Однако, и это не все. Имелся еще один факт. Максим Сергеевич, например, считал, что Шахурин пострадал в том числе, из-за своей жены, Софьи Мироновны, которая якобы злоупотребляла льготами супруга-наркома. Основания для таких слухов были. Тогда же, в 1945 году для Шахурина была отделана квартира на улице Горького, наискосок от здания Моссовета, в первом этаже дома, где потом обустроился книжный магазин. Квартира была очень большой площади, и прохожие могли наблюдать эту роскошь через окна-витрины. По этому поводу сам Сталин сказал:” Широко живешь, Шахурин, нехорошо живешь, Шахурин”. В воспоминаниях Максима Сергеевича свидетелем данного разговора был его непосредственный начальник. Тот самый полковник, которого я видел уже дважды. Однако в обвинительном заключении этот сюжет не фигурировал. "Неуправляемая" жена наркома была бы слишком мелким поводом для столь сурового наказания. Тем более, когда помимо супруги, в деле активно фигурировал Яковлев, делая акцент на том, что создание немцами реактивных самолетов — авантюра проигравших, на которую они пошли, не выдержав в соревновании с советской авиационной промышленностью. Знал, на что давил. Об этом он написал в "Правду" статью "Конструктор и война". А вот уже после этого случилась та самая докладная записка. Как красиво, однако, назвали "слив" наркома. Докладная записка... Надо же. Хотя, ясное дело, настучал просто этот Яковлев, чтоб убрать человека, который мешал продвигать свое конструкторское бюро. Хотя это и не было отражено в обвинительном заключении, но в процессе следствия ставилось в вину Шахурину неоднократно. В 1953 году всех обвиняемых реабилитировали. Было установлено, что товарищей принудили к самооговору незаконными методами следствия. По большому счету, все вообще закончилось не так плачевно, как могло бы. Обвиняемые с самого начала отделались легким испугом. Получили сроки, оставшись живыми. Суть не в этом. Отностельно того, что происходило на заводе сейчас, меня интересовал совсем другой факт. Инженер Маслов в период авиационного дела являлся одним из самых подающих надежды сотрудников конструкторского бюро Яковлева. Очень талантливым считался. Яковлев его весьма ценил. Можно сказать, относился, как к родному. Но Лев Иванович имел маленькую неприятность в виде супруги, которая являлась родной сестрой жены Шахурина. Разница в возрасте у них была большая. И они почти не общались. Но тем не менее, Анна Степановна, которую на тот момент звали совсем иначе, была арестована. Тем более, у обеих дам, девичья фамилия оказалась далеко не советская. Обе они — Лурье. Дочери лесопромышленника Мирона Ионовича Лурье. То есть, прямо скажем, совсем не рабоче-крестьянские корни. Но и этот, уже двадцать пятый слой дела, не был последним. Речь шла не только о самолетах и ВВС. Основной интерес во время следствия представляло получение фактов, связанных с деятельностью маршала Жукова, в связи с готовившейся кампанией по его компрометации. Новикова, например, арестовали по делу ВВС, а допрашивали о другом. По сути, все эти чины были орудием для того, чтобы скомпрометировать некоторых видных деятелей путём создания ложных показаний. Причем, они сами данный факт понимали. Вопросы о состоянии ВВС были только ширмой. Но вот конкретно об этой стороне дела Максим Сергеевич вообще старался не думать. Следствие завершилось менее, чем за месяц. Так вот. Максим Сергеевич разбирался во всей этой истории не просто так. Казалось бы, ну, осудили, ну, оправдали. Бог с ним. Ан нет. Когда арестовали жену Маслова, у того случилась самая настоящая депрессия. Вроде как, Лев Иванович чуть не лег помирать. Не ел, не пил, не спал. Яковлев, понимая, что самый ценный сотрудник выбыл