Я присаживаюсь на корточки в метре от нее, чтобы оказаться на уровне ее глаз. – Я не могу этого сделать. Она очень быстрая. Книга вырывается у нее из рук и летит мне в голову, прежде чем я успеваю это осознать. Я едва успеваю поднять руку. Но даже в этом случае сила удара лишает меня равновесия и я падаю на спину. – Ты знала, что они собираются его убить! – кричит она. – Разве не так? И ты ничего не сделала, чтобы остановить это! Ничего, чтобы предупредить нас, чтобы мы могли принять меры предосторожности. Я беру книгу, которая отскочила от моей руки: «Был ли Авраам Линкольн спиритуалистом?» – и убираю ее подальше. Однако на другой стороне у нее все еще полно патронов, поэтому я не спускаю глаз с ее рук. – Они его не убивали, миссис Гудини. Я не знаю, помните ли вы, что Кирнан рассказывал вам о путешествиях во времени, но я читала исторические отчеты из этой временной линии и из той, когда еще не было киристов, угрожающих кому-либо. Он умер в тот же день, причем оба раза совершенно одинаково. – Брехня! Тогда почему этот парень спросил его о ключе? До того, как он ударил его? Мне нужно подумать о том, что означает первая часть, но я понятия не имею, как ответить на ее вопросы. В обеих линиях Гудини умер от разрыва аппендикса. В обоих случаях страховка выплачивала двойную компенсацию, потому что какой-то парень ударил его в живот, когда он не был готов. Очевидно, Гудини любил изображать из себя мачо, что меня не удивляет, поскольку я его встречала. Некоторые биографы говорили, что он ходил и бросал вызов молодым парням, чтобы они били его в живот, говоря, что он может перенести все их удары. И обычно у него получалось. Высвобождение от наручников и смирительных рубашек, будучи подвешенным за лодыжки, требует довольно твердого пресса. Но на этот раз его аппендикс был воспален, или, может быть, это потому, что он подвернул лодыжку и лежал на кушетке, когда это случилось, не мог должным образом собраться. Существует полдюжины различных версий и по меньшей мере столько же теорий. Но это одни и те же версии в обеих временных линиях. Гудини отправился выступать в тот же вечер, несмотря на бушующую лихорадку. В конце концов его отвезли в больницу и удалили аппендикс. Казалось, ему становится лучше, но вскоре после полудня на Хэллоуин он умер. Та же травма, та же цепь событий. В обеих временных линиях… по крайней мере, до сих пор. – Вы можете мне точно сказать, что произошло? – спрашиваю я. – Я могу рассказать тебе то, что он сказал мне. В вестибюле отеля «Принц Уэльский» к нему подошли два парня лет двадцати. Он читал свою почту, и один парень спросил, правда ли, что он может принять удар в живот не дрогнув. Как всегда, Гарри ответил «да». Парень ударил его кулаком. Потом он наклонился и очень тихо сказал, что собирается ударить его так сильно, что он умрет, если не отдаст ключ. Он здесь потому, что хочет увидеть линчевание. Я слышу голос Кирнана, объясняющего, почему Саймон оказался в 1938 году. А в Цинциннати было что-то особенное. Я не знала полной истории, но Саймон любит появляться посреди хаоса. Я предполагаю, что он парень, который должен был ударить Гудини в тот день – Уайтхед в большинстве историй так и не получил шанса. Саймон в буквальном смысле опередил его. – Но Гудини не отдал им ключ? – У него не было ключа! Я заставила его снять эту штуку после того, как мы покинули отель в Истборне. Уже в Монреале мы были без него. Я сказала ему, что мне невыносима сама мысль о том, что он выйдет на сцену с этой штукой. Я даже вернулась в ресторан, чтобы отдать его тебе в тот вечер… Бесс замолкает на полуслове, понимая, что рассказала то, чего не должна была. – То есть я думала об этом, но… Я достаю свой медальон, и она тянется ко мне, хватая его. – Нет! Ты должна вернуть мне его. – Я не могу, мне очень жаль. Бесс цепляется за мою руку, пытаясь достать ключ, и я отталкиваю ее. Я не хочу причинять ей боль, но она собирается напасть снова, ее кулак в воздухе нацелен на меня. Опрокидывание крошечной женщины средних лет не доставляет