– Более или менее. Беременность протекает сложно, хотя, возможно, было бы легче, если бы она не волновалась до полусмерти и не была вынуждена постоянно перемещаться. У нас уже дважды чуть не случился выкидыш, поэтому я сказала Саймону, что теперь ей нужно отдыхать весь день между каждым перемещением. Вот почему он вернется сегодня после полудня. Наверное, появилось еще какое-то чертово дело, которое ей придется решить для него. Джун садится в другое кресло и добавляет: – А еще я подумала, что им не помешает немного побыть наедине, и я догадываюсь, что ты здесь, снаружи, по той же причине. Кирнан более или менее все объяснил. А Кейт – та Кейт, которая сейчас там, – уже высказала мне свою версию того, что Сол и Саймон… хотя, наверное, теперь только Саймон… задумал. За последние две недели она почти ни о чем другом не говорила. Она, кажется, не ждет от меня ответа, и я правда не знаю, что сказать, поэтому я просто пью свой сок и позволяю ей говорить. Я боюсь сделать неверный шаг, а Кирнан явно знает Джун гораздо лучше, чем я. Они смотрят друг на друга так, словно хотят за что-то извиниться и не знают, как это сделать. – Похоже, она считает, что все, ради чего мы работали здесь, в Истеро, основано на лжи. Что целью брата Кира никогда не было улучшение человечества в долгосрочной перспективе. Никогда не было восстановление равновесия на земле, что люди пытались сделать здесь, на ферме, уже более века. Она говорит, что он всего лишь убийца, маньяк-геноцидник. – А ты как думаешь? Джун делает глоток из своего стакана и долго смотрит на дверь клиники, прежде чем ответить: – Я видела слишком много несчастных случаев здесь за свою жизнь, чтобы не понимать, что брат Кир более чем готов… жертвовать… для большего блага. Иногда я не понимала смысла этих жертв. Она кивает в сторону большого дома в нескольких зданиях от клиники: – Та женщина в большом доме вон там, смывающая с себя кровь своего отца? Технически говоря, она моя мать, но я была на десять лет старше ее, когда познакомилась с ней, а теперь, наверное, лет на двадцать старше… наверное, мы немного поменялись ролями. Я видела, как они вдвоем: брат Кир и позже Саймон – тянули эту бедную девочку сквозь время в столь разных направлениях, что просто чудо, что она помнит свое имя. Я принимала роды у тринадцати разных матерей, благодаря которым на этот свет появились ее дети и которые считали высшей честью помочь создать новый мир, мир, в котором мужчины и женщины живут на равных, в котором все расы живут в гармонии и в котором мы больше не грабим землю, на которой живем. Мир, в котором нет войны. Мать Кирнана, Клиона, была одной из таких женщин. Она умерла, веря, что служила высшей цели. Я даже позволила Солу убедить себя, что ей пора уйти. Я могла бы отправиться вперед. Я могла бы достать лекарства, чтобы спасти ее – в этой клинике целый шкаф лекарств не-из-этой-эпохи. Но Сол сказал, что у него было видение. Что это было запрещено. Я замечаю насмешку в последней фразе. Я также отмечаю тот факт, что на этот раз она назвала его Солом, а не братом Киром. Она выплескивает последние капли сока на лужайку. Ее голос звучит напряженно, когда она продолжает: – Я подняла тело девятилетнего мальчика, которому сломали шею, и повторила ложь о том, что он упал с перил второго этажа. Я повторила это, может быть, даже немного поверила, потому что не хотела признавать, что все, во что я верила всю свою жизнь, может оказаться ложью. Мы все знали, что Сол был немного сумасшедшим, но это не означало, что он лгал. Если обратиться к истории, то можно заметить, что большинство провидцев были в шаге от безумия. Я нерешительно пожимаю плечами: – Пожалуй, да. Но Сол никогда и никому не хотел помогать. Он не хотел создавать лучший мир. Он просто хотел победить. Чтобы доказать свою правоту. И я думаю, что Саймон может оказаться таким же. – Кем бы ни был Саймон, его создал Сол, – бросает Джун. – Тот факт, что жестокость Сола вернулась к нему и укусила его за задницу, возможно, самое близкое доказательство того, что на этой земле есть справедливость. – Но… ты сказала, что думала вернуться и остановить его? – Не ради Сола. Ради Саймона. Я не должна была говорить ему, что Сол был здесь ранее на этой неделе. Если бы ему пришлось отправиться на поиски Сола, возможно, у него было бы время остыть. Теперь у мальчика на руках кровь, и это отчасти моя вина. Судя по тому, что рассказывал Кирнан, я подозреваю, что руки Саймона были в крови уже очень давно, но я не поправляю ее. – «Земля принадлежит тем, кто следует Пути и прославляет свою внутреннюю силу, – цитирует она. – Те, кто колеблется, не могут быть благословлены». Несмотря на жару, я чувствую легкую дрожь. – Из «Книги Кира»? Джун кивает, и во взгляде ее будто поднимается защитная стена. – Глава одиннадцатая, стих тринадцатый. – А что это значит? – Она бросает на меня странный взгляд, и я добавляю: – Я понимаю эти слова. Мне просто интересно, что они значат для тебя. Как ты их интерпретируешь? – Человек должен найти свой внутренний покой. Это наша внутренняя сила. Убийство – не часть Пути, а убийство Сола означает, что Саймон никогда не будет знать покоя. Это интересная интерпретация, хотя и не первая, которая приходит мне на ум. Я могу припомнить по меньшей мере дюжину других стихов из этой маленькой книжки, которые можно было бы использовать для оправдания убийства, когда сильный берет свое законное господство над слабым. Интересно, как Джун истолковывает эти стихи? Старается ли она найти в них что-то такое, во что может поверить? Или, может быть, ее взгляд просто проскальзывает мимо них, потому что они не соответствуют ее личной интерпретации веры? Я испытываю искушение передать ей слова Тейта о том, что «Книга Кира» была написана в шутку, когда он и Сол были пьяны до потери сознания. Но я не уверена, что она с радостью это выслушает, и не уверена, что это послужит какой-то реальной цели, поэтому я перехожу к конкретике: – Думаешь, Саймон познает какой-то покой, если будет виновен в убийстве почти миллиарда людей? Потому что именно это произошло с последним сдвигом. С тем, который, как ты говоришь, стер почти всех здесь, в Истеро. Она на мгновение задумывается. – Я не думаю, что он расценил бы это как убийство, так что… Не могу сказать. Но в какой-то момент он полюбил Сола. Даже боготворил его. И в Саймоне есть что-то хорошее. Иначе Кирнан был бы уже мертв. Саймон прошел испытание на верность. Не Солу, а Кирнану, которое я провалила, когда позволила Клионе умереть. Я не могу осуждать. Джун оторвала взгляд от своего пустого стакана и добавила: – Подозреваю, что единственной причиной того, что другая версия тебя сейчас находится в клинике с Кирнаном, является Саймон. Как ты к этому относишься? Ты тоже влюблена в Кирнана? – Нет. Я вижу по выражению лица Джун, что она мне не совсем верит, поэтому продолжаю: – Я могла бы. В него было бы очень легко влюбиться. Но есть еще кое-кто, и… Думаю, мое сердце принадлежит другому. Это ведь хорошо, правда? И это хорошо, потому что часть меня, которая все еще немного ревностна, когда дело касается Кирнана, все еще склонна загнать мое второе «я» в угол и сказать ей, что ей лучше относиться к нему хорошо. Что ей лучше никогда больше не разбивать ему сердце. И глупо во всех смыслах. Оставить его не было ее выбором. И если я чувствую это по отношению к Кирнану, будучи влюбленной в Трея, насколько больше она должна чувствовать, будучи замужем за ним, вынашивая, я очень-очень надеюсь, его ребенка? Мы обе просто сидим, погруженные в свои мысли, пока не выходит Кирнан, хлопнув за собой дверью. – Мы уходим, Джун. Мне нужно найти какие-нибудь инструменты, чтобы снять наручники и увести ее до прихода Саймона. – Это не самый разумный план, и ты это знаешь. Если Саймон появится и ее не будет здесь, он просто вернется и не даст тебе уйти, – она кивает в мою сторону. – Пока у вас есть оружие, он тоже будет вооружен, и его будет сопровождать как минимум еще один путешественник, вероятно Патрик. И если что-то подскажет им, что вы с Пру здесь, здесь соберется толпа нанятой охраны, поэтому я очень надеюсь, что Саймон просто вернется сюда, не проверяя, что происходило сегодня ранее. То, что Пру сдернула медальон Сола, тоже не самый умный ход. Саймон знает, что я бы так не поступила. Не знаю, о чем она говорит в последней фразе, потому что я не очень хорошо знаю ее, но она определенно права, что Саймон одержит верх, если поймет, что мы были здесь. Кирнан тихо выругался и провел рукой по волосам. Он пристально смотрит на меня, а потом хватает Джун за плечи: – Она все это время была с ним, Джун? Она говорит, что рассказала тебе, кто она такая! Почему, черт возьми, ты не попыталась найти… Она поднимает руку и резко бьет его по лицу: – И почему я должна была это сделать? Из-за нее ты ушел от умирающей матери… – Не смей впутывать в это мою маму! – огрызается он, но делает шаг назад, отпуская ее. Джун снова делает шаг вперед и снова оказывается прямо перед ним: – Ты ушел от нее, от меня, от всех, кто когда-либо любил тебя, от всего, во что ты верил… – Потому что киризм основан на чертовой лжи! И ты это прекрасно знаешь, Джун. Я думаю, что ты знаешь это уже много лет, так что не возлагай на меня вину. В ее глазах бушует пламя, и это кажется мне странным, поскольку всего несколько