- А с тобой мы после договорим. Ой, договорим… После чего, круто развернувшись на каблуках, стремительно покинул каземат, едва не сбив шарахнувшегося в сторону холопа – и так и не замочив сапог в крови несчастного… Дмитрий Иванович Шуйский прекрасно знал об Обществе Иисуса. Ушлый и жадный до власти испанец из страны басков Игнатий де Лойола создал идеальный механизм для интриг, слежки и убийств под сенью католической веры. Основами нового ордена, чей глава подчинялся только самому папе римскому, стали: жесточайшая дисциплина, строгая централизация, беспрекословное, иерархическое повиновение младших по положению старшим, абсолютный авторитет главы — пожизненно избираемого генерала. Сей глава именуется братьями общества не иначе как «черный папа». Да и с подчинением Риму у иезуитов не всегда все было гладко... Ибо порой орден мог преследовать именно свои интересы, без оглядки на великого понтифика. Перед смертью Лойола продиктовал последние наставления, внесенные в устав, в которых сформулировал основной принцип ордена: «Я должен вверить себя в руки Господа и того, кто управляет мной от Его имени, подобно трупу, не имеющему разума и воли». Князь Дмитрий Иванович улыбнулся, ускоряя шаг. Он как никто понимал, что формула беспрекословного подчинения просто необходима не только для церковных дел, но и для дел сугубо земных. - Erit sicut cadaver. – беззвучно произнес боярин. Моралью братья Ордена себя не сковывали. Даже придумали называть ее accomodativa, приспособлением. В зависимости от обстоятельств эта система давала широкие возможности произвольно толковать основные религиозно-нравственные требования, а также поступать так, как должно черному папе, а не так, как предписывают заповеди Христовы. Для большей успешности деятельности орден разрешил многим иезуитам вести светский образ жизни, сохраняя в тайне свою принадлежность к ордену. Благодаря чему щупальца этого монстра распространились по всей Европе, наводнив ее сотнями осведомителей и верных слуг! А ответственность только лишь перед папой и освобождение от многих религиозных предписаний и запретов, помогали пополнять ряды общества едва ли не ежедневно... Орден был гибок в своей деятельности, почти неуловим – и удивительно вездесущ. В Польше иезуиты появились почти сорок лет назад по приглашению архиепископа Вармийского Станислава Гозия. Вскоре они приступили к созданию коллегиума в Вильне – поскольку именно там был пролег передовой рубеж борьбы кальвинизма с католицизмом; иезуитов просто коробило от популярности протестантизма! Но братья ордена проявили себя весьма дальновидными деятелями: без всякого страха они помогали больным чумой, организовывали религиозные службы и процессии, подкрепляя дух верующих. А в диспуты с протестантами вступали показательно без гнева и неприязни... Шуйский умыкнул. Да-а, без гнева и неприязни на людях. Но куда потом пропадали осмелившиеся вступить с иезуитами в спор наивные протестанты? Так или иначе, иезуиты обратили в католицизм сыновей литовских магнатов, успевших удариться в протестантство – Радзивилла Чёрного, Льва Сапегу, Ивана Чарторыйского, Ивана Ходкевича. Заполнили Речь Посполитую своими сторонниками, всегда готовыми помочь как информацией, так и своим участием. Также с помощью иезуитов на польский престол после смерти Сигизмунда Августа усадили Генриха Валуа. Но к удивлению, да и сожалению черного папы, француз подарок не оценил. Генрих смотрел в сторону родной земли – и пусть вначале он произвёл неизгладимое впечатление на ляхов своим умом, манерами и речью, но после его отношение к стране и внешний облик абсолютно отвратили шляхту. Внутренними делами Польши король вообще не интересовался. А поскольку польским языком он не владел, то участие в различных церемониях и публичной жизни его невыносимо раздражало... Ночами он развлекался, а днём спал; играя в карты, король нередко проигрывал огромные суммы, что после возмещал из польской казны. И к ужасу ордена, как только освободился французский престол, Генрих тотчас сбежал из Речи Посполитой! Дмитрий Шуйский не выдержал и рассмеялся, вздрогнул следующий позади Семен. Делая первые шаги в Польше, иезуиты не преминули распространить свое влияние и на Святую Русь. Ведь папа римский Григорий Тринадцатый был убежден, что государство Московское можно уговорить на унию! И еще во время выборов на польский престол наравне с Генрихом обсуждалась кандидатура и Ивана Васильевича Четвертого – но в обмен на корону с царя требовали уступки латинянам… На которые Иван Васильевич не пошел. Зато в краткую эпоху побед Стефана Батория в Ливонскую войну, когда царь Московский сам предложил мирные переговоры, в Старицу, где располагалась царская ставка, тотчас отправилась миссия во главе с папским легатом Поссевино. Иезуитом… Впрочем, тонкий дипломат Иван Васильевич вел свою игру. Он не отвергал предложения иезуита, пытавшегося склонить царя к унии с католической церковью, понимая, что папа Григорий грезит о возрождении Флорентийской унии – и жаждет втянуть Русь в коалицию, направленную против турок-осман. Нет, Иван Четвертый пышно встретил посланца, воспользовался его помощью как посредника в переговорах с ляхами… Но как только Ям-Запольский мир был заключен, все предложения папы были вежливо отвергнуты. Однако самому Поссевино было разрешено беспрепятственно путешествовать по Московии, что было большой ошибкой государя – ведь орден и сам легат затаили злобу на царя, сумевшего их перехитрить! Уже в августе 1582 (мир был заключен в январе того же года) легат отписал, что «царь скоро умрет». И действительно, через два года Ивана