из строя, обратился за помощью к Абакумову. Мол, все сволочи, но давайте конкретно эту даму из дела уберем. В ответ получил категоричный отказ. Официально. А неофициально — Абакумов отправил Яковлева к одному из своих сотрудников. Уж не знаю, как между собой договорились создатель самолетов и руководитель главного управления контрразведки. И честно говоря, судя по воспоминаниям Максима Сергеевича он точно этого знать не хотел. Как-то договорились. Сотрудника звали Ершов Виктор Николаевич. Благодаря ему Маслов очень скоро получил свою жену обратно. Но с другим именем и с другой биографией. Казалось бы, все чу́дно разрешилось. Тем более, когда дело авиаторов было в 1953 закрыто, а все его фигуранты восстановили свое честное имя. И чего бы бояться Маслову? Вообще ничего. Кроме того, что сам Абакумов, который с 1946 года трудился министром государственной безопасности, в 1951 получил обвинение в государственной измене и был арестован. Люди, приближенные к Абакумову, пострадали вместе с ним. Попав под пристальное внимание карающей машины. В том числе и Ершов Виктор Николаевич, который помог Маслову решить вопрос с супругой. Вот такая ирония судьбы. Вроде помог, а получилось, что навредил. Потому как теперь уж точно ни одной душе нельзя было признаваться, что Лев Иванович, хоть и косвенно, имел какие-то дела с предателями. Поэтому, как скрывали они с Анной Степановной этот факт, так и продолжали скрывать. Ершов остался жив. В отличие от своего руководителя. И кстати, в воспоминаниях Максима Сергеевича человек этот вызывал у него глубокое уважение и положительные эмоции. Виктор Николаевич воевал. Трудился среди действующих сотрудников "СМЕРШа". То, что контрразведка сделала очень многое для Победы, сомневаться точно не приходилось. Опять же, в силу необходимости Максим Сергеевич видел много документов и записей, которые немного приоткрыли ему огромный вклад, сделанный "СМЕРШем" в нелегкой борьбе с врагом. Средняя жизни сотрудников контрразведки измерялась в три месяца. Потом либо ранение, несовместимое с дальнейшей работой, либо смерть. Виктор Николаевич был одним из немногих, кто остался и жив, и цел. После ареста Абакумова, он тоже был арестован. Однако, его отпустили. Почему? Вот тут начинается самое интересное. То, чему Максим Сергеевич посвятил чертову кучу лет. Мало кто знал, а точнее, никто, что Виктор Николаевич готовил нелегалов. Шпионов, которые действуют в соответствии со специально разработанной для них до мельчайших деталей легендой, фактически проживая биографию другого человека. Они находится за рубежом с документами лиц, которых либо вообще не существовало, либо они уже отправился в мир иной. Прикрытие, то есть род деятельности, у нелегала может быть самый неожиданный, но сам он не связан с официальными представительствами своей страны и никогда не посещает их, чтобы не расшифровать себя перед местными спецслужбами. И если что-то пойдет не так, страна никогда не признает официально факт его существования. Узнав об аресте нелегала, посольство родной страны не может ему помочь, разве только через надёжного посредника нанять толкового адвоката. В случае осуждения за шпионаж, а сроки за этот вид преступления самые длительные, нелегалу остаётся лишь уповать на то, что ему смогут организовать побег, или обменяют на провалившегося коллегу-разведчика из противоборствующей спецслужбы. И вот подготовкой таких сотрудников занимался Виктор Николаевич. Одной конкретной группой. При том, что данная сфера относилась к работе внешней разведки, поручили группу именно Ершову. Логика была такой. Если он лучше, чем кто-либо , знает, как найти чужого разведчика, то именно ему удастся создать тех, кого найти точно