– Ладно, – сказала я, забирая у него буклет. – Я сделаю все от меня зависящее. – Спасибо тебе, Натали. Намасте. – Бенджамин наклонился и поцеловал меня, а затем начал снова паковать свой рюкзак. – Знаешь, ты мог бы пойти сегодня вечером со мной на презентацию. Шэрон тоже придет… – заикнулась я. – Мне не хотелось бы пропускать свой мастер-класс по медитации. Он для меня очень важен, – заметил Бенджамин. – Но эта презентация для меня не менее важна! – возроптала я. – Это замечательно, что у нас в жизни есть важные вещи, Натали, – сказал Бенджамин, не уловив смысла сказанных мною слов. И, застегнув на молнию свой рюкзак, направился вместе со мной к входной двери. Я подхватила складной саквояж с нарядом на вечер и проверила наличие в сумке ключей. – А что, если я дам тебе ключ? – импульсивно спросила я, поглядев на запасной ключ в связке. Бенджамин ответил не сразу. – Ладно, давай, – произнес он через несколько секунд. Мои натужные попытки снять ключ со связки сопроводило неловкое молчание. Наконец я отцепила ключ и протянула его Бенджамину. – Вот, теперь ты… – …теперь я смогу сам открыть твою дверь, – закончил он за меня. Я попробовала потянуть время, убирая ключи обратно в сумку – в надежде, что Бенджамин предложит мне взамен ключ от своего жилища. Но он потянулся к двери и открыл ее нетерпеливым рывком. – Эй, когда мы опять увидимся? – Скоро, Натали, скоро. И не забудь про буклет. Намасте, – улыбнулся Бенджамин и хлопнул дверью. Было все еще довольно рано, когда я вышла из калитки с кодовым замком на Бик-стрит. Позднеиюльское солнце сверкало ослепительно, обещая жаркий денек. Я прошла мимо паба в соседнем доме. Его работники обливали водой из шланга мощеную террасу перед входом. В воздухе, наполнившемся мелкими брызгами, которые с приятным покалыванием опускались на мои голые руки, повисла радуга. Чуть дальше, у бордюра, тихо пофыркивал на холостых оборотах грузовик, и в унисон с ним позвякивали еще не разгруженные бочки с пивом. Я надела солнечные очки и перешла через дорогу. Равен-стрит находится в самом сердце Сохо. И я прошла мимо вереницы сверкающих гей-баров, ресторанов и секс-шопов; все они были наглухо задраены ставнями и отдыхали после очередной ночной смены. Работали в столь ранний час только кофейни. Я по своему обычаю протолкалась в «Гранде», заказала у бледного паренька с дредами «американо» на вынос и вместе с курьерами и офисными трудягами стала ждать, когда кофе-машины с ворчливым шипением наполнят наши стаканы. Кинув взгляд в панорамное окно, я обвела глазами лаконичный белый фасад напротив – наш Театр на Равен-стрит. Он был построен в стиле ар-деко в 1919 году и функционировал до Второй мировой войны. Потом театр пришел в упадок, закрылся, и в его стенах на многие годы разместились бесплатная столовая, порнографический кинотеатр и огромный букинистический магазин. Затем здание и вовсе заколотили досками, чуть было не превратив в тематический паб. И я до сих пор считаю своей особой заслугой и горжусь тем, что приняла активное участие в сборе средств для спасения, реставрации и возвращения былой славы этому «храму Мельпомены», директором которого я в конечном итоге заделалась. – Ой! – само собой вырвалось у меня. Это «Ой!» слетает с моих губ всякий раз, когда я открываю его массивную дверь и врываюсь с шумной улицы в тихую билетную кассу с затейливой лепниной и латунными светильниками ар-деко. Потому что я всегда испытываю легкий страх, благоговейный трепет и огромную ответственность за благополучие своего любимого детища. Очередь наконец подошла, и бледный паренек с дредами вручил мне мой кофе. Я вышла из «Гранде», пересекла дорогу и вошла в театр через главный вход. Я всегда поднимаюсь в свой кабинет по лестнице. На стенах вдоль нее развешаны фотографии наших самых успешных постановок, и они заряжают меня уверенностью, пока я преодолеваю пять лестничных пролетов. На полпути я остановилась на ступеньке возле моего самого любимого снимка – на нем запечатлена я вместе с Ким Кэттролл. Он был сделан во время благотворительного вечера, который мы провели в прошлом году. И самым ярким моментом этого приема для меня оказалось общение с мисс Кэттролл; она была очаровательна и настояла, чтобы я называла ее просто Ким, а потом выступила перед гостями, прочитав им несколько монологов. На снимке актриса получилась великолепно – вся такая ухоженная и лощеная… А я выгляжу рядом с ней простоватой и вымотанной; волосы уже начали завиваться жуткими кудряшками, а мой костюм смотрится дешевой «сборной солянкой» – как у социальной работницы, потратившей свои подарочные рождественские сертификаты на более-менее сносный наряд. Зайдя в наш офис с открытой планировкой, я застала там Ксандера – нашего нового офис-менеджера. Он тщетно пытался разобраться в алхимии кофе, которое ему заказывала Никки, моя деловая партнерша на протяжении пяти лет. Никки долгое время работала в лондонском Уэст-Энде. И знает всех и все, что можно знать о театре. Она оказала серьезную финансовую помощь при возрождении нашего театра. И если я отвечаю за повседневное управление им, то Никки возглавляет отдел по связям с общественностью и рекламе. – Маленький стаканчик очень горячего