– Время и место, когда я вероятнее всего смогу найти Пру одну. Юную Пру, когда она была зла на Сола. – Зачем… – Кирнан, чем меньше ты знаешь, тем лучше. Ты всегда говоришь мне просто доверять тебе и делать то, что ты просишь, и я делаю… Он фыркает: – Когда тебе это удобно. – Хорошо, но я делаю это, когда это кажется важным. И сейчас это действительно очень важно. Я подумала, может быть, на съезде Сенека-Фоллс? Именно тогда она изменила документ – тот, который заметила Кэтрин, добавив свою подпись. – Пру там не было. Мы уже проверяли это раньше, в другой временной линии. – Но… ее имя есть в этом документе. – Я не отправился на съезд с тобой… прости, с моей Кейт – но я очень хорошо помню эту поездку. Мы провели некоторое время в хижине на Фингер-Лейкс неподалеку отсюда. Кейт не нашла Пру на собрании. Она решила, что Пру, возможно, даже никогда не была там. Просто подкупила печатника, чтобы он добавил позже ее имя, – он делает еще один глоток. – Виктория Вудхалл. Пру работала на ее президентскую кампанию. – Я уже слышала это имя. Что-то связанное со «свободной любовью», значит, это были шестидесятые или семидесятые, верно? – Да. 1872-й. Я думала, скорее, о 1972 годе. Женщины даже не могли голосовать в 1872 году, так как же одна из них в конечном итоге баллотировалась в президенты? Но я только киваю. Если мы отклонимся от темы, это только сильнее прогонит его сон. – Запасной план Кейт состоял в том, чтобы выкрасть ключ Пру в 1872 году, – продолжает он, – предполагая, что она не сможет заманить ее обратно в то же время, что и твою маму. Вудхалл выступила с целой речью в Нью-Йорке. Вероятно, Пру была там. Она была примерно твоего возраста, сразу после рождения ребенка. Саймон как-то упомянул об этом. Сказал, что Пру вышла из себя из-за того, что сделал Сол, и исчезла на несколько дней, но Пру сказала, что она была там гораздо дольше. – А тогда она знала о тебе и твоей Кейт? – Не… напрямую. Мы с Пру не были вместе, пока ей не исполнилось восемнадцать, почти девятнадцать лет. Впрочем, старшая Пру могла рассказать ей об этом. В любом случае, если Пру не будет на выступлении, я знаю, что она будет там, когда Вудхалл посадят за статью о Бичере. И сама чуть не попадет под арест. – Знаешь, я ничего из этого не понимаю. Кто такой Бичер? – Бичер, Генри Уорд. – Еще один глоток из бутылки. – Проповедник он. Черт… О, рифмуется. Что ж, вот и ответ на все вопросы о том, подействовал ли алкоголь. – Ладно… – я жестом прошу его продолжать. – Бичер высказался против речи о «свободной любви» Вудхалл, но он крутил шашни с замужней женщиной. Вудхалл обозвала его лицемером, и ему предъявили обвинение в непристойном поведении. Это было во всех газетах. Он возвращает мне бутылку, в которой осталось уже четверть жидкости. – Еще немного этого, и я буду метать харчи. Я вынуждена улыбнуться, гадая, где же он успел нахвататься такого жаргона. – Посмотри, сможешь ли ты заставить Марту выпить еще немного. Помоги ей уснуть. – Он снова падает на подушку. – И не ворчи на меня за то, что я развращаю несовершеннолетних. В снотворные таблетки 1905 года кладут страшные ингредиенты. Бурбон безопаснее. – Кирнан, когда ты встретишь меня в следующий раз, не упоминай об этом. И тебе нельзя следовать за мной, как это было в Австралии. Тебе правда нельзя. – Ладно. В прошлый раз он сказал «Ладно» и все равно убил крокодила из-за какой-то ошибочной решимости защитить меня, поэтому я дергаю его плечо. – Нет, Кирнан. Не ладно. Ты должен мне пообещать. – Я обещаю тебе, – с полузакрытыми глазами он протягивает руку и хватает мою футболку, прижимая меня к себе. – Mo ghrá thú[7]. Поцелуй Кирнана, пахнущий бурбоном, остался наполовину на моей щеке, наполовину на моих губах, но я чувствую то