минут назад она призналась мне в том же самом. Не в том, что эта вера была ложью, но уж точно в том, что она была создана глубоко ущербным лидером. Но она не отступает: – Твоя мать тоже думала, что это ложь? Нет, не думала. Если это дало Клионецель жизнь, то для меня не имеет значения, была ли это ложь. И скажи мне, как я должна была найти тебя. Я искала тебя, когда она умирала… перемещалась по всему этому проклятому месту. Даже спросила Саймона и Пру, и я думаю, что они могли бы найти тебя. И даже после того, как ты узнал, что она умирала и желала увидеть твое лицо в последний раз, у тебя не хватило порядочности вернуться назад и выполнить ее просьбу. По лицу Кирнана текут слезы: – Потому что она спросила бы меня снова. Спросила бы, верю ли я в истинность послания брата-проклятого-Кира, и она бы узнала, что я не верю, что бы я ни сказал. Узнала бы, что я ненавижу все, что она считает святым. Так, по крайней мере, она умерла, веря в то, что я буду среди благословенных, что я найду милосердие, даже если вы с Солом не смогли проявить милосердие и вылечить ее. Джун вздрагивает, будто Кирнан ударил ее. На его лице мелькает тень сожаления, и он немного смягчает голос, но в его решимости нет сомнения: – Сейчас я верен лишь женщине в твоей клинике и ребенку, которого она носит. Внуку Клионы. Если ты хоть немного любила мою маму, ты поможешь мне покончить со всем этим, чтобы я мог доставить их в безопасное место. Они снова начинают спорить. Я встаю между ними: – У нас нет на это времени, Кирнан. Была ли… у нее… какая-нибудь информация о том, когда и где мы могли бы перехватить вирус? Он бросает на меня раздраженный взгляд, очевидно понимая, что я пытаюсь вернуть его к нашей первоначальной цели, когда все инстинкты кричат ему, что он должен обезопасить свою жену и ребенка. – Она никогда не видела все флаконы вместе. Они успели доставить их в пять региональных храмов, но не в Северную Америку. – Он поворачивается и смотрит на Джун. – Она сказала, что здесь, в Истеро, не было флаконов? – Нет, у меня были флаконы, – говорит Джун, ее голос все еще немного дрожит. – Я заказала их много лет назад в компании с медицинским снабжением – четыреста штук. Но я отказалась помочь Солу с вирусом, когда он приехал сюда, чтобы забрать их. Клятва, которую я дала, гласила: «во-первых, не навреди». Как бы ни был необходим этот Отбор в великом замысле вещей, я сказала ему, что не сыграю никакой роли в отнятии жизней. Не больше, чем медик в военное время. Я не так должна следовать Пути. Если ему нужно было бы распределить все, что у него было по той криосумке, чтобы наполнить эти флаконы, ему пришлось бы сделать это самому. – И Сол не был против? – Кирнан, похоже, настроен скептически. – Да, – говорит она. – Меня это тоже удивило. Я почти ожидала, что мой отказ станет последним, что я когда-либо сделаю. Возможно, он просто не хотел избавляться от своего единственного врача, способного использовать ключ, но я думаю, что он был даже рад сделать все самостоятельно. – А потом Саймон получил флаконы от Сола в Майами? – Наверное, Кирнан. Но вот что меня озадачивает, так это почему ты не узнал все это от Саймона. Он последние шесть месяцев пытался убедить всех нас, что ты снова в пастве, блудный сын вернулся наконец. Пытался убедить и твою Кейт. Сказал, что ты держишь Пру подальше от Сола, не даешь ей сидеть без дела, держишь подальше от неприятностей, помогаешь ей связаться с сестрой. У меня отвисает челюсть. Помогает ей связаться с сестрой? Кирнан избегает моего взгляда, но его глаза нервно оглядываются на винтовку в моих руках. – Скажем так, Саймон… тщательно продумывал… все, что он рассказывал мне, и какое-то время у него было много рычагов давления на мои действия. Как только я узнал, что она у него… да, я сделал все возможное, чтобы он поверил, что я на его стороне. Держать Пру подальше от них было моей идеей. Ты не хуже меня знаешь, что Сол только и хотел свернуть ей шею. Даже Саймон считает, что Пру доставляет больше хлопот, чем она того стоит, и я признаю, что временами… – Он качает головой. – Саймон клянется, что прятал Кейт последние несколько месяцев – только для меня прошло шесть с половиной лет и, наверное, четыре года для него? – только потому, что он пытался спрятать ее от Сола. Что он сделал это ради меня. Что он должен был стереть ее, но он… Взгляд Кирнана скользит к конюшне, в которой мы нашли тело Сола. Что бы он ни собирался сказать, он не закончил свою фразу. – Может быть, Сол поставил его перед выбором? – говорит Джун более мягким голосом. – А Саймон никогда не был тем человеком, которого можно загнать в угол. Сол должен был это знать.