– Заманиваешь? Она улыбнулась, и ее тревога немного унялась. – Ничуть. – Прекрасные художницы в этом доме постоянно меня отшивают. Мне нужно избрать другую тактику. В ее студии Рид увидел десятки приколотых к доскам эскизов. Он знал эти лица, нарисованные на бумаге, и те немногие, которые она уже создала из глины. – Я начала с нее. С Тиффани. – Симона взяла с полки небольшую статуэтку. – Я сделала ее нынешнюю. – Она повернула скульптуру. – И тогдашнюю. Я думала, что для меня это будет некоторого рода очищение. Но вышло не так. Отчасти из-за тебя. Рид смотрел на нее как зачарованный. – Из-за меня? – В ночь вечеринки Сиси я говорила с Ми здесь, показала ей эти два лица. Потом говорила с тобой. Точнее, слушала тебя. И с тех пор… Тиффани выжила, однако она не испытывает благодарности судьбе. Я тоже не испытывала. Вот что меня поразило. Я жила и вместо того, чтобы быть за это благодарной, я притворялась, что того вечера никогда не было. Она отпила вина. – «Подтверждение жизни», сказал ты в тот вечер о «Возникновении». О Тиш. Меня это поразило. Так что я – по-своему – даю им всем подтверждение жизни. Рид смотрел на Симону сейчас с восхищением не только потому, что ее лицо заставляло его сердце биться сильнее. Но потому, что он испытывал к ней что-то вроде трепета. И уважение. – Это храбрость. – Боже, надеюсь. Он подошел к полке, осторожно поднял одну из статуэток. – Я был с ней знаком. Энджи Паттерсон. Я был к ней неравнодушен. – О! Ты ее любил? – Нет, но она мне очень нравилась. Ему вспомнился киоск, кровь, тело. – Я хочу создать мемориал, бюсты всех участников тех событий. Люди не должны забывать, кем они были и что с ними случилось. Ты мог бы мне помочь. – Как? – Информацией на тех, кто с тех пор погиб. – Что ты сделаешь, когда закончишь? – Потребуются месяцы. Мне нужно будет делать перерывы, иначе я не смогу ясно видеть и слышать. А потом… Я надеюсь на отца – он юрист, у него много связей. И, конечно же, на Сиси. Я хочу сделать слепки, отлить их в бронзе и поставить в парке. – С этим, наверное, я тоже мог бы помочь. Я периодически общаюсь с выжившими и с родственниками погибших. Их поддержка тебе пригодится. Симона кивнула. – Ходатайство от выживших и родных тех, кто погиб? Да, им трудно будет отказать. Однако некоторые могут отказаться. – Они будут не правы… Рид поставил бокал, шагнул к ней, взял ее лицо в свои руки, встретил взгляд ее великолепных глаз. Поцеловал ее, нежно и медленно. И почувствовал – надеялся, что почувствовал, – как она ответила, прежде чем он отстранился. – Смена тактики, – произнес он. – Любопытная смена. – Я же говорил, что могу быть интересным. Ладно, пойду съем свой одинокий мясной рулет. Увидимся. – Я не часто выхожу из дома, – сказала она, когда он пошел к двери. – Не беда. Зато я – часто. – Рид остановился на пороге. – Я должен сказать еще кое-что. Ты самая красивая женщина из всех, кого я видел в своей жизни. Она рассмеялась. – Чепуха. – Ты ошибаешься. Уж я-то знаю, кого я видел в своей жизни. У Сиси где-то здесь записан мой номер. Если тебе что-нибудь будет нужно, звони. Когда он вышел, Симона озадаченно нахмурилась. Отпила еще вина, затем перелила себе то, что он оставил в своем бокале, и выпила еще немного. «Действительно, интересный парень», – подумала она. Когда надо, общительный и дружелюбный, однако способен быть решительным и опасным. К тому же умеет целоваться. Но самое важное, он видел в ее работах то, что она в них вкладывала, и то, что они давали ей. Он понимал. Глава 17 Стоя на бельведере, Эсси Макви любовалась видом. Даже в февральский сумрачно-серый день он приводил в восхищение. Океан и небо, свинцовые и унылые, не могли затмить ни широты, ни мощи каменистого побережья с непрерывным движением студеной воды. Пахло соснами и снегом, воздух был такой сырой и холодный, что казалось, будто вдыхаешь колотый лед. Справа виднелись крашеные деревянные дома в деревне; тропинка, вытоптанная в сугробах, вилась между деревьями с покрытыми снегом черными ветвями. Вдали стоял маяк – луч ярких красок и радости среди упрямой зимней мглы. А внизу, под домом, к воде по камням был проложен шаткий лодочный причал с опасными щелями между досок. – Ого, у тебя есть причал? – Не ахти какой, но есть. Есть и сарай для лодки. Только лодки нет. Миссис Дорчет продала ее после смерти мужа. Может, куплю. Лодку. Может быть. – Лодку. – А что? Сарай для нее и причал уже есть. Нужно же найти им применение. Эсси взглянула на него, вспоминая печального мальчика на скамейке в парке, потом молодого неопытного полицейского, напарника, вместе с которым она многое прошла. Друга на полу, истекающего кровью. А теперь она видела перед собой мужчину, который осматривает свои владения. – Это уже не дыра, Рид. Он ухмыльнулся. – Кое-что требует ремонта, но нет, не дыра. – Как тебе нравится быть начальником? – Отвечу через месяц. Пока встаю на ноги. Народ, по большей части, присматривается ко мне – сможет ли пришлый добиться успеха? – Ты справишься. – Надеюсь. Следующие пару месяцев здесь еще будет тихо, так что у меня есть время, чтобы узнать, кто есть кто и что есть что. И взять на себя управление. – Проблемы? Рид уклончиво хмыкнул. – Нынешний начальник меня поддерживает, и это здорово помогает. Полицейские, диспетчер знают свою работу, на острове затишье. У некоторых есть кое-какие причуды, как и везде, но в целом надежные люди. Лучшая из всех – единственная женщина. – О, рассказывай! – Умная и жесткая. Немного вспыльчивая, но мы сработаемся. – Бойся служебного романа. – Что? О нет! – Смеясь, Рид откинул назад взъерошенную копну волос. – Не в моем вкусе, тем более что я ее босс. Забавно – босс. И вообще, ей около сорока, разведена и встречается с нашим сантехником. Еще Леон Вендалл, бывший флотский старшина, семь лет в местной полиции. Любит рыбалку. Женат уже тридцать лет, жена – учительница. Трое детей, одна внучка.