— Трудно. Но можно. У некоторых провайдеров Интернета на входе есть специальные программы-определители телефонных номеров. Они так ловят несанкционированных пользователей. Мы войдем в сервер и запустим эту программу. Все, парень выпал из общения. По мере развития мысли, Андрей уходит в себя, глаза сосредотачиваются на светильнике в углу комнаты. В конце тирады он начинает двигаться к компьютеру, ловко перебирая ногами и перекатываясь по диагонали комнаты на офисном стуле с роликами. Ровный треск клавиш убаюкивает, и я чувствую, как закрываются глаза. Напряжение последних дней сказывается в самый неожиданный момент. Очень скоро вздрагиваю от резкого возгласа: — Алексей, у провайдера компании Гутманиса такой программы нет. Но я и сам могу написать и запустить ее. — Валяй, пиши. И запускай. Разве я возражаю? Слушай, можно я прилягу на диван? Не волнуйся — ботинки сниму. Добравшись до дивана, подпихиваю под голову небольшую круглую подушку и сразу же ухожу в сон. И, кажется, через мгновение слышится голос Андрея: — Алексей, проснитесь! Программа сработала. Вот они, номера абонентов. Еще не очнувшись, протираю глаза и спросонья недовольно спрашиваю: — Почему «номера»? Каких «абонентов»? Мне нужен один абонент. Андрей обиженно отвечает: — У нескольких пользователей одинаковые имена и пароли. Поднявшись с дивана, подхожу к столу и допиваю полчашки уже совсем холодного крепкого кофе. Остатки сна быстро рассеиваются. — Извини, Андрей, это я спросонья не разобрался. Ты просто умница. Сколько их тут? Восемь? Ничего страшного, найти среди них контору Гутманиса, то есть Хелле, — дело техники. Спасибо, тебе нет цены. * * * Дождь гасит краски дня, размывает силуэты прохожих и очертания домов. Дворники широкими взмахами проявляют окружающий мир, на мгновение возвращают ему четкость линий, которые опять расплываются под струями воды. Хорошо сидеть в машине в дождь. Порывы ветра редко-редко качнут кузов. Капли барабанят по крыше. Едва слышно сопит напарник, неподвижно сидящий за рулем. — Я чувствую, нам здесь еще сидеть и сидеть. Надо было поесть чего-нибудь взять. — Бутерброды. — Что «бутерброды»? Пойти купить бутерброды? — У меня бутерброды. И чай. В термосе. Замерший рядом со мной сотрудник на редкость неразговорчив. Его можно понять — он провел в таком вот наблюдении не часы и не дни, а недели и месяцы. За это время появится отвращение не только к разговорам, а ко всему роду человеческому. И разовьется способность сидеть абсолютно неподвижно, глядя в одну точку и изредка моргая. Интересно, он думает о чем-нибудь, когда ведет наблюдение, скажем, за подъездом, из которого должен выйти объект? Я перестал думать уже через час. Сиди я здесь один, давно заснул бы. — Трудно было установить этот особняк? — И трудней бывало. У нас свои каналы. Нет, не стоит и пытаться разговорить этого молчальника. Машина стоит неподалеку от двухэтажного дома на севере Парижа. Серые оштукатуренные стены, белые переплеты окон, стриженый газон перед входом, потемневший от дождя кустарник вдоль низкой металлической ограды, фонари на въезде. Дем как дом. Сейчас в нем — новый офис конторы Гутманиса, которой теперь командует Хелле. Мы сидим здесь уже шесть часов, и пока ничего интересного не наблюдается. За это время приехали и уехали сумрачного вида мужчина лет сорока пяти и двое парней помоложе. Сейчас в доме должен быть один Хелле, планов которого мы не знаем. Лезть внутрь бессмысленно, прослушивать линии бесполезно — по телефону он ничего даже сколько-нибудь важного говорить не станет. Поэтому здесь можно только зацепить самого Хелле и проследить его передвижения. Вдруг что полезное и выяснится. Улица пустынна, редко-редко проедет машина, а прохожих почти нет вовсе. У дома стоит одинокий «лежо-406», на котором, как мы успели выяснить, ездит Хелле. Строго говоря, мне следует находиться именно здесь, так как этот дом на окраине Парижа — единственная наша