колумбийского кофе без кофеина с сиропом из фундука, соевым молоком и сахарином… И я узнаю, если вместо него добавят сахар или аспартам, – растягивая слова, выговаривала Никки со своим техасским акцентом. Жакет ее ярко-розового брючного костюма, зауженный в талии, эффектно подчеркивал все важные выпуклости. Гладкие темные волосы были туго стянуты сзади, а глаза скрывали очки с ярко-розовой – под стать костюму – оправой. – Ладно, нет проблем, – пробормотал Ксандер, яростно строча что-то на самоклеющемся листочке для записей. Почувствовав меня, Никки обернулась. – Нат! Я обожаю Ксандера! Он такой очаровашка! Ну просто котик! – Никки игриво взъерошила его блестящие каштановые волосы. – Когда ты его наняла? В больших карих глазах Ксандера отразился шок. – Доброе утро, Ксандер, – сказала я извиняющимся тоном и повернулась к Никки. – Он начал работать у нас, когда ты была в отпуске. Никки скосила глаза на Ксандера, который проворно, как настоящий маленький котик, уселся за стол. – Ксандер… какое интересное имя! – Это сокращенно от Александра. Мой маленький брат не мог выговорить его правильно. Так я стал Ксандером, – пояснил «котик» с сильным шотландским акцентом, изобличавшим его молодость. – О, господи! Какой акцент! – воскликнула Никки, играясь серебряной цепочкой, угнездившейся на ее впечатляющей груди. – Добро пожаловать в Театр на Равен-стрит, душка. Ты просто прелесть! Никки подошла к струйному принтеру и открыла лоток для бумаги. На какое-то мгновение я заподозрила, что она собирается вытащить из лотка все листы и отдать его Ксандеру, чтобы «котик» мог в него писать. Но Никки закрыла лоток и обернулась: – Ксандер, душка! Этот кофе сам не перейдет через улицу… – Да, конечно, – кивнул Ксандер, хватая свой телефон и поднимаясь из-за стола. – Натали? – Мне ничего не надо, спасибо, – ответила я, продемонстрировав всем свой «американо». Ксандер помчался выполнять заказ, а Никки проследовала за мной в наш общий кабинет и прикрыла за собой стеклянную дверь. – Так этот Ксандер, он?.. – Да, у него есть партнер по имени Пол, – сказала я. – Бляха-муха! А такой невинный взгляд… – Как твой отпуск? – поинтересовалась я, положив сумку на стол. – О, Нат! Курорт оказался просто потрясающий. Единственным минусом было то, что из-за Барта у меня разболелось запястье… – Мужчины могут быть такими противными, – сказала я. И поняла, что Никки имела в виду совсем другое – она вытянула вперед свое запястье и показала мне великолепный, ослепительный браслет. – Вот те на! Они настоящие? – спросила я. – Да. Бриллианты. Настоящие, – подтвердила Никки, с ухмылкой вращая запястьем. – Так много каратов, что мне больше никогда не придется есть по пять раз в день. – Да иди ты, Никки! Твой муж и спустя двадцать лет остается романтиком… Я вытащила свой ноутбук, и буклет «Бенджи Йога» вывалился на пол. Никки его подняла. – «Для Райана Харрисона, конфиденциальность гарантируется», – громко прочитала она. И вопросительно приподняла идеальной формы бровь. – Бенджамин насильно запихал его мне в сумку, – пробормотала я, забирая у нее буклет. – Нат! Райан Харрисон не будет ходить в «Бенджи Йогу», – произнесла как отрезала Никки. – Почему? Бенджамин – хороший учитель йоги. – И хороший саморекламщик, что, собственно, совершенно неплохо. Но нам нужно беречь Райана… Я попыталась протестовать. А Никки продолжила: – Его менеджер вынудила нас добавить в контракт пункт о том, что в случае болезни Райана сможет навещать только врач с Харли-стрит… – Что это значит? – Нат, ты разве не подцепила грибок в «Бенджи Йоге»? – вопросом на вопрос ответила Никки. – Это случилось несколько месяцев назад, и это была эпидермофития стоп… – Это лишь красивое название для грибка на ногах. А ты знаешь, сколько врач с Харли-стрит берет за его лечение? Думаю, нам оно может стоить львиную долю средств, выделенных на финансирование нашего худсовета в следующем квартале. – Ладно, ладно, – поспешила я свернуть буклет и запихать его обратно в сумку. Никки положила свою руку мне на кисть: – Дорогуша, мне очень симпатичен Бенджамин. Он высокий, хорошо сложен, амбициозен. И я не сомневаюсь, что он сможет достигнуть высот, которые другим мужчинам не по плечу… Но тебя где-то рядом поджидает совсем другой парень, намного лучше Бенджамина… Я в этом уверена… – Я дала ему сегодня утром ключ, – вызывающе заявила я. – Ключ от чего? – уточнила Никки. – От моей квартиры… Я не расслышала ответ Никки, потому что с улицы донесся громкий хлопок, а затем визг металла. Мы подошли к окну и увидели грузовик, припарковавшийся у бордюра. На дороге рядом с ним высилась огромная груда ограждений для сдерживания толпы. – Ты действительно думаешь, что они понадобятся нам сегодня вечером? – спросила я. – Нат, это же Райан Харрисон! – сказала Никки. – У него сумасшедшая слава! Из костюмерной его телешоу наряды в прачечную возили на бронированном грузовике. А одна женщина из Огайо предложила на благотворительном аукционе десять тысяч долларов за пинту воды из его ванны. Ходят слухи, что у его упорных преследователей есть свои преследователи… – Ладно тебе, наши гости будут вести себя сдержанней. Мы ведь пригласили прессу и театральных деятелей, – сказала я.