мне никакой радости, но у меня нет выбора. – Мне очень жаль, – повторяю я, переворачивая ее и прижимая к ковру. – Вы в порядке? – Череда проклятий, которыми она осыпает меня, наводит на мысль, что ее рот и мозг как минимум все еще в рабочем состоянии. На лестнице слышится стук чьих-то ног. По-видимому, крик Бесс – это то, к чему Мэри привыкла, но не к громкому стуку тела, падающего на пол. Бесс тоже слышит шаги. – Мэри! Звони в полицию! Шаги замирают, а потом удаляются. Почти сразу же Бесс понимает, что совершила еще одну ошибку. – Нет, подожди! Мэри! Помоги! Шаги продолжают затихать. Либо Мэри не расслышала последних слов, либо ей надоело бегать вверх-вниз по лестнице. – Бесс, твой муж умирает в Хэллоуин 1926 года в обеих временных линиях. Я не могу это изменить, и мне нужен ключ. – Меня не будет там, чтобы отдать его тебе! Я передумала… У меня ушло три попытки, чтобы зафиксировать стабильную точку, потому что Бесс извивается подо мной, постоянно дергая мою руку и нарушая мой фокус. Наконец я фокусируюсь на платье 1905 года, которое принадлежало другой-Кейт, лежащем прямо там, где я его оставила, перекинутым через спинку моей кровати. – Мне правда очень жаль, – говорю я в последний раз и тут же исчезаю. * * * Истборн, Великобритания 26 апреля 1905 года, 22:13 Я пробыла в вестибюле отеля всего несколько минут, когда Бесс Гудини ворвалась в парадную дверь и быстро направилась к ресторану. Метрдотель останавливает ее у входа, точно так же, как и меня ранее. Она кладет ладонь ему на грудь и отталкивает назад. Он бормочет что-то и тянется к ней, но она уворачивается от его руки. Мужчина собирается последовать за ней, пока не замечает меня и не делает шаг вперед, чтобы преградить мне путь. Я решаю, что мне нравится подход Бесс, и просто отталкиваю его в сторону. Это приятно. Надо было сделать так и в первый раз. Я подхожу к Бесс как раз в тот момент, когда она находит все еще неубранный стол, за которым обедали мы с Кирнаном. – Миссис Гудини! Она поворачивается ко мне. Странно снова видеть ее лицо так скоро, на двадцать лет моложе, без следов слез и боли утраты. В правой руке она держит серебряную цепочку с медальоном. – Вот ты где! Возьми эту штуку, пока мой муж не передумал. Он сентиментальный старый дурак, но я куплю ему что-нибудь другое. – Я беру ключ и кладу его в карман. – Спасибо. – Я не хочу ничего такого, что было бы… Метрдотель подходит к Бесс со спины и кладет руку ей на плечо: – Леди, будьте так добры, следуйте за мной. Бесс резко оборачивается и тычет пальцем ему в грудь. Похоже, как злой чихуахуа поворачивается к борзой. Парень и вправду вздрагивает, держа руки перед собой, пытаясь держать ее подальше. – Мы вовсе не собираемся быть так добры, – говорит она, тыча его в грудь еще пару раз для большей убедительности. – Уходите и дайте нам закончить наш разговор. Мужчина молча уходит, а Бесс снова поворачивается ко мне и прикрывает глаза: – Как я уже говорила, если бы я знала, что эта штука имеет какое-то отношение к киристам, я бы никогда не попросила о ней Дэвенпорта. Эти люди вызывали у меня дрожь даже тогда, когда я была девочкой, со всеми этими разговорами об Избранных и Пути и о том, что все остальные умрут. – У вас очень хорошая интуиция, – говорю я и начинаю двигаться к выходу. Теперь, когда у меня есть ключ, все, что я хочу сделать, это выбраться отсюда, особенно учитывая то, Саймон тоже заинтересован в медальоне. Но Бесс хватает меня за руку: – В прошлом году моя свекровь консультировалась с медиумом, прежде чем мы отплыли в Европу. Духи сказали, что моему мужу ничто не угрожает по меньшей мере два десятилетия. Это все еще правда? На мгновение я задаюсь вопросом, есть ли у этого экстрасенса ключ ХРОНОСа, потому что это чертовски близкое предположение. – Я не экстрасенс, миссис Гудини. Она бросает на меня понимающий взгляд: – Я видела твое лицо раньше. Я не спрашиваю тебя, когда он умрет. Мне не нужно так много информации. Просто скажи мне, были ли духи правы. Это я могу ей сказать. – Духи были правы.