– Я не вернулся, я всё время тут был, – буркнул я. – Где же ты был? В квартире тебя не было… – Это вы забрали всю нашу еду? – Нет, – сказал Митек Грин. Я знал, что он врёт. Я посмотрел на Ципору и маленького Йоси. Малыш спрятал лицо в подол маминого платья. Авраам залез на одну из верхних полок и накрылся одеялом. – Вы ещё и всю еду из укрытия на чердаке у нас забрали, – сказал я. Мне не было страшно. Да пусть хоть убьёт меня. Тогда его дети увидят, какой у них папочка. – Мы ничего не брали, – ласковым голосом сказала жена Грина. Старый Барух, когда говорил о Гринах, всегда добавлял «шибко деловые, себе на уме». Наверное, он как раз что-то такое имел в виду. А что я мог сделать? Их было пятеро. Двое взрослых. Авраам и Ципора тоже были старше меня. Но в бункере и так была еда – еда, которую папа прятал вместе с Грином, чтобы её хватило на всех на долгие месяцы. Этого-то они не могут отрицать. – Хорошо, – сказал я. – Я хочу взять еду, нашу долю. Я принесу мешок и возьму столько, сколько смогу унести. А потом вернусь и заберу то, что осталось. Грин вскочил на ноги, как будто его змея ужалила, и накинулся было на меня, но его жена – сильная женщина – успела схватить его и усадить обратно на стул. – Помолчи, – сказала она ему. – Я поговорю с мальчиком. Потом она повернулась ко мне и сказала тем же ласковым голосом, что и раньше: – Слушай, Алекс, ты должен понять несколько вещей. Первое – ты не можешь приходить и уходить. Ты уже большой и умный мальчик, и ты понимаешь, что твоё хождение туда-сюда нас выдаст. Ты ведь знаешь, что доносчики тут буквально везде. Я очень, очень надеюсь, что никто тебя не заметил, когда ты пришёл сегодня, и никто не слышал твоих глупых криков. – Вы могли бы открыть, когда я… Она не дала мне закончить. – Это уже неважно. Просто слушай, что я тебе говорю. Если ты хочешь уйти – уходи, но только с одним условием: больше ты сюда не вернёшься. Это первое. – Но… – начал было я. Мне было что им сказать. Это ведь и наш бункер тоже. И еда тоже наша. – Я знаю, знаю. Помолчи и послушай. Я умолк. – Ты можешь оставаться с нами сколько захочешь. Еду мы будем делить поровну – ты получишь столько же, сколько и мои дети. Ты понял? – Да, пани Грин, – вежливо ответил я. – Тогда, пожалуйста, можешь выбрать себе полку, лечь, отдохнуть. Если ты голоден, Ципора прямо сейчас даст тебе что-нибудь поесть. Мы должны экономить еду, потому что неизвестно, сколько нам придётся здесь пробыть. Война ещё очень нескоро закончится. – Я не могу здесь остаться, – сказал я. – Разумеется, он не может! Что за бред! – ввязался в разговор Митек Грин. Жена ничего ему на это не сказала. Йоси, Ципора и Авраам таращились на меня с изумлением. – Я должен вернуться… туда, где я жду папу. – Это где? – хором спросили Грин и его жена. – Это… – и я ничего больше не сказал. – Ты что, нам не доверяешь? Почему не хочешь рассказать? Твой папа уже там? Или там ещё кто-то есть? Кто тебя сюда послал? – Они задавали мне все эти вопросы без остановки, один за другим. – Никто меня не посылал. И никого там нет. Только я один. Жду там папу. – Так зачем же ты сюда пришёл? – спросил Грин. – За Снежком. – Снежком? – опять спросили они хором. Йоси сказал: – Это его мышка. Она белая. И тут все засмеялись. Кроме Митека Грина. Мне стало стыдно. Хорошо, что Снежок сидел у меня в кармане тихо, не пищал. – Я хотел взять немного еды, но нигде ничего не нашёл. Поэтому я пришёл сюда. И я хочу взять нашу еду. Я заберу всё и положу в нашу с папой комнату. И буду брать еду по частям оттуда. Сюда я больше не приду. И стучать не буду. – Ещё чего придумал, – сказал папаша Грин. Вместе с женой они отошли в сторону и какое-то время шептались между собой. Спорили. Ссорились. Потом она подошла ко мне и сказала резко и твёрдо: – Ты можешь остаться с нами или можешь уйти. Но никакой еды ты отсюда не возьмёшь. – Почему? – Потому что это всё равно что её выбросить, – сказал Митек Грин. – Они через день-два тебя поймают. И вся еда пропадёт просто так. – Оставайся, – шепнул мне Йоси. – Я не могу, – сказал я чуть не плача. – Я жду папу, и… – Но ведь твой папа, когда будет тебя искать, наверное, и здесь тоже поищет, – сказал Авраам. Он был прав. Это логично. Мне надо остаться здесь, с Гринами. Я вгляделся