* * * Большой туристический автобус останавливается на набережной, из него горохом высыпаются туристы, по преимуществу пенсионного возраста. Едва ступив на тротуар, они начинают снимать все вокруг, и, передавая друг другу фотоаппараты, самих себя. Одна старушка торопливо повязывает голову от ветра легкой косынкой и принимается водить вокруг себя видеокамерой. Сделав полный оборот вокруг своей оси, она бросается слушать гида, который заученными жестами дирижирует головами туристов. Подчиняясь ему, члены группы дружно смотрят налево, направо, поворачиваются назад. — Черт возьми, как это могло произойти? Ты что, не видел, что он может выйти из-под контроля? Что, надо учить тебя, как работают с агентами? — Меня не надо учить, как работают с агентами. Было ясно как Божий день, что полностью контролировать его мы не смогли бы ни при каких обстоятельствах. Человек, который способен достичь оборотов в несколько миллионов долларов, не станет пешкой в один день. Чтобы не накричать на меня снова, Горелов предпочитает, стиснув зубы, промолчать и только шумно переводит дыхание. На этот раз мы прогуливаемся по набережной неподалеку от Лувра. День ветреный, седые легкие волосы Горелова неожиданно вздыбливаются и падают то в одну, то в другую сторону, отчего его раздраженные тирады в мой адрес теряют значительную долю назидательности. — Владимир Николаевич, пока ясно одно: Гутманис чем-то себя выдал. Где и как — сказать трудно. Почти наверняка его расколол Хелле. Это был неизбежный риск, на своей стороне мы имели непрофессиналыюго, не до конца завербованного агента, а против нас был профессионал, постоянно следящий за ним. Даже теоретически Хелле был обязан нас переиграть. Он и переиграл. Задавив злость, Горелов устало произносит: — Иди к черту со своей теорией. Давай думать, что делать дальше. — Хорошо, давайте назовем вещи своими именами: с ликвидацией Гутманиса мы потеряли все, что наработали за это время. Он был единственным, кто мог нам помочь. Сейчас мы в тупике. Крякнув от неудовольствия, Горелов прерывает меня: — Без тебя знаю, где мы. Давай по существу. Что нам может дать этот твой ненормальный изобретатель? Если он — ключевая фигура, то в принципе все не так плохо. — Это если он действительно ключевая фигура. В ближайшее время я с ним встречусь еще раз. Но нам надо одновременно отрабатывать этого Тьери и держать под контролем Ковальски и его людей. Пока мы не знаем, о чем конкретно идет речь, придется заниматься всем вместе. — На все вместе у нас… — Извините. Звонок мобильного телефона прерывает наш разговор. Включив его, слышу фальшиво-возбужденный голос Бортновского. Очень странный человек. Он причитает, охает и стонет. В обшем, изо всех сил показывает, как огорчен тем, о чем рассказывает. На самом деле он сейчас подпрыгивает в кресле от радости и строит рожи своему отражению в полированной поверхности письменного стола. Бортновского можно понять — он ошибочно полагает, что ситуация разрешилась сама собой и я теперь от него отстану навсегда. По завершении его сбивчивого монолога насколько возможно убедительно и весомо говорю: — Не убивайся так. Это только кажется, что в большом городе легко спрятаться. Поверь мне, найдем его, никуда не денется. Через час я буду у тебя, а к вечеру у нас будут новые номера его телефонов. Да, и еще одно — не вздумай никуда деваться. Тогда тебя будем искать и я, и Хелле. Выключаю телефон и убираю его в карман. Горелов подозрительно смотрит, ожидая сообщения о новой напасти. Третья плохая новость за день действительно пришла. Чтобы не заставлять начальника томиться в ожидании, сообщаю: — Бортновский звонил. Помните, вы сказали, что все не так плохо? Так вот — установить контроль за офисом Гутманиса не удастся. Хелле перевел его в другое место. Вот теперь все действительно плохо. * * * Сложив газету с пространным отчетом о вчерашнем происшествии у ресторана и сделав глоток вина, Бортнов-ский говорит: — Кто-то свел счеты с Гугманисом. Снайпер стрелял с крыши соседнего дома. Интересно, сколько ему заплатили за один выстрел? И Бортновский глубоко задумывается. Кто не знает ситуации, подумает, что он прикидывает возможности перехода на новую стезю. На самом деле он переживает потрясение от вчерашнего события, участником или, по крайней мере, свидетелем которого он не стал по чистейшей случайности. Бортновский улетал на два дня в Лондон, вернулся этим утром и до сих пор не пришел в себя от полученных новостей. Но его один из первых вопросов просто поражает. В который раз удивляешься тому, как, читая каждый день об одном и том же, люди не представляют реального содержания событий. Вытерев губы салфеткой, спрашиваю: — Ты что, действительно думаешь, что здесь проблема одного удачного выстрела? — А чего же еще? Сейчас ты опять начнешь говорить о «технических сложностях». Бортновский говорит это, увлеченно пережевывая кусок мяса и пренебрежительно помахивая вилкой в мою сторону; Ну вот, так я и знал! Как ему объяснить, что именно технические детали решают все дело? — Ты сам-то когда-нибудь стрелял из снайперской винтовки? — Не приходилось. — То-то и оно, что не приходилось. Нужно