никто не сможет. Среди расследовавших дело авиаторов, он вообще оказался чисто случайно и был там краями. В общем, по факту, Ершов выторговал свою свободу. Добиться от него конкретных сведений не смогли, но ликвидировать столь ценный источник информации не решились. Слишком важная эта информация. Поэтому отпустили, но под зорким присмотром. Я так думаю. И Максим Сергеевич так думал. И товарищ полковник из моих видений тоже. Потому как, по стечению обстоятельств, об этой группе нелегалов знал только он. Имя, легенда, место нахождения. Данная информация имелась только в голове Виктора Николаевича. Когда его выпустили, он благополучно вернулся домой, начал вести образ жизни честного пенсионера и никуда не лез. Тем более, еще в 1947 году у него родилась внучка, в которой он души не чаял. С родителями девочки произошла досадная неприятность. Они погибли. И на момент всех этих событий, ребёнку исполнилось только четыре года. Родни никакой. Один дед. Максим Сергеевич вместе с полковником были уверены, потому Ершов и торговался. В любой другой ситуации, скорее всего, он бы пошел до конца. Но тут не мог. Честь офицера это круто, но единственная внучка, у которой не осталось никого кроме деда... Выбор очевиден. И все было опять же неплохо. Затихло. Но спустя тринадцать лет, опять всколыхнулось. Очень неожиданно Виктор Николаевич был найден в своей квартире безвозвратно мертвым. А внучка, которой на тот момент исполнилось почти восемнадцать, пропала. Как сквозь воду канула. Смерть Ершова выглядела естественной. Для обычных ментов. Но не для чекистов, которые много лет за Виктором Николаевичем приглядывали. Вернее, не только приглядывали, но и пытались список агентов заполучить. Ничего себе, куча нелегалов в буржуйских странах. Это же информация на вес золота. Однако, сам Ершов справедливо полагал, пока сведения хранятся лишь в его голове, то и жить он будт долго, счастливо. Как только тело было найдено, естественно чекисты взяли все в свои крепкие руки. Ершов умер не сам. Ему помогли. Препарат, введённый Виктору Николаевичу, спровоцировал остановку сердца. Комитет государственной безопасности встал на уши. Особенно, главное управление внешней разведки. Потому что, ни хрена б себе. Там, за границей, остались нелегалы, которые живут в чужой стране почти двадцать лет. То есть, идеальные шпионы с идеальными биографиями. Но ни одна сволочь теперь не знает, кто именно. А второй момент, явно не случайные люди вхерачили Ершову смертельную дозу препарата. И явно не ради развлечения. Выходит, кому-то с "той" стороны что-то тоже стало известно. Собственно говоря, именно так и появилась в жизни Максима Сергеевича, молодого еще на тот момент сотрудника КГБ, Комарова Александра Сергеевна. Правда, прежде, чем они нашли ее в первый раз, им потребовалось почти три года. Ему потребовалось. Потому что только дурак не понял бы, внучка Ершова целенаправленно сбежала в день его смерти и пропала. Вообще. Полностью уничтожив любые следы. В КГБ дураков не было. Правда, пока, Александра Сергеевна умудрялась исчезать каждый раз, как только ее находили. Но это пока. И на прямой контакт выходить тоже было рискованно. Девка явно что-то знала. А еще, после первого же раза, когда Максим Сергеевич ее разыскал, первое, о чем он отчитался, силой от нее ни черта не добиться. Надо искать компромисс. Ясное дело, когда в мозгу взорвались эти воспоминания, я просто охренел. Потому как, особист, завод, проверки — все это лажа. Максим Сергеевич был чекистом. И это — его основная работа. Глава 17. В которой я уже наверняка знаю, что меня оценивают со стороны. Возвращение к реальности было достаточно мучительным. Голова болела так, будто Саша неделю, не