зацепка. Сидящий рядом сотрудник не в курсе операции и в случае чего не сможет сразу сориентироваться. Вместе с тем, торчать на одном месте становится невыносимым. Сейчас стоило бы хорошенько проинструктировать Бортновского. Конечно, если Хелле решил залечь на дно по-настоящему, он и с Леонидом контактировать не будет. Но надо воспользоваться любой, самой малой возможностью зацепить Хелле. — Слушай, давай сделаем так: я поеду, а ты в случае необходимости меня вызовешь. Номер моего мобильного телефона у тебя есть, я смогу до тебя добраться в течение получаса. Сотрудник лениво пожимает плечами. Ему-то что — за операцию он не отвечает. На редкость невозмутимый тип. Собираюсь открыть дверцу и замираю: на пороге дома появляется Хелле. Заперев дверь и оглядев улицу, он поднимает воротник плаща, легко сбегает по ступенькам и быстро садится в свою машину. — Поехали за ним. Молчавший последний час сотрудник раскрывает рот: — В одиночку этим не занимаются. Он нас заметит. Нужна хотя бы еще одна машина. Заговорил наконец на мою голову! Захотел все по правилам! — Какая тебе машина! План «Перехват» не нужен? Поехали, говорю! Пожав плечами, сотрудник включает зажигание и, дождавшись, когда «пежо» Хелле скроется за углом, трогает машину с места. Улицы здесь пустынны, поэтому приходится отпускать Хелле довольно далеко, рискуя потерять. Ближе к центру города машин становится больше, и мы подтягиваемся к объекту наблюдения. Мой коллега ведет машину свободно, не выбиваясь из ритма общего движения, но в случае необходимости перестраиваясь в другой ряд мгновенным броском. На перекрестке, не поворачивая головы, он спрашивает: — Куда он едет? — Кто ж знает. Не исключено, что придется пешком за ним таскаться. Ориентироваться будем на ходу. Учти только — объект квалифицированный, обученный. Коллега недовольно косится в мою сторону. Попытка поставить под сомнение его профессиональные достоинства вызывает первое проявление эмоций. Тронув машину на зеленый свет, он ревниво бормочет себе под нос: — Подумаешь, «обученный»! Мы тоже не из тундры. С разными клиентами работали, никто не жаловался. — Похоже на рекламу похоронного бюро. Сотрудник недовольно морщится и замолкает. Между тем, Хелле не проявляет нервозности, не пытается провериться, ведет машину плавно и аккуратно. Либо он не видит нас, либо готовится оторваться. Между нами постоянно находятся две-три машины. — Ах, черт! На очередном светофоре машина Хелле делает рывок, пролетает на красный свет и мы видим, как она сворачивает в первый же переулок. Очередная неудача. Я начинаю от них уставать. — Все, ушел. «Никто не жаловался!» К моему удивлению, сразу за светофором коллега прижимает машину к тротуару и, глядя перед собой, ровным голосом говорит: — Не думаю, что он нас заметил. Такие вещи, как правило, чувствуешь по манере вождения объекта. Скорее всего, он перестраховаться решил. Куда он все-таки мог ехать? — Да леший его знает! У нас одна привязка — его дом. Давай возвращаться. Надо действительно вызывать еще одну машину, а то и две. Но мой собеседник решительно качает головой, отвергая предложение: — Не торопись. Если он ехал на встречу, то надо проверить ближайшие рестораны. Я знаю этот район. Нас здесь тоже не зря держат. Проехав три улицы, на четвертой мы облегченно вздыхаем и мой коллега останавливает машину. У входа в небольшой ресторан стоит знакомый «пежо». Теперь мы препираемся насчет того, кому идти в ресторан. Коллега приводит свои аргументы: По-моему, я выиграл этот спор. Подводя итог, излагаю последний и главный аргумент: — Самое важное заключается в том, что они меня знают. Как я туда полезу? Рассерженно посапывая, сотрудник достает небольшой несессер и начинает копаться в нем, перебирая мелкие предметы и детали. — Не люблю этих импровизаций. Как сейчас там работать? Попробуй, подбрось им технику, если не знаешь, где они и что они. — Хочу напомнить, оперативный состав ты, а не я. И