Домой Бисила вернулась уже затемно. Полоски света от масляных ламп прорезали сумрак. Ее слуха достиг плач Инико. Она ускорила шаг, но когда вбежала в комнату, сын притих. Она взяла его у Моей и зашептала нежные слова на буби. Снаружи донесся рокот барабанов, и Моей открыл дверь пошире: соседи устроили очередной праздник. Еще ни одного вечера не обходилось без песен и танцев в конце рабочего дня; причины могли быть самые разные: день рождения, помолвка, похороны, – но между стаканами пальмовой водки или вина темы разговоров чаще всего стекали на политику. Всех волновало будущее Фернандо-По, от этого зависела их работа, да и жизнь, если на то пошло. Наблюдая за соседями, Бисила думала: у них тоже есть мечты и есть свои тайны, люди не обходятся без этого. Подошел Икон, отсалютовал Моей бокалом; тот кивнул. Лиала помахала Бисиле, потом подошла и присела рядом. – Твой Инико очень спокойный, – произнесла она по-испански с сильным нигерийским акцентом и погладила ребенка по голове пухлой ладонью. – Не знаю, что бы я без тебя делала. Ты проводишь с ним больше времени, чем я. – Лиала приглядывала за малышом, пока их с Моей не было. – Ничего страшного. Зато у тебя хорошая работа, и ты заботишься о нас. – Толстуха придвинулась поближе и добавила: – Ты сегодня выглядишь усталой. – День выдался трудный. – Здесь все дни трудные. Барабаны зазвучали громче, на улице танцевали. Моей обнял жену за плечи и привлек к себе. Бисила закрыла глаза. Это был ее мир, и она ничем не отличалась от других. Все работали, чтобы прокормить семьи, ее муж был нигерийцем, хотя и прозвище у него было Египтянин, а все нигерийцы мечтали однажды вернуть домой. Она поедет с ним, и, возможно, у них с Моей будет свой маленький домик. Но пока они живут в бараке в окружении соседей, и в этом тоже нет ничего плохого. Ей повезло с соседями, как и с мужем. Лиала поднесла Инико к груди, и тот принялся жадно сосать. У жены Икона было четверо детей, младший – ровесник Инико, молока у нее хватало. Она и другим женщинам помогала, потому что была очень доброй. Моей наклонился к губам жены. Бисила ответила на поцелуй, но ее мысли сейчас были далеко, с Килианом, который, наверное, в эту минуту целовал Сад. «Каждый занимает свое место, – подумала она. – Так было и будет всегда». Она не ощущала ни ревности, ни глубокой обиды, потому что была уверена: прошлое и настоящее не устоят перед натиском грядущего. Времени не существует. Столетия сольются в миг, и Килиан наконец будет с ней. Бисила была мудрой и терпеливой, она безоговорочно верила в силу судьбы. – Что ты тут делаешь? – вскочил Килиан. – Оба сказала, что ты вернулся. Но ты не навестил меня, и я решила прийти сама. Сад решительно шагнула в комнату, осмотрелась, подошла к кровати и села. Узкое платье плотно облегало ее бедра. – Ты не рад меня видеть? Килиан закрыл дверь и скрестил руки на груди. – Тебе сюда нельзя. – Иди сюда. Присядь, – Сад похлопала по кровати. – Мне и здесь хорошо, – отозвался Килиан резко. Она поджала губы и сама подошла к нему. – Все хорошо, масса. – Ее пальцы скользнули по его скуле. – Нам столько нужно наверстать! – потянулась и запечатлела нежный поцелуй на его губах. Килиан не ответил. Тогда она провела кончиком языка по линии его губ, как множество раз делала раньше. Килиан закрыл глаза и напрягся. Сад не забыла, как его завести. Если она продолжит, ему не устоять, он столько времени был один. Но… кое-что изменилось. В его сердце жила теперь лишь одна женщина. Он осторожно положил руки на плечи Сад и отстранил от себя. – Извини, но нет. – Почему? – воскликнула она. – Потому что все кончено. – Я тебе надоела? – Сад нахмурилась, потом произнесла: – А, поняла. У тебя есть кто-то еще! – Не в этом дело… – Не ври! Ты совсем не похож на своего брата, который ни одной юбки не пропустит. Раз ты не хочешь быть со мной, значит – появилась другая, и эта другая украла твое сердце. Я ее знаю? Говори! – взвизгнула Сад. – Что в ней такого, чего нет у меня? – Она сокрушенно покачала головой. – Наверное, она испанка… Значит, ты женишься? – Потом усмехнулась: – Что ж, когда она тебе надоест, ты вернешься ко мне. Все вы так поступаете! – Насколько я знаю, – усмехнулся Килиан, – я был у тебя не единственным. Так что я тебе ничего не должен. У Сад задрожал подбородок, дыхание участилось. – Каждый зарабатывает как