меньше, пребывала в длительном запое. Не то, чтоб она наверняка знала, как выглядит запой. Быстрее, догадывалась. Девушка осторожно открыла глаза. Свет, раздражающе активно льющийся из незашторенных окон, резко ударил по сознанию. Будто лезвием полоснуло. Саша машинально зажмурилась, однако противное солнце нахально лезло сквозь веки, стуча тысячами маленьких молоточков по вискам. Такое чувство, что голова сейчас просто лопнет. — С добрым утром, Александра Сергеевна. Вот так хотелось бы мне сказать. Жаль, что вовсе оно не доброе. Да и время, честно говоря, уже далеко за обед. Видите, все у нас как-то не срастается. Саша медленно повела взгляд в сторону ненавистного голоса. Максим Сергеевич сидел напротив кровати, где, пока по неизвестной причине, оказалась она сама. Мужчина вольготно расположился в кресле с деревянными ручками и деревянными же ножками. При этом в руке он держал рюмку с золотисто-карамельной жидкостью. На небольшом столике, стоявшем рядом, Саша заметила бутылку коньяка. И все. Ни закуски, ни, хотя бы, воды. Ничего. Взгляд Максима Сергеевича пристально изучал содержимое стакана, словно где-то на дне притаилась великая тайна бытия. На девушку он не смотрел, будто её нет в этой комнате. Такое поведение напрягало изрядно. Разговаривает, как с пустым местом. — Где я? Максим Сергеевич оторвался, наконец, от созерцания рюмки, а затем с насмешкой поглядел в сторону Саши. — Гостиничный номер. Такой ответ устраивает? — Ответ — да. Местоположение — нет. Я бы с бо́льшим удовольствием оказалась в своем общежитии, в своей комнате. — Ну, простите, Александра Сергеевна. Ковыряться в Вашей сумочке желания не возникло, а без ключей от входной двери мы бы вряд ли туда попали бы. Все же я не взломщик. Да и тащить Ваше бездыханное тело на глазах у половины общежития вообще не улыбалось. Всяко удобнее было транспортировать сюда. Мне, по крайней мере, точно. Вопросов никто не задаст. Хотя, нет…Чего же я скромничаю. Пришлось выдержать битву с целым дирижаблем. Полчаса рассказывал одной кудрявой женщине душевную историю. Шел, упал, очнулся — бездыханная дева на пороге гостиницы. — Какая дева… Какой дирижабль. — Саша с подозрением пыталась разыскать на лице особиста следы опьянения. Потому что нес он полную околесицу. — Да не забивайте себе голову. Битва все равно закончилась моей безоговорочной победой. Теперь я в глазах этой кудрявой женщины — герой и удивительно романтичный тип. Который подбирает на улице теряющих сознание девушек, потом тащит их к себе в номер, чтоб привести в чувства…Мандец…Только в этом времени кто-то мог поверить в подобную чушь. Удивительная наивность. Как дети, ей-богу... Максим Сергеевич покачал головой и вроде даже засмеялся. Но слишком тихо. Поэтому до конца Саша не была уверена. Да и потом, честно говоря, его слова казались ей каким-то издевательством. В этом времени... О чем он говорит? Девушка мысленно пожелала особисту провалиться сквозь землю ко всем чертям Ада, вместе с его сарказмом и иронией. Либо — сдохнуть. Грубо, а что делать. Зато искренне, от души. — Мне полагается поблагодарить Вас за заботу? — Саша старалась выглядеть уверенно. Однако, в присутствии Максима Сергеевича это у нее не очень получалось. Чертов особист как-то изменился. Стал более жестким, что ли. Хотя, куда уж больше. Но помимо сарказма теперь в его взгляде присутствовала определенная холодность. Лёд даже. Мужчина снова усмехнулся, отчего девушка испытала острый приступ желания разбить что-нибудь о его голову. Как же бесит эта манера говорить тихим, спокойным голосом и сидеть, ухмыляясь своим мыслям. Удивительной дурой она себя чувствует в данный момент. — Ну, что Вы, Александра Сергеевна, на подобные подвиги с Вашей стороны я не рассчитываю. — Максим Сергеевич резко поднял рюмку и одним глотком выпил ее содержимое. Даже не поморщился. — Хороший коньяк… Умели же... Так вот… В ответ на ваше высказывание. Благодарность и Вы, как мне кажется, вещи несовместимые. Давайте оставим эти прелюдии. Не время и не место. Более интересует другое. Каким образом Ваша фотография оказалась у безвременно покинувшего бренный мир товарища Маслова? — Маслов! О, Господи… Он же…Он же труп? — Девушка моментально вспомнила все, что произошло за несколько минут до ее обморока. Хотя, лучше бы и не вспоминала. Перед глазами моментально возникла картина. Главный инженер их группы, на стуле, с ножом, воткнутым в сердце. Ее от этого воспоминания немного начало мутить. Может, снова потерять сознание? Саша посмотрела на Максима Сергеевича. Тот в ответ тоже посмотрел. Причем так, что она поняла, лучше не надо. В этот раз ей не дадут уйти от беседы. Даже, если она начнет изображать умирающую. — Понятия не имею. Удивлена не менее вашего. Саша говорила тихо, потому что ей сильно хотелось заплакать. Льва Ивановича было искренне жаль. Действительно жаль. Он — хороший человек. — Да что Вы? — Максим Сергеевич, снова опустил взгляд в стакан. Лицо его стало немного удивленным. Будто он не ожидал, что там окажется пусто.— Странно... — Не вижу ничего странного. Вы еще спросите меня, откуда взялся нож и почему Маслов мертв. — Саша хотела, чтоб ее слова выглядели, как вызов, но получилось немного устало. Наверное потому, что она ужасно, невыносимо устала. Интересно, когда-нибудь это закончится? — Александра Сергеевна, вся ситуация, мягко говоря, выглядит странно. Я бы даже сказал, пугающе. Мысли о том, что Лев Иванович сбежал по собственной воле, появились у меня буквально перед тем, как мы отправились к его супруге. Да и про дачу, тоже. А что по итогу? Приезжаем для беседы со столь своеобразным товарищем, а он, позвольте заметить, немного мёртв. Но соль даже не в этом. Ваше фото. Вот что меня удивляет. Смерть Маслова, по моему разумению, событие ожидаемое и предсказуемое. Однако, вопрос. За каким таким интересом перед своей кончиной Лев Иванович любовался Вашим светлым образом? Безответная любовь? Вряд ли. Всякое, конечно, бывает. Однако он крепко и без вариантов был влюблен в свою жену… Вот даже нож, который оказался в сердце Маслова, не так сильно коробит мой возмущенный разум. Хотя, тоже странная фигня с ножом вырисовывается. Фото Ваше на кой черт ему было нужно…Или кому-то другому? Кому-то, от кого он и бежал, прихватив чертежи... Вроде два события не могут быть связаны, ан нет. Что-то их связывает. Ничего поведать не хотите? Прояснить, так сказать, ситуацию. В принципе, я в любом случае со временем разберусь, что к чему. Верю, знаете ли, в свои силы. Любопытство просто не даёт покоя. Хочется узнать ответ прямо сейчас. Имею такой грешок. Саша резко откинула одеяло, собираясь демонстративно встать и покинуть это жилище, хозяин которого упорно продолжал блистать всеми гранями своего сарказма. Еще теперь и убийство приплел. Однако, тут же, весьма быстро, укрылась обратно. Сложно гордо удалиться со сцены, когда ты в одном нижнем белье. — Вы... Вы... — девушка пыталась подобрать слова, чтоб выразить свое возмущение. В голову лезли выражения только матерные и крайне грубые. — Что такое, Александра Сергеевна? Добродетель в Вас проснулась неожиданно? Заподозрили руководство в покушении на девичью честь? Максим Сергеевич наблюдал её моральные терзания все с той же неизменной насмешкой во взгляде. — Какого черта я голая? Ну...почти. Саша очень старалась, говорить спокойным голосом, а не шипеть и не плеваться ядовитой слюной. Чисто из принципа. Она не позволит снова вывести себя на эмоции. Черта-с-два. — Для начала, не льстите себе. Я раздел Вас исключительно из соображений чистоты своей постели. Вы, на секундочку, рухнули в обморок посреди грязного, загаженного дома, весьма неплохо подтерев там пол. Я не привык тащить мусор в кровать. Пришлось стянуть ваш гардероб. Он, кстати, вон, сложенный на стуле лежит. Прошу заметить, аккуратно сложенный. Белье я решил оставить на месте. То есть, на Вас. Надеюсь, Вы не против? Спросил бы раньше, до какой степени можно раздеть, но Вы были чуть-чуть не в себе. Да и поверьте, не хочу никого обидеть, но хлопчатобумажные изделия отечественной промышленности не способны в мужчине разбудить сексуального маньяка. Если Вы знаете, что это слово означает. — Ну, все. С меня хватит! Саша, плюнув на скромность и свой фривольный вид, решила, что издевательств уже более, чем достаточно. Она, вообще-то, собственным глазами видела мертвого человека. А всякие хамы устраивают цирк с клоунами. Причем, роль клоуна пытаются всучить именно ей. Изо всех сил сохраняя невозмутимое лицо, вылезла из-под одеяла, спихнув его ногой на пол. На зло. Чтоб хоть немного сделать ответной гадости. Грязь он не привык тащить в постель. Ну-ну… Стул с вещами находился ровно за спиной Максима Сергеевича, который, все так же смеясь глазами, наблюдал развитую девушкой бурную деятельность. Поставил, гад, свое кресло прямо посредине. Ну, ничего. Пусть смотрит. Если уж на то пошло, не уродина. И фигура у неё очень даже ничего. Саша спустила ноги на пол. Буквально секунду подумала. А потом, не утруждая себя поиском обуви, в конце концов, не самая большая из проблем, на цыпочках, попыталась прорваться к своим вещам. Ключевым словом в данном случае, стала формулировка "попыталась". Едва она сделала несколько шагов, голова неожиданно закружилась, а земля медленно поехала куда-то в сторону. В последнюю секунду, прежде чем затылок приложился о пол, девушка почувствовала, как её подхватили тёплые мужские руки, не позволяя бревном рухнуть посреди комнаты. — Нет уж, Александра Сергеевна, убиться Вам в своем гостиничном номере я не позволю. Не хочу разрушить светлый образ героя в глазах Кудряшки. Да и совершенно нет желания напрягаться потом, чтоб спрятать Ваше тело. Саша чувствовала, как по спине, которая, между прочим, оставалась все так же обнажённой, полоску бюстгальтера в счёт можно не брать, от того места, где расположились ладони Максима Сергеевича, во все стороны разбегались обжигающие волны. Прямо, как пишут в романах про любовь. Вот черт. Она была уверена, что привирают. Слабость в ногах стала ещё сильнее. Однако, в данный момент причиной этой самой слабости было уже не головокружение. Максим Сергеевич держал её крепко, почти прижимая к себе. Она ощущала жёсткую ткань его рубашки, верхние пуговицы которой были расстегнуты ровно настолько, что при желании девушка могла увидеть темные волосы, спускающиеся от широкой груди вниз. Лицо особиста оказалось так близко, что Саша чувствовала, как щекочет губы его дыхание. К своему ужасу она вдруг осознала, ей до одури хочется, чтоб он ее поцеловал. С ума сошла, что ли…. Наверное, стресс от смерти Маслова оказался гораздо сильнее, чем подумала изначально. Причём глаза самого мужчины уже не смеялись. Взгляд его стал тяжёлым, обволакивающим. Он смотрел так пристально, что Саша ко всему букету своих эмоций, почувствовала, как внизу живота начинает формироваться нечто тёплое, сладкое и недопустимое. Она нервно хихикнула. Но моментально стала серьёзной. Потому что вообще не смешно. Ей сейчас только таких поворотов не хватало. Того и гляди, прибьют. Следующей, после Маслова. А она вдруг вспомнила, что является женщиной.