— Но я очень хочу побывать там. — Молодец! Индус в порыве щедрости достал из своего мешочка пять рублей золотом и тоже дал мне: — Бери, бери, сынок! У меня нет ни семьи, ни детей, на кого можно было бы тратить свое состояние. Аллах любит жертвоприношения. Видимо, сегодня я встал с правой ноги. Сразу стал обладателем шести рублей. Если бы я знал, что выгодно быть тихим, исполнительным, я давно стал бы таким. В среду утром я двинулся на базар. Когда проходил мимо молочного рынка, мне очень захотелось съесть лепешку со сметаной. Я пошел по всему ряду и стал пробовать сметану почти у всех торговцев. Одному я говорил: «Кислая», другому: «Жидкая», и вдруг в этом же ряду я увидел своего дружка по махалле — Уба́я. Он здесь торговал кислым молоком. Мы бросились обниматься. Дальше все пошло так же, как и при встрече с Турбаем: расспросы, ответы. Я оправдывался правдами и неправдами. Потом мы договорились, что, пока я буду есть сметану, он постарается продать кислое молоко. После чего решили пойти посмотреть цирковое представление, поесть мороженого, жареной рыбы, посмотреть джигитовку Юпатова и картинки Дурбина. Словом, всласть повеселиться. По всему было видно, что Убай и не думает тратить вырученные от молока деньги. У него своих было всего три копейки. Ему досталось бы от жены брата, если бы он продешевил или, еще хуже, проел эти деньги. Я пожалел его и решил дать ему несколько копеек. За пять копеек я купил полгоршочка сметаны, за две копейки — лепешку, и, присев в сторонке на корточки, мы с Убаем стали с наслаждением все это уплетать. Пустые горшки Убая мы оставили в лавке у мясника, вышли из торгового ряда и тут же почувствовали себя жеребятами, вырвавшимися на волю. Сегодня базарный день. Приближался вечер. Улицы многолюдны. Вход во двор, где выступали циркачи, был загорожен ворохом соломы, горой саксаула, строем верблюдов, груженных мешками угля. На шее верблюдов позванивали колокольчики. Мы стали пробираться между ног верблюдов и наконец добрались до моста и оказались рядом с грязной столовой, откуда валил дым, пахло жареной рыбой. На грязном столе лежала большущая сыр-дарьинская рыба, облепленная мухами. С другой стороны расположились торговцы сафьяном. И тут же возвышался огромный брезентовый купол, под которым и проходило цирковое представление. У входа в цирк на деревянном возвышении сидели флейтист, трубач, барабанщик и несколько клоунов. Среди них был клоун Рафик. Они шутками-прибаутками созывали народ в цирк. — Вот жаль, не время слив, Убай, — сказал я. — Зачем тебе сливы? — Если подойти к трубачу и есть сливы, прищелкивая языком, он изойдет слюной и не сможет дуть в трубу. На прошлой неделе я ел гранат около музыкантов, и они меня прогнали. Мы рассмеялись. — Зайдем в цирк? — Нет, не зайдем, — сказал Убай. — Почему? — Во-первых, дорого; во-вторых, я не очень интересуюсь цирком. У нас дома есть лошадь, а мой отец наездник. Зачем за деньги смотреть то, что видишь каждый день? — Я тоже один раз смотрел их, хватит, — согласился я с ним. — Рафик-клоун набил рот опилками и поджег. И при каждом слове пламя вырывалось изо рта. — И все равно не пойдем в цирк, ведь это все он будет показывать и там, — сказал Убай. Мы пошли покупать мороженое. Я взял красное, Убай — желтое. Купили девятикопеечные. Мороженое нам дали в блюдечках. Вокруг места выступления цирковых артистов был протянут канат. Многие зрители уже сидели, поджав ноги под себя, в ожидании представления канатоходцев. Здесь тоже есть свои музыканты — трубач, флейтист и барабанщик. Два клоуна, встав на длинные ходули, ходят вокруг и показывают причудливые трюки. Одного я узнал по колпаку с кисточкой. Это Бухбр-ака. Мы с Убаем условились, что по возвращении в свою махаллю тоже сделаем себе такие ходули. Шагать на ходулях не очень-то сложно. К тому же ты выше всех: идешь по улице — и заглядываешь во дворы соседей. — Не покушать ли нам вареного гороха, а? — сказал Убай. — Оставь! Только сейчас ели сметану. Лучше посмотрим картинки, — возразил я. Брат Ильха́ма — чайханщик Ибра́й-Лысый — показывал картинки через бинокль. За показ двух картинок он брал по копейке. Мы вдвоем с Убаем взяли в руки по биноклю и стали смотреть. — Вот это французский император. Он здесь прогуливается с женой по улицам города. А это Халиф Султо́н Абдул-хами́д. А вот те, кто пришел на вечернюю молитву в мечеть Суфи́я. Вот нищие окружили извозчика и просят милостыню. Вот афганский правитель — султан Абдурахма́н. Эта правительница Индии, дочь французского царя, прогуливается на слоне. Это те, которые прибыли на паломничество в Ме́кку. А вот бабка белого царя — Валентина Федоровна. Она недавно умерла от коликов в животе. Тут есть все. Все можете увидеть здесь! Итак, мы «совершили» кругосветное путешествие и направились к восковому рынку. Тут мы заметили, как навстречу нам, поднимая пыль, шли дервиши. Они с пеной у рта читали су́ры из корана и устроили шум на весь базар. Мы тоже поплелись за ними. Дервиши двинулись в сторону площади за базар. Оказывается, сегодня на этой площади должен выступить известный не только в Ташкенте, но и во всей Средней Азии Мадда́х-куса́ — рассказчик священных историй. Дервиши сейчас выполняли роль глашатаев. Они встали в ряд перед собравшимся народом и, опершись на посохи, раскачивались и произносили бесконечное «хув, хув, хув…». Откуда-то вынесли стул, поставили посреди площади и бросили на него шкуру. К нему придвинули табуретку, на которую поставили чайник с чаем, пиалу, лепешки и сладости. Через некоторое время в круг вышел морщинистый безбородый старик лет восьмидесяти. Он был в рыжем халате. На голове большая белая чалма. Он сел лицом к востоку. К дверям подошли двое молодых людей в легких белых накидках. Один постарше, с черной бородой, другой совсем юный. Это были ученики рассказчика Маддаха-кусы. Маддах-куса выпил пиалу чая, встал и, опираясь на посох, обошел круг, пристально вглядываясь в лица собравшихся. Мы с Убаем, расталкивая людей, пробрались вперед. Куса поднял руки и хриплым голосом обратился к присутствующим: — Люди, не стойте на ногах, все садитесь. Нельзя стоять словно каменные боги язычников. Торопясь, все с шумом опустились на землю. Мы тоже плюхнулись словно тяжелые мешки. — Здоровья вам, учитель! — выкрикнули те два ученика Маддаха-кусы, как бы поддерживая его слова. Их голоса можно было услышать даже издали. Куса продолжал: — Следует знать, что здесь отовсюду собралось много мусульман: из Самарканда, из Бухары, Каттакурга́на, Ферганы, Ходже́нта. Я сам уроженец Бухары… Зовут меня Хаджи Наджмиддин ибн Салахитдин, сын знаменитого оратора времен святого Музаффа́ра. Семь поколений нашего рода служили роду великого Мавло́но. Наш род берет начало от одного из тимуридов — Хусаина Байкаро́. Ваш покорный слуга является семнадцатым внуком его величества. Если кто в этом сомневается, пусть лицо его почернеет, как казан, а душа горит, как угли в тандыре. Аминь! — Аминь! — повторили ученики Маддаха-кусы. — Теперь перейдем к рассказам. Аллах в священном писании советует своим рабам чтить и оберегать, во-первых, самого аллаха, который создал мир, по воле которого мы появились на свет. Мы должны всегда, каждый день, каждый миг, славить его в наших молитвах, в нашей религии. — Правильно, мы обязаны!.. — крикнули ученики. Старик остановил их жестом руки и продолжал: — Во-вторых, мы должны творить молитвы в честь пророка Мухаммеда Мустафо́… Дервиши начали было вторить ему. Муддах-куса снова поднял руку, остановил дервишей: — В-третьих, чтить правящего нами высокопочтенного белого царя Николая Романова. В святейшем писании аллаха «Ассултон зиллуллохи фил арз» сказано, что царь на земле — это тень аллаха. Его светлость Николай — тень аллаха. Да благословит он нас! — Да, он тень аллаха. Аминь! — кричали ученики. Дервиши завопили: — Султан — тень аллаха. — Султан благословит нас. Старец остановил их и продолжал свою речь: — Пусть тысячелетия процветает трон Николая! Аминь! — Аминь! — вторили ученики. После долгих подобных восхвалений царю, аллаху он стал объяснять некоторые положения мусульманской религии и сам отвечал на свои вопросы. Сколько раз надо мыть спину при купании? Утром надо сначала обуть правый кавуш или левый? Может ли сидящий на лошади первым поздороваться с сидящим на осле? Вор — раб аллаха или нет? Могут ли попасть в рай портные и парикмахеры? Можно ли есть пищу из котла иноверца? — Идем отсюда, — сказал Убай, — что тут интересного? Сейчас они начнут собирать деньги. — Нет, еще не скоро. Вот когда он заговорит о каком-нибудь случае, то остановится на самом интересном месте и начнет просить деньги, а нетерпеливые слушатели, чтобы узнать, чем эта история кончится, начнут скорее раскошеливаться.