– Пойдемте, девочки. – Мы собирались прочитать еще главу! – хнычет Либби. – Идите, оденьтесь, – рявкает она. На девочках все еще их пижамы. – Смотри, тебе нравится моя косичка? – спрашивает Либби и крутится перед мамой. – Хейли ее заплела. Кара сжимает губы, и я ее не виню. Она меня не знает, а со стороны все выглядит так, будто я пытаюсь превратить ее дочерей в маленькие подобия себя. – Пожалуйста, идите, оденьтесь. Оставьте пижамы на кровати. Они останутся здесь. Мэтт, – резко говорит она. – Помоги им. Он открывает рот, но не может решить, что сказать, и закрывает. Я слегка задираю подбородок. Давай же. Все нормально. Он уходит с девочками в комнату, а я опускаюсь на одно колено и снимаю с Руфуса поводок. Потом поглаживаю его животик. В последний раз, когда пришла Кара, я сбежала, как испуганный кролик. Я могла бы сделать так и сейчас. Но зачем? Вред уже принесен. И я больше ее не боюсь. Что будет, то будет. Мэтт снова выходит, на этот раз с розовой торбой. – Все готово, – говорит он и передает сумку Каре. Когда я встаю, он подходит ближе ко мне и поглаживает меня по спине. Кара демонстративно закатывает глаза. – Мы не договаривались, что девочки будут проводить время с твоими пассиями. Мэтт уже готов рычать на нее. – Хейли не пассия, – шипит Мэтт. – Мы встречаемся. – Ага. – Она переводит раздраженный взгляд на меня. – Это ненадолго, поверь. Его никогда нет рядом. Когда он в поездках, женщины оравами вьются вокруг. – И это неважно, – говорит он сквозь стиснутые зубы. – И никогда не было важно. Эх. И это вовсе не похоже на постбрачную перебранку субботним утром. К счастью, Джун и Либби входят в комнату, и все замолкают. Я ухожу в ванную мыть руки, пока Мэтт прощается со своими девочками и провожает бывшую из квартиры. Несколько минут спустя я слышу, что он входит в спальню. – Что в пакете? – спрашивает он. – Шоколадные круассаны, – говорю я и передаю ему пакет. – Тебе и мне. – О да, черт возьми. – Он кладет их на комод. – Я долью нам кофе. Давай съедим их в постели. Моя первая мысль – о крошках. Но потом я одергиваю себя. Мэтт – Ты очень соблазнительная в моей рубашке, – говорю я Хейли. У нас только что был секс в кровати. Я лежу голый, а на ней только моя рубашка. – М-м-м, – вот и все, что она говорит, ее дыхание сбивается. Несколько волшебных минут мы лежим и обнимаемся. – Спасибо, что стерпела мою бывшую. Она хихикает. – Я все понимаю. Правда, понимаю. – Я у нее всегда злодей, – говорю я. Я не часто гружу Хейли своими проблемами, но секс развязал мне язык. – У нее есть парень. Я уверен, он уже почти живет у них. – Дантист, верно? – Хорошая память. Я не сказал ни слова, когда он появился на горизонте. Я подумал – Кара такая придирчивая ко всему. Но они были знакомы в школе, и, если она решила познакомить с ним детей, он, должно быть, отличный парень. Я дал ей кредит доверия. Но от нее этого не дождешься. Она ставит под вопрос все, что я даю им на обед. У меня нет права голоса. У меня нет права участвовать в выборе школы, куда они пойдут в следующем году, или где они проведут Рождество. – Мне жаль, – говорит Хейли, поглаживая меня по груди. – Ты такой хороший отец. Девочкам очень повезло с тобой. – Я неплохо справляюсь, – я жую слова. Я уже достаточно поныл. Она приподнимается на один локоть. – Я не шучу. Ты лучший родитель. Ты слушаешь, когда они говорят. Ты не поправляешь каждое слово, которое вылетает из их ротиков. Ты просто их ценишь. – Все так делают. – Неправда. В ее голосе слышится что-то яростное, и я замолкаю. – Больное место? Она хмыкает. – Может быть. Когда я была ребенком, моя мама каждый день говорила мне, что я ее разочаровываю. Отец ушел, когда мне было пять, и она считала, что это была моя вина. Я подскакиваю. – Что за черт, Хейли? Кто говорит такое ребенку? – Я знаю. – Она устало улыбается. – Может быть, у меня не очень высокие требования к родителям. Но ты хорошо с ними обращаешься, Мэтт. Не дай ей переубедить себя в обратном. Я со вздохом шлепаюсь обратно на спину. – Сложно воспитывать детей по отдельности. – Я понимаю, – спокойно говорит она. – Я даже не могу представить, сколько трудностей это влечет за собой. Что ты сказал девочкам, когда переезжал от них? – Ну… – Я пытался не думать о том дне, но ничего не получается. – Кара усадила их за стол и сказала: «Нашей семье будет лучше, если папа будет жить где-нибудь в другом месте». А я просто сидел и кивал, будто был со всем согласен. Думаю, она вычитала эту фразу откуда-то из самоучителя по воспитанию детей. А девочкам тогда еще даже не было трех. И я все равно путешествовал очень часто, возможно, они даже сразу не поняли, что произошло. Я помню весь тот месяц очень смутно. Но мне до сих пор больно, черт бы его побрал. Я никогда не хотел поступать так со своими детьми. И мне никогда не давали выбора. – Ты скучаешь по Каре? – деликатно спрашивает Хейли. – О боже, нет, – честно говорю я. – Между нами все шло не так уж хорошо. Но обычно я так просто не сдаюсь. Я дал клятву, и я не собирался позволить проклятому расписанию ее нарушить, понимаешь? Ее тошнило от моего образа жизни. Она как-то сказала: «Большую часть времени я бы не замечала разницы, если бы мы развелись». Хейли мычит от сострадания. – Так бесчеловечно. – И недальновидно, – замечаю я. – Я уйду на пенсию, когда девочкам еще не успеют поставить брекеты. На свадьбе мы сказали «навсегда», но она, видимо, не умеет считать. – Я горько смеюсь. Ее нежные пальцы поглаживают меня по бедру. – Мне очень жаль, что тебе пришлось справляться с такими проблемами. – Сейчас у меня нет никаких проблем. Разве что крошки в постели. – Время взбодрить наш разговор. – Это была твоя идея, помнишь? Я перекатываюсь ближе к ней и накрываю ее губы своими. Sticks & stones[30] ТРИ НЕДЕЛИ СТУСТЯ