– Что, он хочет всучить нам перегоревшую электрическую лампочку? – удивился я. – На этом, видно, фокус не кончается, – предположил Боб. – Катя, как ты думаешь, что за этим последует? Кэтти недоумённо подняла тонкие брови и пожала плечами. Это вышло так наивно и по-детски, что Боб рассмеялся и тут же констатировал: – Катя, мне кажется, что тебя очень легко разыграть. Она кивнула головой, а тем временем продавец-факир выкрутил лампочку и с силой кинул её на пол. Наша молодая шотландка зажмурилась, но лампочка не разбилась. – Ит из бэд балб, – произнёс он, поднял её с пола, и через какое-то мгновение лампочка загорелась у него в руках. Нас это очень удивило. Мы зааплодировали. «Факир» был вне себя от восторга. Лицо Кэтти сияло от удовольствия. – Олл сикрит ин зис ринг, – сообщил ещё не отошедший от успеха продавец. Он снял со своего мизинца маленькое металлическое колечко, протянул его Бобу и стал что-то долго объяснять. – Катя, я ничего не понимаю, что он хочет? – Я поняла так, что внутри лампочки спрятана батарейка, через кольцо идёт ток и зажигает внутри маленькую лампочку. – Хочешь попробовать? – предложил Боб. – Давай руку, я одену колечко. Кэтти выставила руку с растопыренными пальцами, и Боб под звуки туша, который мы все исполнили на губах, надел металлическое колечко на безымянный пальчик Кэтти. Продавец показал, куда нужно приложить это колечко на цоколе лампы, чтобы она загорелась. Кэтти была счастлива. У неё в руках горела электрическая лампочка, она подняла её над головой, и мы все ещё раз дружно и громко захлопали в ладоши. – Катя, это тебе, – категорически заявил Боб и расплатился с довольным продавцом за яичницу и лампочку. Мы вышли из старой части города, пересекли главную улицу Юнион-стрит, миновали большой магазин Марк энд Спенсер, и Кэтти повела нас в пригородную часть, где расположены парки и ботанические сады. Навстречу нам попался настоящий «скотт» в зелёном добротном пиджаке с замысловатой эмблемой на нагрудном кармане и небольшой меховой сумкой, перекинутой через плечо. Вместо ожидаемых брюк, на нём мерно покачивалась клетчатая шотландская юбка. Он шёл очень гордо и независимо, глядя далеко вперёд тем отстранённым холодным взглядом, каким обычно смотрят львы или тигры. Свой чеканный профиль шотландец в юбке пронёс мимо нас так, будто он шёл по Великой Пустыне одиночества. Поскольку Кэтти почувствовала, что шотландец заинтересовал нас, она стала пояснять: – Это очень дорогая одежда и одевается редко. Может быть, сегодня у него день рождения или другой праздник. Килт, или юбка делается из специальной ткани «тартана». Их тысячи видов. Цвет ткани, ширина и окраска клетки – всё неповторимо. Не изменяется только крой: тридцать две складки ровно по пять ничей в ширину. – Ничей? – переспросил Боб. – Да-да – ровно пять ничей. – Дюймов, – пояснил старпом. – Если растянуть её в длину, будет семь-восемь ярдов. Такая юбка может стоить около тысячи гиней. – А зачем столько складок? – спросил я в полном недоумении. – Килт должен быть тяжёлым. Если подует ветер с Северного моря, килт не должен задираться вверх или развеваться, как флаг. – Достоинство стоит денег, – сделал заключение старпом, – особенно, если забыл надеть трусы. Боб не на шутку рассмеялся, стал приседать и хлопать себя по коленям: – Представляю себе шотландца с поднятой от ветра юбкой! – Это совершенно исключено, – серьёзно заметила Кэтти. Она так органично вписалась в нашу группу, что мысленно мы уже считали её членом экипажа. Без неё наши знания об Абердине не простёрлись бы дальше магазина Си энд Эй или таверны Нью Инн, заходи мы сюда хоть сто раз. Старинные готические соборы с прилегающими к ним такими же старинными кладбищами очень часто попадались на нашем пути. На этих кладбищах можно было наблюдать отдыхающих шотландцев обоего пола. Причём отдыхающих именно на каменных плитах старинных надгробий. Я обратил внимание на женщину, сидевшую, как в шезлонге. Она вытянула ноги, оперлась спиной на слегка покосившийся мрамор плиты надгробного памятника и, закрыв глаза, возможно, возносила молитвы к Всевышнему о похороненном здесь дальнем родственнике. Конечно, это оригинальный способ чтить отошедших в мир