же самое волнение, что и всегда, за которым следует поток вины. Я мягко толкаю его обратно на подушку и целую в лоб, рядом со шрамом, который почти зажил. На его лице появляется сонная улыбка. – Спокойной ночи, Кэти. Глава 10 Бетесда, Мэриленд 11 сентября, 13:35 Переместившись, я вижу, что Коннор уже сидит за компьютером. Он щурится, но я не могу сказать, то ли от содержимого того, что он читает, то ли от того, что ему нужно надеть очки для чтения. Он бросает на меня взгляд, когда я сажусь. – С Тилсоном все прошло нормально? Коннор уверен, что установленные им устройства защищают дом от любой прослушки, но я все еще нервничаю, когда обсуждаю такое внутри. Однако он прав – мы не можем каждый раз выходить на задний двор, когда нам нужно что-то обсудить, и я охотно признаю, что он знает об электронике гораздо больше, чем я когда-либо буду знать. Но все равно я стараюсь говорить тихо: – Да. Должно быть, кто-то заранее назначил дату и время. Тилсон ждал у двери. Я просто протянула ему образцы со статьей и отправилась обратно. Я опускаю ту часть, где моя рука слишком долго сжимала ручку холодильной сумки. Тилсон сочувственно посмотрел на меня, поэтому, я думаю, он понял, почему у меня могут быть некоторые сомнения по поводу передачи смертельного вируса кому-то, кого я едва знаю. Мне пришлось напомнить себе, что отец Трея и дед Трея знают Тилсона уже на протяжении десятилетий и высоко ценят его, а также напомнить себе, что в несколько иной временной линии более старая версия человека передо мной будет относиться к киристам, как к «паразитам с лотосом». Я просто очень надеюсь, что Тилсон и его коллега из Массачусетского технологического института действительно смогут придумать вакцину, основанную на образцах крови и воды внутри сумки. Хотя я думаю, что они уже сделали это, основываясь на том, что сказал Тилсон на встрече. Марта едва открыла глаза. Мне хотелось бы думать, что это был мой новообретенный навык медсестры, но я подозреваю, что это было связано скорее с дозой бурбона, которую Кирнан дал ей ранее, и затянувшимся шоком. Она несколько раз кивнула, пока я говорила, и слегка поморщилась, когда игла вошла внутрь, но она снова заснула до того, как я закончила перевязывать ей руку. – Есть успехи с Вудхалл? – спрашиваю я. Коннор читает оцифрованную версию Harper’s Weekly от 17 февраля 1872 года. На первой странице изображена карикатура под названием: «Изыди, (миссис) Сатана!» На переднем плане стоит женщина – я полагаю, Виктория Вудхалл, с торчащими из волос рогами и крыльями летучей мыши, прикрепленными к спине. В руках у нее лист бумаги: «Будь спасен свободной любовью». Другая женщина, бредущая по каменистой местности на заднем плане, с детьми, привязанными к ее телу, и пьяным мужчиной на спине, утверждает, что она предпочла бы быть закованной в самые худшие из возможных браков, чем следовать по пути Вудхалл. Он потирает глаза: – Проблема не в недостатке информации. Все как раз наоборот. Жаль, что ты не спросила Кирнана, какая именно речь. Эта женщина произносила много речей. Помимо того, что она зарабатывала публикацией газеты, большую часть ее доходов составляли деньги за публичные выступления. Могу предположить, что он говорит о ее вступительной речи на съезде Партии Равных Прав 11 мая. Но еще подходит та речь, которая в сентябре начнет весь этот скандал с Бичером, или одна из тех, что были даны для спиритической ассоциации. Не могла бы ты вернуться и попросить его прояснить ситуацию? – Это не лучшая идея. Он даже не был уверен, что Пруденс была там, на выступлении, поэтому давай сосредоточимся на аресте. – Опять же, – сухо говорит он, – каком аресте? – Оу. Коннор что-то печатает, и на экране появляется фотография полного лысеющего мужчины с пышными бакенбардами. – Подожди, здесь он постарше, – бормочет он. Еще несколько щелчков, и он кликает на изображение слегка похудевшего парня с узкими усиками. – А вот это больше похоже на Энтони Комстока в 1872 году. К счастью, это портрет, поэтому ты не увидишь гигантское шило в его заднице. Этот придурок таскал Викторию и ее сестру в тюрьму каждые несколько дней весь ноябрь. Как только ее адвокат освобождал их, он находил какую-нибудь новую причину засадить их обратно. – Он был кем-то вроде начальника полиции? – Нет. Самое странное, что у него не было никакой реальной власти, но все вели себя так же, как и он. Он использовал дело Вудхалл, чтобы привлечь внимание всей страны, и, в конце концов, получил должность почтового инспектора, где провел следующие сорок лет, выслеживая так называемые порнографические материалы. Все дошло до того, что медицинские школы даже не могли отправлять учебники анатомии по почте. – Значит, Вудхалл была невиновна? – Ну… Вудхалл и ее сестра не были ангелами. Они явно не были против небольшого шантажа. Или мошенничества. Но Комсток продолжал сажать их в тюрьму из-за выпуска газеты, утверждающей, что у Бичера был роман с Элизабет. Тилтон выпустила еще одну статью, в которой использовалось слово «девственность». Входит Кэтрин, держа на одной руке платье. Кажется, это бледно-зеленое платье, которое я надевала на шоу Гудини, но она немного подправила его. – Обвинение в непристойности было просто предлогом, чтобы убрать Вудхалл с дороги, – говорит она. – Я провела двухмесячное исследование судебного дела Бичера и Тилтон до того, как меня объединили с Солом. За арестами стояли люди Бичера. Я сомневаюсь, что они заплатили Комстоку – он был таким приверженцем приличий, что вряд ли принял бы взятку, но забавно, что жалобы на Вудхалл и ее команду испарились в тот момент, когда церковь Бичера решила, что обвинения против него заслуживают более тщательного изучения. – Значит, Бичер и та женщина, Тилтон, подали в суд на Вудхалл за утку? – спрашиваю я. – Или за клевету? – За утку, – отвечает Коннор, – поскольку это было напечатано. Но нет. Бичер и Тилтон никогда не судились с Вудхалл. Дело было возбуждено Теодором Тилтоном, мужем Элизабет, против Бичера. Это произошло через несколько лет после публикации статьи. Теодор, который, по случайному совпадению, спал с Викторией Вудхалл почти в то же самое время, когда Бичер ошивался с Элизабет, решил, что Бичер действительно мог причинить ему вред, имея связь с его женой. Поэтому он подал в суд на Бичера за раскол семьи. – А зачем ему было подавать в суд на Бичера, если он тоже изменял? Ты уверен, что это не сценарий сериала «Дни нашей жизни»?[8] – Это было совсем другое время, – говорит Кэтрин, садясь рядом с Коннором. – Мужья изменяли часто и безнаказанно. А жены – нет. Развод всегда был скандалом, особенно для женщины, не говоря уже об огромном риске. Она теряла все права на семейную собственность и на своих детей в большинстве штатов. Это большая часть того, против чего выступала Вудхалл. Ее призыв к «свободной любви» касался не столько сексуальной распущенности, хотя и в этом тоже была доля правды, сколько двойных стандартов для женщин. Что касается того, что это мыльная опера, то ты абсолютно права. Так называемый скандальный выпуск «Еженедельника Вудхалл и Клафлин», где они разоблачили дело Бичера, неделю спустя был продан на улицах за сорок долларов – более семисот долларов сегодняшними деньгами. Виктория Вудхалл и ее сестра были эквивалентом сестер Кардашьян[9] в 1870-х годах. Коннор качает головой: – Плохая аналогия. Кардашьян начинали уже с деньгами. История Вудхалл больше похожа на Милашку Бу Бу[10]. Или, может быть, на «Утиную династию»[11]. Но толковее.