представить себе действия шаг за шагом, чтобы понять все проблемы, с которыми то или иное дело сопряжено. — Ты, как всегда, преувеличиваешь. — Я ничего не преувеличиваю. Представь себе, что такое выяснить маршруты цели, подготовить позицию для стрельбы, оставаться на ней так, чтобы тебя не заметили, и, наконец, попасть в темноте в мишень, которая появляется в поле зрения на несколько секунд. Бортновский задумывается, потом упрямо говорит: — Но этот, который стрелял вчера в Гутманиса, смог же все это сделать. — Смог, потому что ему помогали до последнего момента. Более того, наверняка на месте был его ассистент, который указал цель. Леонид от удивления откладывает вилку. — Ты шутишь! — Ничуть. О способах индивидуального террора я мог бы много тебе порассказать. Так что в данном случае все говорит о том, что я прав. Теперь мой партнер проявляет интерес к поднятой теме. — Что ты конкретно имеешь в виду? — Очень просто. Гутманис вышел из дверей ресторана и должен был преодолеть всего несколько метров до машины. То, что они остановились — дело случая. Стреляли в него с относительно большого расстояния из винтовки с оптическим прицелом. Визир винтовки довольно сильно ограничивает поле зрения, и быстро отыскать мишень, то есть опознать в лицо человека, да еще в течение нескольких секунд очень сложно. Поэтому скорее всего рядом с Гутманисом был человек с легко опознаваемым знаком. Самое банальное — это хорошо различимая газета, которую этот человек держит в руках. Он должен появиться на выходе из ресторана, скажем, справа от жертвы, то есть Гутманиса. Такое целеуказание очень эффективно. Его вполне достаточно, чтобы снайпер мог быстро найти мишень и произвести выстрел. Вот тут на Бортновского действительно находит задумчивость. После нескольких минут размышлений он соглашается: — Ты прав, в каждом деле есть столько тонкостей! — Именно так. Поэтому, как правило, обстоятельства покушения довольно много говорят о том, как оно готовилось, какая подготовка у исполнителя и сколько примерно человек было задействовано. В некоторых случаях совершенно очевидно, что терракт отрабатывался на макетах, что прорабатывались различные варианты. При такой проработке у жертвы остается очень немного шансов. Тем более, что за исполнителем почти всегда преимущество, которое дает фактор неожиданности. Ладно, давай оставим эту тему. Поговорим о чем-нибудь более жизнеутверждающем. Но Леонид погружен в свои мысли. Очнувшись, он заглядывает в пустой бокал и очень серьезно говорит: — Если все обстоит именно так, как ты говоришь, то наше дело плохо. Что же это должен быть за человек, если он способен встать под пулю? Суля по газетному отчету, рядом с шефом были только наши. Значит, наводил кто-то из них, верно? — Верно. И здесь Бортновский делает совершенно правильный вывод. — Такое похоже только на Хелле. Тем более что сразу после этого фирма в полном составе исчезла. А команду на это мог дать только Отто — он был вторым человеком после Йозаса. И его будут слушаться беспрекословно. — Он с тобой не связывался? — Один раз звонил на мобильный. Сказал, что сам найдет. — Скажи, Леонид, Гутманис недвижимость в Париже не покупал? Подумав, Бортновский отрицательно качает головой. — Никогда не слышал. Ты прикидываешь, куда мог переехать Хелле? Забудь об этом. Гутманис был не тот человек, чтобы оставлять следы. Бортновский понял меня с полуслова, и с его выводами спорить не приходится. Горелов сказал, что постарается по своим каналам выяснить адреса всех квартир и особняков Гутманиса, куда могли перебраться на время Хелле и компания. Однако оба мы не особенно верили в успех этой попытки — учитывая характер бизнеса, который вел Гутманис, почти наверняка вся недвижимость покупалась на подставных лиц. Проще говоря, выяснять место новой лежки Хелле легальными путями — дело абсолютно гиблое. * * * Время стремительно уходит. Что делать? Время уходит. Делать нечего. Время уходит. Хелле исчез из нашего поля зрения. Это худшее из того, что можно было ожидать. Потеряв Гутманиса, мы утратили вполне реальный путь проведения ответной операции, но продолжали хотя бы видеть противника. Теперь же вместе с Хелле испарился последний шанс отработать другие варианты. Положение отчаянное. И уходит время. Что делать, абсолютно непонятно. После часовой прогулки по городу в голове начинают брезжить некоторые идеи. Еще через полчаса сижу в квартире Андрея и в пятый раз выслушиваю его вопрос: — Вы действительно не хотите больше кофе? — Старик, какой кофе! Мне взбадриваться нет надобности. Тут впору успокоительное пить. Андрей с сомнением смотрит на меня — насколько серьезно была произнесена последняя фраза и стоит ли предлагать что-нибудь из домашней аптечки. Чтобы вывести его из этого состояния, размышляю вслух: — Слушай, я что подумал. У нас ведь только одна зацепка — их выходы в Интернет. Ты ведь знаешь все сетевые реквизиты Гутманиса? Знаешь. Вряд ли Хелле стал их менять. Ну вот и все, надо через Интернет определить новый номер их телефона, а уж по номеру телефона новый адрес их конторы я выясню. Андрей, как любой легко обучаемый человек, тоже начинает размышлять вслух: