– А ничего поновее нет? Сестра широко улыбнулась и покачала головой. Делать нечего. И мы погрузились в просмотр. Вдруг мне показалось, будто и не было четырёх лет, которые я провела вне стен этого дома. Уютные вечера, дурацкие беседы. Последний раз мы так сидели, когда Агате было лет десять. Время прошло слишком быстро, и мы улеглись спать. Где-то во втором часу ночи я резко открыла глаза и села на кровать. Сердце бешено стучало. А дыхание сбилось и никак не приходило в норму. Я не могла вспомнить, что мне снилось. Однако, всем нутром ощущала: мне нужен кусочек карамели. Всего один. Чтобы спать. От этой мысли пересохло во рту, а сердце стало стучать ещё быстрее. Я не брала с собой. Подумала, что вытерплю. И, конечно же, облажалась. Опустившись грудью на колени, обхватила голову и стала раскачиваться. Беда никогда не приходит одна. Поэтому следом грянули воспоминания. Я топчусь на пороге в коротких шортиках и тоненькой маечке. Эта пижамка уже совсем потеряла вид. Но папе некогда купить новую. Я дрожу и чувствую усталость. Отец наказал меня за какую-то очередную чушь и выставил из спальни. Чтобы поняла, запомнила, как вести себя неповадно. Но я стою и не помню ничего, кроме его озлобленного лица. Начинаю всхлипывать. А через секунду чувствую, как намокают щёки. Пока, наконец, робкие слёзы не превращаются в истерику. Папа вылетает из своей спальни, громко хлопнув дверью. – Хватит ныть! Ты разбудишь Агату! – рычит он, но сестренка уже и так проснулась и стала хныкать. Я, чувствуя затылком, что меня ждет, инстинктивно сжимаюсь и жмурюсь. Через секунду отец хватает меня за маечку и тянет так, что швы врезаются в подмышки. – Папочка, не надо, – умоляю я. – Почему ты никогда не слушаешь? – злится отец и трясёт со всей силы. У меня начинает кружиться голова. Плач Агаты, кажется, слышит вся округа. Отец со всей силы толкает меня, и я ударяюсь спиной о дверной косяк. Боль пронзает позвоночник, и я плачу ещё сильнее. Знаю, что в моих интересах сейчас же заткнуться. Но не выходит. – Прости, папочка, – лепечу я. Но он только ходит из стороны в сторону, отбивая пальцами нервный ритм на второй ладони. Спина болит нестерпимо. – Папа, мне так больно. Агата уже не просто плачет – она кричит, словно её режут. И тут я слышу папин крик, а за ним – ослепляющая всепоглощающая боль. Отец не нашёл способа выместить злость лучше. И изо всех сил замахнувшись, влепил мне пощёчину. Через секунду папа с ужасом понимает, что натворил, подхватывает меня на руки и бежит в ванную. Кровь заливает нос и рот. Я плохо соображаю. Но отчетливо помню его бессвязные извинения и пронзительный крик Агаты, который заглушает всё. Я тряхнула головой и подскочила с кровати. Больше папа никогда не поднимал на меня руку. Видимо, понял, что так делать нельзя. Но это вовсе не значило, что мне здесь хорошо жилось. Я тихо поцеловала Агату в лоб, наспех натянула штаны, кофту и выскользнула из комнаты. «Напишу сообщение с извинениями позже», – проскочила мысль. В коридоре на полу стоял ночник, который переливался всеми цветами радуги. Похожий был у нас в детстве. Я со всей дури зарядила его в стену в один из плохих дней. Агате он нравился. Поэтому уже к следующему вечеру по настоятельной папиной просьбе я принесла домой такой же. На цыпочках добралась до шкафа, в приглушённом свете еле нащупала свою куртку среди вороха верхней одежды, натянула шапку и уже стала открывать дверь. – Сбегаешь? – тихо спросил папа. Я вздрогнула и выругалась: – Чёрт бы тебя побрал! – Ты как всегда красноречива, – хмыкнул отец и выглянул из кухни. Он был одет в старый халат, который носил ещё во времена моего детства, а в руках нежно покачивал бокал. Не сложно было догадаться, что за напиток был туда налит. – Незачем так пугать, – огрызнулась я, а затем чуть мягче сказала: – у меня срочные дела. Папа зло хохотнул и сделал глоток. Я кивнула на фужер. – И давно ты на стакане? – Не тебе меня поучать, – ответил он и немного пошатнулся. Видимо, это была далеко не первая порция. – Разве это поучения? Просто вопрос, – аккуратно оправдалась я. – Мне действительно пора. Отец поднял указательный палец, осушил бокал одним глотком, чуть скривился и сухо произнёс: – Хреновая тебе семейка досталась, что ты тут даже одной ночи провести не можешь, а? Сосуд моей злости стал потихоньку наполняться. В голове крутились тысячи ругательств и оскорблений, но я пообещала Агате. Поэтому набралась духу и выдавила из себя лишь мягкое: – Не говори ерунды. А затем быстро развернулась, повернула ключ, но папа оказался быстрее. Он навис сбоку, словно туча, выбросил руку и загородил мне проход. В голове снова возникла яркая картинка о маленькой Юне, умоляющей «прости, папочка». Я словно вросла в порог. Сердце пропустило пару ударов. – Ты опять подводишь сестру, – холодно и тихо сказал он. И тут меня будто окатили ледяной водой. Собрав все силы и волю в кулак, я оттолкнула отца. К счастью, он уже изрядно выпил, поэтому громко повалился на пол. Стакан выпал из ладони, и от давящей тишины показалось, что звон разбившегося стекла слышал весь Джаро. Я сунула руку в карман, ловко вынула либерган и нацелилась на отца. – Ты сам меня выгнал из дому, – отчеканила я. От звуков перепалки проснулась Агата. Она выскочила в коридор, нажала включатель света и несколько секунд в недоумении осматривала сцену. Я заметила, что несколько осколков впились в папину ладонь. Под ней уже натекла лужица крови. Укол совести не заставил себя ждать. Сестра подбежала к папе и помогла ему подняться. А затем посмотрела на меня и с нескрываемым ужасом пробормотала: – Юнона, пожалуйста, убери пистолет! В ту же секунду я опустила оружие и отвела взгляд в сторону. На ладонях выступил пот, а по телу прокатилась жгучая горячая волна от осознания собственного поступка. Я целилась в собственного отца. От стыда захотелось провалиться сквозь землю. Я спрятала пистолет обратно в карман. – Ты поранился? – Агата нежно взяла папину ладонь и стала осматривать. – Всё в порядке, – папина спесь немного поубавилась, и он с несчастным видом повис на сестре. – Юна, не уходи! Уверена, папа не желал ничего плохого! Я дрожащим голосом попыталась оправдаться: – Будешь его защищать? Да он пьян вусмерть! – Но он тебя и пальцем не тронул! – не унималась Агата. – Ещё бы чуть-чуть, и тронул! И тут в перепалку вклинился папа. – Даже в мыслях не было. Юна, ты считаешь меня врагом? Мне хотелось тебе помочь. Я сцепила зубы и почувствовала, как к горлу подкатывает комок. – Ноги моей здесь больше не будет, – процедила я и, громко хлопнув дверью, выбежала вон. Ночь встретила меня негостеприимно. Разыгралась буря, и в лицо били маленькие ледышки. Я быстрым шагом бросилась вниз по улице к теплицам, не особо соображая, куда иду. Тут было уже некого стыдиться, поэтому сдерживать слёзы не пришлось. Прямо сейчас наружу вырвалась маленькая Юна. И ей было до чёртиков обидно. Я шла минут десять, не обращая внимания ни на что. Каждая мысль была разрушительнее другой. Пока, наконец, в себя не пришла взрослая Юнона, у которой был стопроцентный способ избавиться от проблем. И я не видела причин противиться желанию заглушить обиды. Я остановилась и вдруг поняла, как замёрзла. Дрожащими пальцами достала смартфон и набрала Гектора. Несколько гудков, и напарник взял трубку. – Ты время видела?! – заспанным голосом возмутился он. – Да. Я бы не звонила. Но мне нужна помощь. – Что такое? – Хочу надраться. Срочно. Гек секунду молчал, а затем сказал: – Ты мне вчера сказала, что у тебя ещё целый пакет. Куда ты его дела? – Никуда. Просто я далеко от дома. И очень не хочу туда ехать. Как бы я не старалась держаться, голос дрожал. Показалось, что ещё немного, и из глаз снова хлынут слёзы.