потом — я только сюда приехал. Если я погорю, меня ведь вышлют. А ты в командировке, тебе не страшно. Чувствуя, что эти слова меня не пронимают, он начинает канючить, крутя у меня перед носом крошечным устройством на кусочке клейкой ленты: — Слушай, я тебе все объясню, как и что делать. Очень просто, вот так и так. Отлепи только защитную пленку. Я знаю этот ресторан — сядешь у входа, из зала тебя не будет видно. Там колонны такие, знаешь, с плющом, очень удобно. Молча беру у него микрофон, вылезаю из машины и шагаю к ресторану, гадая, с кем встречается Хелле. Главное, чтобы они сидели на своем месте — если Хелле, скажем, задержался в туалете и встретит меня сейчас на входе, очень удивится. В пустом вестибюле ресторана меня никто не встречает. Зал ресторана действительно совпадает с описанием, полученным от коллеги. Два столика, стоящие у самого входа, практически не видны из остального зала. Сев за один из столов, в просвет между колоннами и какой-то свисающей с них лианой просматриваю зал. В углу сидят Хелле и Ковальски. Они только что сделали заказ. Официант забирает меню, коротко кивает и уходит на кухню. Ну хорошо, они сейчас будут есть и беседовать. А мне-то что делать? Не подойти, не подобраться. О чем они говорят? Я просто изнываю от любопытства. Попросив официанта принести бокал портвейна, приглядываюсь к посетителям. Зал почти пуст. Несколько человек сидят у окна. В глубине, в углу негромко беседуют Ковальски и Хелле. Через столик от объектов сидит дама лет шестидесяти с чашкой кофе, тортом на тарелке и книгой в руках. У ее ног крутится маленькая черно-рыжая собачка с перетянутой резинкой игривой пальмочкой на голове. Как же называется эта порода? Неважно. Исследовав окрсстнос-ти своего стола, собачка решает расширить владения. Пока дама поглощена книгой, ее питомица семенит по залу, бесцеремонно обнюхивая ноги посетителей и ловко отскакивая от проходящих официантов. В принципе для этих целей используются специально дрессированные животные, которых подсылают к объекту. Но настоящий профессионал тем и отличается, что в нестандартных ситуациях фантазия позволяет ему находить новые и неожиданные решения. Опустив руку, шевелю пальцами. Уловив движение, собачка замирает, потом доверчиво приближается. Постояв некоторое время у соседнего стола, животное подходит вплотную. Взяв собаку под живот, поднимаю к себе на колени. На мгновение собачка замирает. Этого должно хватить, чтобы прикрепить ей микрофон на ошейник. Но, как это всегда бывает в подобных случаях, защитная пленка липнет к пальцам, а очнувшаяся от столбняка собака начинает бороться за свободу. Короткие взвизги привлекают внимание хозяйки собаки. Она вопросительно поднимает брови. Напряженно улыбаюсь, показывая, что без памяти люблю зверье, не могу пропустить мимо ни одну собаку. Еще несколько секунд и хозяйка направится сюда выяснять, что происходит. Животное бьется у меня в руках: сложность операции в том, что микрофон надо прикрепить на внутреннюю поверхность ошейника, для чего его приходится вывернуть. Сделав скоропалительный и абсолютно ошибочный вывод, что ее хотят удушить, собака извивается, как уж. При этом она в конце концов ухитряется, извернувшись, дважды укусить меня за палец, прежде чем я достигаю успеха. Оказавшись на полу, собака стремглав бежит к своей хозяйке и, прижавшись к ее ноге, трясется и злобно смотрит в мою сторону. Убедившись, что ее никто не намерен преследовать, собачка вновь обретает интерес к окружающему миру и начинает бродить между ножками столов и стульев. Наконец она усаживается рядом со столом Ковальски и, задрав голову, принимается разглядывать его и Хелле. Бросив на стол деньги за портвейн, выхожу на улицу и сажусь в машину. Коллега сидит, отсутствующе глядя перед собой. Это, в сочетании со вставленной в правое ухо капсулой, означает, что микрофон исправно работает. Когда я усаживаюсь в машину, он, не поворачиваясь, говорит: