Действие данного рассказа происходит между третьей и четвертой книгой цикла «А.Смолин – ведьмак» «Звонить или не звонить?» – размышлял я, сидя в кресле. С одной стороны – надо бы, все-таки и подарок есть, и одному в новогоднюю ночь куковать не хочется. С другой стороны – следом за ночью будет утро, а именно в это время суток Евгения из принцессы превращается в демоницу. Что? Обычно принцессы превращаются в лягушек? Возможно. Но это те, что тихие, робкие, бессловесные, с трогательным диснеевским взглядом. А такие, как она – в коротких куртках, джинсах и с пистолетом под мышкой – в демониц. Сказал бы «в ведьму», но по сравнению с Мезенцевой многие ведьмы невинны, как дети. Я видел, я знаю, потому могу сравнивать. – Хозяин! – Родька, бочком ввалившийся в комнату, недоуменно посмотрел на меня, сидящего в кресле. – Это как же? – Что опять? – недовольно спросил у него я. – Не мешай размышлять. – Так на диване лежа думать не в пример лучше, – шаркнул лапкой по полу мой слуга. – Так мысли из брюха прямо в голову текут, и нужную поймать легче! – Почему из брюха? – рассеяно поинтересовался я. – Неважно, – ушел от ответа Родька. – Просто я про это точно знаю. А, я понял, куда он клонит. Кресло – его охраняемая территория, так сказать – «личное пространство». Он под ним спит, потому очень не любит, когда на него кто-то посягает. – Ты не обнаглел, приятель? – грозно сдвинул брови я. – У меня иногда складывается такое впечатление, что в один условно прекрасный вечер я приду и обнаружу, что замок в двери поменян. Мол – теперь это твой дом. А ты, Смолин, давай, до свидания! – Да что ты такое говоришь, хозяин! – переполошился Родька. – Как тебе не совестно? Я ж для тебя… За тебя… Я «сметанник» приготовил, вот! И холодец уже доходит в холодильнике. Чтобы праздник в доме, как заведено! Оно, конечно, еще бы хрюшку сготовить неплохо, и хлеб новогодний испечь, но на этих ваших плитах… Никак, короче. – Новогодний хлеб? – заинтересовался я. – Ну дак! – обрадовался возможности перевести разговор в другую плоскость мой слуга. – В виде фигурок разных его делают, чтобы удача в следующем году задом не повернулась. С изюмцем, сдобный, из просеянной муки! О! А я блинов напеку! Какой-никакой – а хлеб! Будет что гостям подать. И пельмешек налеплю! Как раз морозец сегодня хорош, они на балконе до ночи и подмерзнут как надо! – Каким гостям? – удивился я. – Так Вавиле Силычу, – показал пальцем в сторону кухни Родька. – И Кузьмич обещался прийти, и Потапыч. Да все наши! Они молодых отправят глядеть, чтобы, значит, жильцы шутихами дом не спалили, а сами к нам. А что? Посидим, телевизор поглядим, побеседуем по-свойски. «Наши». Хотя да – наши. Все верно. – А меня спросить? – полюбопытствовал я. – Ну для приличия? – Нешто ты против? – изумился Родька. – Они ж нам почти родня! Слышала бы это моя мама. Да что мама – слышала бы это бывшая теща! Она всегда предполагала, что я побочная ветвь на эволюционном древе человечества, и вот такая родня дала бы ей в руки убийственные аргументы подтверждения правоты данного измышления. Хотя – чья бы корова мычала, но только не ее. – Это да, – не стал, тем не менее, спорить со слугой я. – Но, знаешь ли, у меня тоже планы были. Личного характера. – Опять эта рыжая? – недовольно буркнул Родька. – Тьфу! То есть – тебе виднее, хозяин. Как скажешь. – Ладно, зови подъездных, – разрешил я. – Вместе веселее. – А может… – И Родька потыкал пальцем в сторону фотки моей бывшей жены. – Ну вместо этой оторвы. У вас, человеков, по-разному ведь бывает. Тогда побранились, нынче помиритесь. – Брысь на кухню! – рявкнул я, вставая с кресла, и беря со стола телефон. – Советы он мне еще давать будет! Вот я тебя! Все-таки наберу Женьку. Хоть одна живая душа рядом будет, когда подъездные, напившись сбитня, затянут свои заунывные песни, в которых рассказывалось о том, как один молодой отважный домовой, за каким-то лешим похищенный злой лесной ведьмой, в конце концов и ее победил, и любовь всей своей жизни отыскал. Все понимаю, профессиональный фольклор, но слушать это долго и в одиночку крайне опасно для психики. Особенно если на трезвую голову. А напиваться в одиночку опасно для печени. Потому – пусть будет Женька. Ну не бывшую же мне звать, в самом-то деле? И все бы ничего, но телефон Мезенцевой оказался вне зоны действия сети. Стало быть – на службе Евгения, в чудном домике, квартирующем на Сухаревке. У нее телефон с недавнего времени с причудами стал работать. Везде сигнал принимает, а в офисе – нет. Насколько я понял, она умудрилась тамошнему домовому нахамить, а он у них «продвинутый», потому чего-то такое нахимичил, что теперь ей, пока она на посту, ни позвонить, ни дозвониться. – Хозяин… – Родька опасливо заглянул в комнату. – А может, все ж таки на рынок съездишь, хрюшку купишь? Я ее еще успею зажарить. Пусто без нее на столе будет. Чего в центр ставить? Если уж задумали гостеваться, так надо чтобы все по Покону было! Чтобы, значит, никто не сказал, что мы принимать гостюшек дорогих не умеем! – Пиццу закажи, – посоветовал я ему, натягивая джинсы, поняв, что легче смыться из дома, чем окунуться в брякающе-дымный кухонный ад, который в ближайшее время устроит мой слуга. – «Ассорти». И красиво, и с доставкой. Где деньги – ты знаешь. Только курьеру не показывайся на глаза, хорошо? Мне прошлого раза хватило, пришлось парню память зельем затирать. А я уехал. – За рыжей? – уточнил Родька, заметил мои сдвинутые брови, и затараторил: – Да я не в том смысле! Значит, надо еды побольше готовить, очень уж она жрать здорова. У нее, должно, глисты! Ой, больно! Пряжкой-то зачем? К зданию, в котором квартировал отдел «15-К», я, как всегда, добирался при помощи навигатора. Раз десять за последнее время сюда наведывался, и все равно дорогу к нему без помощи цифрового помощника найти не мог. Не хотел меня этот дом видеть, судя по всему. Противен я был его природе. Но это и понятно – я ж ведьмак, сущность из мира Ночи. Так сказать, «в одну телегу впрячь не можно…». А ведь Пушкин, стихи которого мне навеял ветер, наверняка бывал в этих местах, и крутило его тогда вот в такой же метели. Спешил он, должно быть, к какой-нибудь юной прелестнице, и так же, как я, материл снег, который ветер бросал мне в лицо. Да, о метели. Однако так я до сих пор ни одного снежного духа и не повидал. Даже пару недель назад специально мотался три часа по району в то время, пока его заметала жуткая пурга. Она, как это водится, ни с того ни с сего налетела на город, наплевав на все прогнозы «Яндекса». Так что пока ничего из обещанных мне зимних страстей-мордастей я не увидел. Но – еще не вечер, все только начинается. У нас в России декабрь – это только прелюдия зимы. Главная жесть начинается с февраля месяца и длится, бывает, до апреля. А вообще в этом году декабрь задался. Обычно к Новому году температура уходит на «плюс», под ногами плещет грязная соляно-песчаная каша, а газоны сверкают травяными проплешинами, навевая старшему поколению мысли о том, что все ж таки раньше и порядку было больше, и погода правильней. Не то что нынче! Развалили страну, понимаешь… Но не в этот раз! Все, что надо русскому человеку для настоящего новогоднего веселья нынче присутствовало! Морозец, скрип снежка под ногами, метель средней интенсивности, разрумяненные улыбающиеся девичьи лица, десятидневные выходные и слово «распродажа» на фасаде магазина по продаже спиртного. Как есть – рай на Земле, да и только. Живи и радуйся. И даже до нужного мне места я дошагал быстрее чем обычно, почти не поглядывая на экран смартфона. – Ух ты, – вот первое, что вырвалось у меня при взгляде на крыльцо здания, в котором квартировал отдел «15-К». – У вас что, карнавал нынче? В свете встречи Нового Года? А только для своих, или все могут поучаствовать? – Вы о моем наряде? – уточнил призрак. – Нет-нет, это мой обычный вид. В чем схоронили, в том и хожу. Удивления его присутствие здесь у меня не вызвало совершенно. «15-К», конечно, вполне себе государственная организация, с зарплатами, отчетами вышестоящим органам управления и должностными инструкциями, но это не мешает ей стоять на определенной грани обычного и ирреального, так что призрак, отирающийся около входа в здание, – норма вещей. Я и до того с подобным тут сталкивался. Только в прошлый раз не этот призрак был, другой. Старикана я тогда видел, костлявого и в сюртуке. Причем общаться он со мной не пожелал и быстренько удалился, как видно, опасаясь того, что я задумаю его отправить в конечный пункт назначения. Но, может, у них не один призрак в штате? – Бывает, – тактично заметил я, с интересом рассматривая камзол собеседника, вызывавший у меня ассоциации с фильмами вроде «В начале славных дел» и «Гардемарины, вперед». Колоритный, однако, товарищ, из очень старых. Не думал, что в центре такие еще встречаются. Ему же лет триста, пожалуй, кабы не больше. – Скажите, уважаемый… Э-э-э-э-э… Как вас? – Яков Вилимович, – любезно подсказал мне призрак. – А вас, юноша, как по имени-отчеству? – Зовите меня Бронко, – с улыбкой отозвался я. – Так вот, Яков Вилимович, вы мне услугу не окажете, не покличете сюда Женю Мезенцеву? Я до нее дозвониться