– Сексуальный? – предполагаю я. Она шлепает меня по плечу и падает на него. – Да. Ладно. Твоя взяла. Я прижимаю ее к себе и засыпаю очень счастливым. Крошки Хейли Утро в постели Мэтта меня несколько взбудоражило. И меня удивила не близость его голого тела. Я чувствовала его жар всю ночь – чувства лучше не представить. Меня удивляет тихий стук в дверь. – Папуля! Время вафель. – Угмрм, – говорит он в подушку. За короткой тишиной следует еще одно постукивание. – Я сама их сделаю, если ты не встанешь! И он начинает шевелиться. Он быстро целует меня и извиняется. – Я заварю кофе. Не торопись, – настаивает он. – Бери с моих полок что хочешь. – Угу, – только и могу сказать я. Когда он уходит и закрывает за собой дверь, я тоже встаю и торопливо иду в ванную. Я думаю, что он не будет возражать, если я воспользуюсь его восхитительной душевой кабиной с тремя распылителями и подогревом для полотенец. Я купаюсь и заплетаю волосы в косичку, чтобы в них не осталось и намека на секс. У него в аптечке лежат несколько зубных щеток, какие часто выдают в самолетах, и я беру себе одну. Теперь, когда я уже почти готова выйти в люди, я надеваю джинсы. Но моя рубашка скомканная лежит на полу. Следовало повесить ее куда-нибудь прошлой ночью. Сейчас она будет выглядеть нелепо, поэтому я заглядываю в шкаф (и краснею при виде зеркала) и беру себе фланелевую рубашку Мэтта. На ней его запах. О! Я пропала. – Отличная рубашка, – тихонько говорит он, вручая мне чашку черного кофе. – Моя выглядит, как из задницы. Он усмехается. – На мне она никогда не смотрелась и вполовину так хорошо. – Он украдкой целует мою шею, и я вспоминаю прошлую ночь, когда мы… – Хейли? – зовет меня Либби. – Можешь сделать мне такую же прическу, как у тебя? Папа не умеет делать девчачьи штучки. – О, конечно, – говорю я, отступая от ее папочки, чтобы не наброситься на него. – У тебя есть резинка и расческа? Она убегает их искать. – Тебе не обязательно это делать, – говорит он, выливая яйцо в миску. – Я совсем не против. Это проще простого. – Я прочищаю горло. – Они не против, что я здесь? – Конечно, нет, – заверяет он. Когда Либби возвращается, я сажусь на диван, а она – на пол передо мной. Руфус с поводком в зубах тоже подскакивает к нам. – Его нужно вывести? – спрашиваю я Мэтта, который сейчас вымешивает тесто для вафель. Нет ничего более сексуального, чем мужчина с голым торсом на кухне. О-ох. – Да, я задолжал ему прогулку, – говорит он. – Но это подождет. Сначала позавтракаем. Я дважды пытаюсь заплести Либби косичку, потому что ей все не сидится на месте. Но в результате мне удается собрать ее шелковистые волосы в приличную косу. Потом и Джун просит меня заплести ее. Затем мы все вместе садимся есть вафли и сосиски за столом Мэтта. Вафли… отвратительные. Когда я бросаю попытки осилить свою, я смотрю на Мэтта и вижу, что он тоже больше не пытается. – Без глютена, – одними губами он говорит из-за своей чашки и хмурится. Хотя его дочерям, кажется, нравится. Они их прямо уплетают. Когда девочки доедают, Мэтт влажной мочалкой вытирает сироп с их пальцев. Потом они умоляют его прочитать главу «Храброй Рамоны». [29] – Пока мама нас не забрала, – говорит Джун и смотрит на него грустными глазами. Он смотрит на часы. – Когда допью кофе, – обещает он, дотрагиваясь своими ногами до моих под столом. Я тайком предлагаю Руфусу кусочек вафли. Он разок ее нюхает и отворачивает нос. Но затем, захватив мое внимание, он снова поднимает поводок и жалобно на меня смотрит: «Ты что, не видишь меня? – вопрошают его глаза. – Я прямо здесь». – Я схожу, быстренько выгуляю Руфуса, – говорю я. – Тебе не обязательно… – Я знаю! – говорю я и цепляю поводок за его ошейник. – Почитай девочкам. – Спасибо, милая, – говорит он, и меня согревает взгляд его серых глаз. – Не за что. Иди. Я накидываю куртку и веду собаку на улицу. Когда мы проходим мимо кофейни, у меня рождается идея. За стойкой сейчас знакомый бариста, поэтому я неистово машу ему рукой, пока он меня не заметит. – Можно мне два круассана с шоколадом навынос? Прости, что заставила тебя выйти. – Никаких проблем, Хейли. Секунду. – Он берет у меня деньги и выносит мне выпечку в бумажном пакете и сдачу. – Это твой пес? Милый. – Это друга, – говорю я. – Увидимся завтра. Мы вышли ненадолго, потому что я планирую занести Мэтту круассан и сбежать до десяти, пока его бывшая не пришла забирать дочек. Я снова вхожу в вестибюль в 9:30 и мчусь к дверям лифта, чтобы не дать им закрыться. – Спасибо. – Я с облегчением вздыхаю, когда вижу, что рука придержала их изнутри. Но когда я вхожу в лифт, я понимаю свою ошибку. Это Кара, бывшая жена Мэтта. И теперь она смотрит на меня, как на прокаженную. – Доброе утро, – здороваюсь я, жалея, что не вывела Руфуса на долгую прогулку. – Утро, – сквозь зубы отвечает она. Руфус тоже пытается с ней поздороваться, но она отталкивает его лапы от своего верблюжьего пальто. И я оттягиваю его, прищелкивая языком. Видимо, ни один из нас ей не по душе. Никогда еще поездка на лифте не казалась мне такой длинной. Я хочу сказать что-то милое, но не успеваю ничего придумать, как двери открываются. Я выпускаю ее первой, и она идет вперед к двери Мэтта, и ее походка безупречна – даже королева могла бы у нее поучиться так себя держать. Она стучит, и Мэтт незамедлительно открывает дверь. – Хейл… Ты рано, Кара, – отрубает он. Потом он поднимает глаза и видит меня на фоне. Мое выражение лица просит у него прощения, но он лишь выглядит удивленным. – Это вафли? – спрашивает она вместо приветствия. – Без глютена, – заверяет он. Она все равно хмыкает.