в их лица. Йоси смотрел на меня с надеждой. И Ципора с Авраамом, в сущности, не такие уж и плохие. Нет. Ясно, что оставаться здесь мне нельзя. Я должен прямо сейчас вернуться на развалины. Я собрался с мыслями. Барух ведь тоже знал про этот бункер. Но он не говорил, чтобы я шёл сюда, если папа не появится. Я отлично помню его слова: «Жди на развалинах дома номер семьдесят восемь. Неделю, месяц, а если надо – целый год». Он так и сказал. И я так и должен сделать. Она дала мне три банки сгущёнки. Я, конечно, ничего не мог ей доказать, но точно такие же банки стояли в нашем с папой шкафу на кухне. Ещё она дала мне немного сухарей и баночку повидла. – Это всё, – сказала она. – Алекс, оставайся, – шепнул Йоси. – Рот закрой, – одёрнул его Грин. – Не лезь не в своё дело. Нет, я ни за какие коврижки не остался бы здесь с ними, без папы. А ведь они всегда были такими вежливыми и доброжелательными, когда заходили в нашу с папой комнату по какому-нибудь делу. Может, они как доносчики – как только быть доброжелательным стало невыгодно, их показушная доброжелательность испарилась, и тогда вдруг выяснилось, какие они на самом деле. Я вылез из бункера и вернулся в нашу комнату. Взял большой плед, положил в него мои подушку и одеяло. А кроме того, пару книг и провиант, который дала мне мамаша Грин. И ещё простыню, полотенце, трусы, одежду. Как будто я собрался ехать в летний лагерь. Я немного подумал и прихватил ещё спички и свечи. Папин фонарик – пусть у меня будет два фонаря. Вилку, нож и ложки: столовую и чайную. На всякий случай я взял ещё один такой же набор для папы. Увязал вещи в большой тюк. Я уже стоял с вещами в дверях, когда вдруг вспомнил о нашей коробке с фотографиями. Я отыскал её и тоже засунул в тюк. Мне не хотелось, чтобы наши карточки оказались на улице и валялись бы на земле, как это случилось с фотографиями очень многих других семей. Может быть, я бы и не обратил особого внимания на эти снимки, которые были разбросаны повсюду на улицах. Но мама всё мне объяснила. Она сказала, что это фотографии людей, которые когда-то были счастливы. Например, фотография со свадьбы. Или фотопортрет пожилых родителей. Или фотокарточка недавно родившегося малыша. Мама сказала, что всё это – как бы следы, оставшиеся после людей, которые уже умерли. И они ни для кого больше не имеют ценности. Я двинулся в обратный путь. С трудом пропихнул свой тюк сквозь решётку. Аккуратно вернул перепиленный прут на место – вдруг мне понадобится ещё раз сюда прийти. Нельзя, чтобы кто-нибудь заметил, что его можно отодвинуть. Старый Барух здорово с этой решёткой всё устроил. Небо затянуло облаками. Пошёл мелкий дождик. Я вдруг подумал, что было бы неплохо вернуться в квартиру и взять ещё всяких разных вещей. И вообще, почему бы мне не остаться там на ночь? А может, и правда лучше попроситься в бункер к Гринам, хоть я и терпеть их не могу? Но я не стал возвращаться. Дорога обратно заняла гораздо меньше времени. Может быть, из-за того, что я был менее осторожным. Но боялся я ничуть не меньше, чем по дороге туда. Трудно было не бояться. Когда я добрался до подвалов, начался настоящий ливень. Развязать тюк и достать из него вещи нужно было до того, как забираться в лаз, потому что целиком он бы не пролез. Одеяло немного намокло. И книжки. Ничего, они высохнут. Я устроил себе постель. Земля была такой твёрдой, что одеяло я решил подстелить под себя. Завтра пойду в какой-нибудь из соседних домов, поищу себе матрас. Может, найдётся что-нибудь и поесть. Хотя в это я не очень верил. Еду обычно брали с собой или прятали так, что если не знаешь точно где, то и не найдёшь. А вот матрасов, я уверен, будет сколько хочешь. Ночью мне приснился папа. Он улыбался и был близко-близко. Я тянул к нему руки, чтобы обнять. Но никак не мог дотянуться. Я тянулся изо всех сил, а папа удалялся всё дальше и дальше, хотя совсем не двигался с места. Я кричал: «Папа!», но без толку. Тогда я попытался побежать к нему, пока он ещё был виден. Но ноги были такие тяжёлые – совсем не двигались. А папа продолжал улыбаться своей доброй, подбадривающей улыбкой, будто говорил: «Держись, Алекс, я приду!» Я просыпался два раза. В первый раз я не понял, где нахожусь. Я проснулся из-за своего сна. А во второй раз меня разбудил гром, который грохотал снаружи. Там была гроза. Недалеко от моей постели в подвал просачивалась вода. Я пощупал плед, которым укрывался, – сухой… Первый раз после окончания бомбардировок я спал, не надев пижаму. 