не могу. И, если можно, поскорее. Яков Вилимович глянул на окна третьего этажа, выдержал паузу, и только потом произнес: – Не вижу смысла куда-то ходить. Если не ошибаюсь, она скоро сама выйдет к нам. Я было набрал в грудь воздуха, про себя ругаясь на то, что снова решил общаться с тенями из мира мертвых по-людски, вместо того чтобы действовать жестко и эффективно, но сказать ничего не успел, потому как дверь скрипнула, и на крыльцо выскочила Женька, на ходу натягивающая темно-синюю утепленную куртку. Мало того – следом за ней вышел Олег Георгиевич Ровнин, начальник Отдела, человек очень умный и очень хитрый. Я сначала Кольку Нифонтова у них главным пройдохой считал, но потом понял, что до Ровнина ему как до Луны на тракторе. Гипотетически доехать можно, но на практике – фига с два. Месяц назад, в конце ноября, Олег Георгиевич в очередной раз здорово меня развел, втравив в историю с зачарованными статуэтками из коллекции одного теперь уже покойного антиквара. Я ведь к той истории изначально никаким боком не относился. Ну почти не относился, поскольку, как выяснилось позднее, антиквар являлся какой-то дальней родней очередной подруги госпожи Ряжской. Но моего личного интереса там не было. И что в результате? Я вписался в этот расклад, нажил кучу проблем, мне изрядно намяли бока и под конец чуть голову не прострелили. И все, потому что Ровнин сможет убедить любого в том, что в этой жизни иногда надо делать добро. Причем бескорыстно! Я даже не заработал на всей этой кутерьме ни копейки. Ах нет, вру! Мне грамоту от Министерства Внутренних Дел вручили, как я мог забыть? Причем распечатанную на отдельском цветном принтере. Так что, увидев его, я сразу же пожалел, что сюда приехал. Знакомо мне это выражение лица, выдающее желание его обладателя срочно кому-то делегировать полномочия. – Саша! – радостно заулыбался Ровнин, заметив меня. – Как я рад тебя видеть! Вот, Женя, а ты не верила в новогодние чудеса! – Чего приперся? – хмуро осведомилась у меня Мезенцева. – У меня же… Как ты тогда сказал? «Жуткий характер, наводящий на мысли о несовершенстве его обладательницы». Ничего не перепутала? – А ты меня моральным уродом назвала, – парировал я. – И еще десяток слов употребила, которые я даже повторять не хочу в приличном обществе. – Как говорила моя бабушка, – милые бранятся – только тешатся. – Ровнин достал из кармана футляр, в котором хранил свою «данхилловскую» трубку. – Дети, вы такие трогательные и славные! И именно вам двоим суждено сотворить сегодня подлинное новогоднее чудо! Причем в кратчайшие сроки. Если вы не управитесь до двенадцати, то у сказки может быть плохой финал, а это недопустимо. – Так себе из вас Дед Мороз, Олег Георгиевич, – опасливо произнес я. – Неубедительный. Даже лет двадцать назад я бы вам и то не поверил. А уж сейчас-то… – Да я сама все сделаю, – буркнула Евгения, застегивая молнию куртки. – На хрен он мне сдался? – Сдался. – В голосе Ровнина лязгнула сталь. – Он видит то, что ты никогда не заметишь. А на кону – величайшая ценность! – Да-да, – добавил призрак, с интересом наблюдающий за разворачивающимся действом. – Умрет эта бедняжка, непременно умрет. И ее смерть отворит дорогу времени. – Что за «бедняжка»? – неохотно спросил я. – И на кой она задумала помирать под Новый Год? Ладно бы числа третьего, я понимаю. Нечесаная голова, лишние килограммы на бедрах, «Чародеев» по пятому разу показывают. Но сегодня? – А ты откуда про то, что человек в опасности, знаешь? – насторожился Ровнин. – Я же конкретно про это ничего не сказал. – Так вот, ваш внештатный сотрудник обмолвился, – показал я на Якова Вилимовича. – Мол, умрет кто-то и отворит дорогу времени. Интересная фраза, кстати. Умели раньше красиво выражаться. Ровнин посмотрел на место рядом с собой, посерьезнел и убрал трубку обратно в футляр. – Смолин, надеюсь ты не хамил тому, с кем тебе довелось иметь беседу? – осведомился он у меня. – Это я не из воспитательных целей спрашиваю, а исключительно ради твоей безопасности. – Нет, – заподозрил я что-то неладное, сообразив, что моего нового знакомца из мира теней глава отдела не видит, но при этом он понял, о ком идет речь. – Мне вообще свойственны вежливость и учтивость. – Это хорошо, – одобрил Ровнин и отвесил пустому месту поклон, отдающий нафталином старины. – Яков Вилимович, мое почтение! – Сашк, ты его правда видишь? – аж подпрыгнула Женька. – Серьезно? – Вижу, – сдвинул шапку на затылок я и осведомился у невозмутимо смотрящего на происходящее призрака: – Уважаемый, а вы кто? – Ты дурак? – взвизгнула Мезенцева. – Это Брюс!