иной, но, возможно, местная пресвитерианская церковь допускает такое, и именно таким образом происходит общение с миром духов. – Это собор четырнадцатого века Сент-Макар, – пояснила Кэтти, – один из самых известных. – А рядом капелла Королевского колледжа. – Получается Святой Макар, – перевёл старпом. – Святых в школе мы не проходили. Я только святителя Николая и знаю – покровителя моряков и путешествующих. И то благодаря бабке. Мы вышли в район парков с коротко подстриженными газонами. Кэтти тут же объяснила, что по газонам можно ходить и даже лежать на них. После чего Боб зашёл на траву, лёг под колумбарий и пригласил нас со старпомом, чтобы Кэтти сфотографировала «всё это безобразие», – так он выразился. – Ведь не поверят у нас в Союзе, что на траве в парке можно валяться. Точно? Не поверят! – восхищался и одновременно возмущался он. – А я им фотку в нос – бац! Нате, смотрите! Без вопросов. Всё честно, правдиво и, главное, – доказательно. – Боб, а можно я тебя одного потом буду фотографировать? – спросила Кэтти. – Ну, конечно, Катя, – отреагировал Боб, – тебе всё можно. – А фото ты мне вышлешь? – С этим будет заминка, – прокомментировал старпом, – у нас переписка с капиталистическими странами возбраняется. Письмо вряд ли дойдёт. – Это плохо, – опечалилась Кэтти. – Не грусти, Катя, – улыбнулся Боб, – время летит быстро, как-нибудь зайдём ещё раз в Абердин, и я тебя разыщу. – Правда? – с надеждой в голосе спросила наша абердинка. – Вот только три года отслужу и опять приду на наше судно. Абердин у нас, считай, второй порт приписки. В летние месяцы только сюда и заходим. – А первый порт? – Первый – Ленинград. – Я слышала – красивый город. – Очень! Жаль нельзя тебе его показать. Мы гуляли по паркам, по скверам, по пригородным районам с типичной для Шотландии застройкой для среднего класса, где каждый домик, представляющий как бы маленький замок, лепился вплотную к соседнему домику. – Эти дома очень небольшие, – поясняла Кэтти, – но обязательно двухэтажные. Шотландцы могут спать только на втором этаже, там у нас обязательно спальня. – О! – удивился Боб, – и я сплю на втором этаже. У нас койки друг над другом стоят: Палыч на первом, я на втором. – Тогда считай, что ты уже шотландец, – пошутила Кэтти и чему-то грустно улыбнулась. – А что, Боб, надень на тебя килт, вязаные гольфы с кисточками, – стал подтрунивать я, – дай в руки волынку – настоящий шотландец будешь. – А и то верно, – согласился старпом, оценивающе поглядев на своего подопечного. – Катя, ты согласна? – тоже шутливо спросил Боб. – Я согласна, – покорно произнесла шотландская девушка. – Боюсь только, – продолжил старпом, – если мы скинем всю свою валюту, которую здесь получили, на половину килта твоего не хватит. – Я добавлю, – включилась в нашу импровизированную игру Кэтти. Ближе к ужину мы «взяли курс» на порт. Близилось время расставанья. Боб и Кэтти шли рядом и о чём-то беседовали. – А не накормить ли нам проголодавшуюся шотландку ужином, – предложил Боб, – я думаю, она это заслужила. – Очень своевременно, – заметил я. – А она согласна? – Согласна, – ответил за неё Боб. – Вопрос, согласится ли капитан, – добавил старпом мне на ухо, – представитель чужой страны на борту, да ещё женщина. Сам знаешь. Когда капитану объяснили ситуацию, он вышел навстречу и, ступив на трап, подал руку маленькой шотландке. – Welcome on our corsair’s ship[16]. – Она прекрасно говорит на русском и уже имеет своего рыцаря, – предупредил старпом. – И кто же этот рыцарь? – Боб. – Достойная кандидатура. В кают-компании, самом большом помещении на нашем судне, расположенном в закруглённой по радиусу корме, уже стояли накрытые столы. На ужин подавали суп-харчо и абердинские сосиски с картофельным пюре. А сразу после ужина нашей гостье предложили остаться и посмотреть вместе с экипажем художественный фильм «Юность Максима». Импровизированный зал находился в той же кают-компании. Когда Боб провожал юную шотландку на причал, она молвила: – Хорошая песня в том фильме: «Крутится-вертится шарф голубой». Так, кажется? – Крутится-вертится над головой, – продолжил Боб. – Крутится-вертится, хочет упасть, – уже пропела Кэтти. – Кавалер барышню хочет украсть.