6. Дорогие вещи без всякой ценности Я проснулся рано, с первыми птицами. Выглянул из лаза наружу. Было погожее утро. От развалин шёл запах дождя, который я так любил. И всё же вылезать на поверхность мне не хотелось. Я вернулся в свою нишу и взял фонарик. Начал осматривать подвалы. Совершенно обычная система: в середине коридор, по обе стороны от него подвальные отсеки, только этот коридор ещё загибался и потом шёл в обратном направлении. От этого здесь было немного страшнее, чем в обычных подвалах. Сейчас, когда выбора у меня не было, зато был фонарик, я не побоялся зайти в самую глубь. А раньше, когда мы приходили сюда играть и я залезал в лаз, смелости мне хватало буквально на пару шагов. Мальчишки, поджидавшие снаружи, начинали завывать: «Во-о-о-у-у» и «Ви-и-и-у-у», и я спешил поскорее выбраться наверх. Но даже если привидения и правда существуют и, предположим, прячутся как раз в таких жутких местах, как это, – почему я так уверен, что они хотят мне навредить? Может, они, наоборот, мечтают мне помочь. Ведь наверняка они тоже терпеть не могут немцев. Все подвальные отсеки были пустыми, и двери везде были открыты. В слабом свете фонарика можно было разглядеть кое-где на полу следы от угольной кучи или догнивающий в углу мешок, в котором раньше лежала, например, картошка. В конце коридора под потолком было небольшое окно типа форточки, но снаружи его почти полностью засыпало обломками. Я подумал, что нужно достать где-нибудь лестницу и раскопать эту форточку. Потому что в каждом укрытии должен быть запасной выход на всякий случай. Я решил поселиться в ближайшем к выходу отсеке и вычистил его как мог с помощью старого мешка. Я подумал, что отсюда услышу, если вдруг снаружи меня позовёт папа. В дальних подвальных отсеках вообще ничего не было слышно. Ни тишины вымершей еврейской улицы, ни шума с польской стороны за стеной гетто. Все свои вещи я перетащил в этот отсек. Решил, что читать буду днём, рядом с той форточкой в коридоре. Чтобы не тратить зря свечи и батарейки фонарика. Кроме того, у форточки мне будет лучше слышно, если кто-то начнёт сюда лезть. Я успею спрятаться в более дальних отсеках. Весь день я провёл в своём новом укрытии. Папа так и не пришёл. На третий день я решил сходить в соседний дом и поискать там какую-нибудь еду. Я подошёл к воротам, ведущим со двора. Но выходить на улицу при свете дня было страшновато. И тут я вспомнил, что мы с ребятами однажды обнаружили пролом в боковой стене соседнего дома – ход, через который можно было пробраться внутрь. Прямо в одну из квартир. Правда, он был заколочен досками, но я подумал, что теперь могу отодрать эти доски – ведь в квартире уже давно никто не живёт. Я быстро нашёл это место, но никаких досок там уже не было. Может быть, жильцы пытались сбежать через этот ход, когда за ними пришли. Так, не выходя со двора, я попал в соседний дом, в пустую полуразрушенную квартиру. Вышел на лестничную площадку. Немного постоял, прислушиваясь. Было тихо-тихо. Я попытался открыть дверь квартиры напротив. Дверь поддалась. Внутри у меня сперва возникло ощущение, что люди вышли отсюда только что и скоро должны вернуться. Мебель стояла на своих местах, но вообще в квартире был не то чтобы порядок, тут и там валялись вещи, некоторые – на полу. И всё было покрыто пылью. Первым делом я отправился на кухню. Но не нашёл там ни крошки. Впрочем, пока что я не очень беспокоился. Еды, которую мне дали Грины, хватит на неделю. А там уже и папа за мной придёт. Я пошёл в детскую – тут было огромное количество книг. Часть из них я читал, некоторые – ещё нет. Я взял одеяло и начал складывать в него вещи. Здесь был целый ящик игрушек! Я забыл обо всём на свете, так мне захотелось в них поиграть… но тут я услышал шаги. По одной из верхних квартир кто-то ходил туда-сюда. Я застыл на месте, боясь пошевелиться. Так прошло довольно много времени. Наконец шаги начали удаляться и стихли. «Это мародёры», – подумал я. Если не поторопиться, то скоро здесь ничего не останется.