может, – процедила она сквозь зубы. – Но это не значит, что я бесчувственная! Вы все одинаковые! Килиан потер бровь. Он давно знал, что объяснение должно было состояться. Но не так. Он собирался извиниться перед Сад и наивно решил, что она примет его извинения, поскольку у нее был большой опыт общения с мужчинами. О том, что она чувствует, он не задумывался и теперь понимал, что сделал ей больно. Во рту пересохло, Килиан направился к раковине, чтобы набрать воды, а Сад осталась стоять у дверей, гордо вскинув голову. Она была красива – много красивее, чем Бисила, но все же не Бисила. В Пасолобино он иногда вспоминал Сад, но не скучал по ней, она была ему не нужна. С Бисилой совсем по-другому. Ему было все равно, что Бисила замужем и не может быть с ним. Жизнь переменчива. Он готов был ждать столько, сколько потребуется, и больше ни на одну женщину не посмотрит. Он не собирался делать Сад любовницей, чтобы бросить через несколько лет. – Забудь меня, Сад. Так будет лучше. – Он раскурил сигарету и медленно выдохнул дым. – Я не передумаю. – Посмотрим, – произнесла она угрожающе и вышла. Килиан вышел на балкон и облокотился на перила. Внизу он заметил Сад, она спешила к «сеату» с открытым верхом, где ее дожидался официант из клуба. По пути ее остановил Грегорио. – Вижу, Килиан по тебе скучал, раз пустил в свою комнату. – Тебе-то что, – высокомерно отозвалась Сад. Грегорио проследил за ней взглядом, поглаживая бородку. Сад почувствовала этот взгляд, и ей в голову пришла идея. Она повернулась и заметила, что Килиан все еще наблюдает за ней. – А тебе еще не надоела Регина? – поинтересовалась она у Грегорио сладким голосом. – Ни за что не поверю, что она полностью тебя удовлетворяет. Грегорио сделал стойку. – А ты, значит, сможешь? – Приходи, узнаешь. Густаво провел в больнице несколько недель, до самого Рождества. А в начале нового года сопротивлявшееся объявлению независимости испанское правительство вдруг предприняло неожиданные для многих шаги. Был упразднен закон 1940 года, согласно которому равные права с испанцами права могли иметь единицы – в основном те, у кого было высшее образование. Теперь права автохтонного населения расширялись, буби становились «испанцами»[9]. К изумлению Эмилио и Дженеросы Густаво избрали в Совет округа Санта-Исабель. Он и его брат Димас теперь жили так же, как испанцы, – в собственных домах с палисадниками, у них были хорошие машины и их дети посещали лучшую городскую школу. – Мало того, Хулия, – возмущался Эмилио, качая Исмаэля на колене, – они так высокомерно со мной обращаются! Видел бы это их отец! Хулия промолчала. – Все должны знать свое место, дочка, – вставила свое слово Дженероса, убирая тарелки со стола. – Меня тревожит, что все идет наперекосяк. Сейчас они отменяют разумные законы, а потом разрешат браки между белыми и черными. Вот помяни мое слово! – Не вижу ничего странного, – фыркнула Хулия. – Франция и Англия давно признали равные права в своих экваториальных и западноафриканских колониях. Чем Испания отличается? – У нас, слава Богу, есть каудильо, который знает, как наводить порядок, – нарочито громко вздохнула мать. – Но видно, и у него силы уже не те, иначе он бы ни за что не допустил подобного! – Времена меняются, мамочка. – Да, меняются, но я сомневаюсь, что к лучшему, – заявил Эмилио. Он взглянул на часы и пересадил внука на пол, где были разбросаны его игрушки. – Извинись перед Мануэлем, дочка. Жаль, но нам пора ехать. Хулия вышла проводить родителей. – Вы не заберете Обу с собой? – спросила она. – Обу? – Эмилио закатил глаза. – С тех пор как она влюбилась в этого бугая, у нее, по-моему, все мысли только о том, как бы сбежать в Сампаку. Неделю назад она так замечталась на работе, что забыла про заказ. Если так дело пойдет, придется нанять другую. – Наверное, стоит, – сердито добавила Дженероса. В этот момент появилась Оба, ее глаза блестели, губы распухли. – Тебя только за смертью посылать! – проворчал Эмилио. – Простите, сеньор. – Садись в машину. – Простите, сеньор, но мне очень нужно переговорить с хозяйкой. – Она посмотрела на Хулию умоляюще. Та перехватила хмурый взгляд отца и пообещала, что надолго не задержит девушку. Уже в доме Хулия поинтересовалась: – Что такого стряслось? – Это касается… – Оба нервно потерла ладони, – это касается моей подруги Сад. Она… она беременна. – Ну и что?