— Ну хорошо, друзья мои, я рад, что мы пришли к согласию. Думаю, что вам нужно обдумать наши общие дела. Суток на это должно хватить. Встретимся завтра здесь в то же время. После этого я без всякого перехода начинаю уже привычно запугивать собеседников: — Я сейчас уйду, а вы, конечно, станете обсуждать и просчитывать варианты. Хочу вас предупредить — пусть ваши мысли и, тем паче, дела останутся в русле наших договоренностей. Не надо звонить знакомым, выяснять о возможных покупателях, пытаться напустить на меня кого-нибудь. Не создавайте себе лишнюю головную боль. Татьяна, наконец, решает показать характер: — А что вы нас запугиваете? — Я не запугиваю, я обрисовываю перспективу. Но женщина не унимается: — Мы еще ничего не решили! Приходится подавлять мятеж на корню и притом чужими рукам и. — Глеб, мне нужно знать, кто у вас принимает решение. Что это за игры — «решили-не решили»?! Мы что, начинаем препираться по новой? Трюк срабатывает безотказно — Глеб начинает медленно надуваться. Выпятив грудь, он снисходительно смотрит на свою напарницу и говорит: — Никаких дискуссий. Мы будем это делать. До завтра. Последняя фраза адресована мне. Думаю, прощание было» весьма своевременным. К чему мне наблюдать, как мои новые знакомые станут выяснять, кто из них на самом деле главный? * * * — Как у нее настроение? За эти дни я ог отвык от Наталии Алексеевны. Мы с Верой поднимаемся по лестнице. Нам предстоит встреча с Завадской, предчувствие которой, как обычно, вызывает у меня легкую нервную дрожь. Остановившись на площадке и без необходимости поправляя мне галстук, Вера сообщает: — Какое у нее может быть настроение? Скверное настроение. Она предпочла бы не встречаться с тобой. Но со мной ей трудно спорить. Я уговаривала ее полдня и часть вечера. Ты — мой должник. — Я согласен на должника. — Конечно, согласен. Ты ведь еще не получил своего за недавнее исчезновение. — Оставь ты, ради Бога! А что Наталия Алексеевна сказала? Поморщившись, Вера говорит: — Думаю, она повторит это еще раз. Но главное — она обещала помочь. А ты — побольше молчи. Пожав плечами, покоряюсь требованию. В конце концов, молчать не самое трудное. Завадская мне не особенно нужна. Этот визит организован ради ее друга студенческой молодости, ныне занимающего важный пост в американской фармацевтической корпорации. В гостиной за столом сидят Завадская и пожилой благообразный мужчина лет семидесяти в темном костюме. При нашем появлении Наталия Александровна довольно холодно кивает, а мужчина бодро встает и, одобрительно оглядев Веру, протягивает мне руку. — Виктор Сухоруков. Натали просила меня встретиться с вами, хотя я не представляю, о чем мы могли бы говорить. — У меня есть некоторые предложения, которые, вполне вероятно, вас заинтересуют. Они касаются получения чистых веществ в космосе. Завадская молча ставит на стол бутылку коньяка, с помощью Веры приносит кофе и, взяв в руки какую-то книгу прошлого века, садится в стороне. Вера, убедившись, что наша с ее бабкой встреча обошлась без кровопролития, уезжает по своим делам. Еще на улице она сказала, что через час должна быть на работе. Чуть пригубив коняк и не уделяя особенного внимания кофе, Сухоруков говорит: — Наша компания действительно использует технологии получения чистых веществ в невесомости. Они необходимы для производства лекарств. Но дело в том, что в своей корпорации я занимаюсь совсем другим. — Но вы можете связаться с теми людьми, которых это непосредственно касается. Виктор строптиво пожимает плечами. — Вы должны знать, как любое начальство не любит, когда кто-нибудь лезет не в свое дело. Хотя я и вице-президент… Завадская, которая, как выясняется, была занята не столько своей древней книгой, сколько нашим разговором, неожиданно подает голос из кресла: — Виктор, прекрати. Америка тебя испортила. Кстати, тебе надо бросить эти гамбургеры. Посмотри на свой живот. Поежившись и скосив глаза на свой галстук, Виктор пытается несмело сопротивляться: — Не понимаю, при чем тут мой живот? — Ни при чем. Это я так, к слову. Помнишь, ты говорил, что сделаешь для меня все, что угодно? Подумав, Виктор осторожно отвечает: — Я все помню. Но, Натали, это было сорок лет назад, когда я просил твоей руки. Это заявление никак нельзя признать удачным. Как обычно, в подобных ситуациях мне хочется выйти или стать на время глухим. Ужасно, когда хрупкое и в общем-то слабое существо утверждает свое превосходство, не считаясь с чувствами пострадавшего, который имеет значительное превосходство в силе, но слабее морально. Завадская, отложив книгу в сторону и надменно вздернув голову, резко интересуется: — И что изменилось с тех пор? Видимо, хорошо зная свою собеседницу, мужчина быстро соглашается: — Ничего! После некоторого колебания он, как бы про себя, добавляет: — Ты, во всяком случае, абсолютно та же. — Виктор! — О, Господи, ну ладно! Результатом этой короткой перепалки становится то, что Виктор утрачивает остатки строптивости и довольно покладисто рассказывает о своей компании, изредка опасливо поглядывая в сторону Завадской. Послушав нашу беседу еще минут десять, Завадская поднимается и выходит. Проводив ее взглядом, Виктор прерывает свой рассказ, наклоняется ко мне и негромко говорит: — Потрясающая женщина! Жаль, вы ее не видели в молодости! Вылитая мадонна работы Леонардо, которая в Эрмитаже. Была невероятно хороша. Я четыре раза делал ей предложение. Но — увы! Теперь женат на женщине, которая за последние двадцать лет сделала мне замечание только один раз. Когда я разбил нашу новую незастрахованную машину. Она сидела на переднем сиденье. Давайте выпьем. По мере того как уровень коньяка в бутылке понижается, Виктор становится всё более конструктивен, и минут через сорок мы достигаем договоренности. Напоследок Сухоруков дружелюбно говорит: — Я сегодня же переговорю по телефону со своими боссами с Нью-Йорке. Если ваше предложение так выгодно, как вы говорите, я постараюсь, чтобы его приняли. В принципе, Госдепартамент старается ограничить использование русской космической техники американскими компаниями. Но есть разные способы обойти эти ограничения. * * * На следующий день опять еду к своим новым знакомым, которым предстоит играть роль продавцов коллекции. Однако у дома я нахожу необходимым оказаться на час раньше назначенного срока. Такова участь осторожных людей — на все встречи и свидания я прихожу заранее, дабы узнать, не будет ли в нашей компании лишних участников. Увидев меня в кафе, официантка округляет глаза. Вполне вероятно, это оттого, что после моего вчерашнего посещения у них не осталось ни капли кофе. И теперь она боится за лицо заведения. Кивнув в ответ на мое приветствие, девушка проводит меня к столику у окна и настороженно ждет. — Дайте мне, пожалуйста, э-э-э… — Кофе? — Не надо кофе. Пока бокал красного вина. А там посмотрим. — Мсье п. нам надолго? — Это зависит от ваших запасов вина. Глубоко задумавшись, она уходит выполнять заказ, а я принимаюсь разглядывать подъезд дома напротив. Интересно, за кого официантка меня принимает? Правда, гадать особенно нечего — больше всего я похож на туриста, тронувшегося рассудком. Часовое ожидание в кафе не приносит результата. Вернее, результатом становится уверенность в том, что мои новые знакомые не намерены устраивать мне неприятности. Тем лучше и для них, и для меня. Чашка кофе венчает почти бутылку вина, и, расплатившись, я покидаю гостеприимное кафе. На этот раз дверь мне открывает Глеб. Татьяна ждет в уже знакомой гостиной. Оба они подчеркнуто деловиты. Неизвестно, правда, как это может сказаться на нашем общении. Поэтому сразу беру инициативу в свои руки. — Итак, друзья мои, наша с вами операция была в общих чертах обсуждена еще вчера. Детали мы станем прорабатывать несколько позже. Сейчас я хотел бы обсудить с вами некоторые тонкости вашего поведения в ходе дела. Можно сказать, что мы станем разрабатывать ваш имидж. В этом месте Татьяна позволяет себе пренебрежительно фыркнуть, в то время как Глеб недовольно хмыкает.