка набирает силу, и силу набирают мои движения, скорость и яркость, выраженные в каждом развороте. Но есть кое-что Посильнее огня, И ты не поверишь – Хоть знаешь меня! Хоть видишь во мне Эти чувства давно… Тебе самому Их прожить не дано. Сейчас мне нужно держать в уме, что на музыкальном проигрыше я буду подниматься на лентах от смягченных, спокойных нот – к сильным, по нарастанию. Довольно сложно, но пока что я повторяю эти движения на месте, представляя, что уже поднимаюсь надо льдом. Все выше и выше, пока акцент от ударившей в музыке ярости не проходит сквозь меня, а дальше – мне надо будет спуститься в разворачивающейся мелодии и в разворачивающихся лентах. Все ниже и ниже, пока коньки не коснутся льда, и из прогиба снова уйти в движение. На словах: Распахнуты настежь Все окна мои! И ветер давно Поселился в крови. Он ярче, чем пламя, Сильнее штормов! Позволит избавиться Мне от оков.