Васильевича, доверявшего себя лечить заморским докторам, не стало... Смертельная болезнь царя не была похожа на одномоментное отравление ядом – но главе дознания и пыточных застенок, Дмитрию Ивановичу ли не знать, что последовательно давая человеку небольшие порции яда, можно спровоцировать протекание долгой и мучительной болезни, кажущейся со стороны естественной? А когда придет время, кратно увеличить дозу – оборвав мучения жертвы… Но Антонио Поссевино не только отомстил царю отравлением – пусть и через третьи руки – да небылицей о собственноручном убийстве Иваном Четвертым сына и наследника, растиражированной по всей Европе! В то время как последний умер от «неизвестной» болезни, отравленный не иначе как пособниками иезуитов… Нет, легат также усиленно создавал в Московии сеть приверженцев ордена, способных действовать изнутри в его интересах. Сколько их теперь на Руси? Кто знает… Но еще со времен Батория, покровительствовавшего иезуитам и возвысившего Виленский коллегиум до статуса академии (а самого Поссевино сделавшего своим советником!), иезуиты наводнили соседнюю Речь Посполитую. И с уже с ее земель вполне могли проникать в земли Московского царства все последние годы… И все же – зачем ученик Поссевино приехал именно к князю именно сейчас? Опять двойная игра Рима? Или тройная игра Ордена? А главное – какие у них планы на кесаря?! - Воды принеси, колченогий. – приказал Шуйский, покинув казематы. – Негоже встречать гостя в крови. Слуга моментально принес поднос с водой. - Где латинянин? – умываясь, спросил боярин. - У ваших покоев, княже, дожидается. В черном весь, аки в трауре. - Положено у них так, остолоп. - Лицо как у змея. Взгляд еще хуже. - Понятно... – протянул князь. Бегло взглянув на руки и не заметив крови, Дмитрий неторопливо поднялся к своим покоям. - Приветствую великого князя. – склонился человек в черном, обратившись к Дмитрию Ивановичу на чистом русском. Черные брови, такие же черные глаза, волосы, зачесанные назад, смуглое, обритое лицо… На иезуите нет монашеской сутаны, и он совершенно не похож на монаха. Добротная одежда европейского дворянина, вот только нет ни одного светлого пятна... А еще глаза: ледяные, цепкие, внимательные... Как у змеюки, что смотрит на свою жертву перед броском. - Великий князь – мой племянник. Меня можешь звать Дмитрий Иванович. И не стой как истукан, заходи, присаживайся. – боярин распахнул дверь в покои и указал на один из резных стульев, стоящих у его рабочего стола. Иезуит принял предложение с вежливым поклоном; боярин занял место напротив, во главе стола. - У вас руки в крови. – произнес гость, указывая на ладонь боярина. - У вас не меньше. – съязвил Дмитрий. – С чем пожаловал? - Разрешите представиться. – продолжил брат-иезуит. – Серхио Серпентте, брат ордена Общества Иисуса. Я направлен к вам генералом ордена с предложением помощи, что должно вас заинтересовать. - Меня? – искренне удивился Шуйский. – Не брата ли моего, царя Василия Ивановича Шуйского?! - Именно вас. – улыбнулся Серхио. - Ну, что же, слушаю. – боярин откинулся на спинку своего стула, более напоминающего полноценный трон. Вот интересно, как итальянец с испанским именем может так чисто говорить по-нашему? Дмитрий пытался услышать в речи иезуита акцент, но не смог… - Как вы уже знаете, племянник царя Михаил Скопин-Шуйский принял титул кесаря. - Тоже мне новость… Дмитрий постарался сохранить невозмутимость, хотя за этой маской его всего аж скрутило... За последний год четвероюродный племянник из верного боевого пса и спасителя от воров превратился в угрозу власти братьев Шуйских едва ли не большую, чем самозванец и польский король. Тех, по крайней мере, не принимает простой народ и подавляющее большинство служивых – Скопина-Шуйского же славят и любят… До поры до времени Дмитрий Иванович старался сдерживать в себе зависть и к ратным успехам Михаила и растущую с каждой его победой неприязнь – все-таки он бился и побеждал общего врага. Но когда он буквально заставил Василия назначить себя наследником… - Этот титул ничего не значит. На Руси есть законный царь! – как можно более равнодушно произнес боярин. - Разрешите начистоту? – подался вперед Серхио. Князь с деланным равнодушием кивнул: - Говори. - Вашего брата не любят. Вашему брату не верят. Он целовал крест, когда говорил о том, что Дмитрий Иоаннович мертв, потом целовал, когда первый самозванец взошел на престол. Потом предал царя и сам занял его место. Какова цена его слову? Почему так много людей стало под знамена Болотникова? Ведь если бы не раскол между воровской голытьбой и служивыми южного порубежья… Но даже пообещав разбитому Болотникову сохранить жизнь, царь в итоге приказал его ослепить и утопить. Н-да… Иезуит говорил слова, за которые Дмитрий Иванович любого иного уже тащил бы в свои застенки... Но в то же время иезуит говорил правду. - А князь Михаил благороден, смел, успешен на поле брани. Люди за ним идут – и служивые, и дворянство, и простой народ… А вы знаете, что хотело его войско? Вы знаете, что кричали его воины? – Серпентте как-то по-птичьи наклонил голову вбок. - Отчего же не знать. Но ведь Михаил отказался назвать себя царем! Иезуит в первый раз изобразил губами некое подобие улыбки: - Ваш племянник не глуп. Выступление против Василия Шуйского осложнило бы его противостояние с тушинским вором и Сапегой; результаты такого выбора могли быть совершенно непредсказуемыми в военном плане – и плане рождения совершенно невозможных сейчас союзов… Ну и в конце концов, золото шведским наемникам платит государь. Серпентте взял небольшую паузу, после чего продолжил: - Да, Михаил не глуп – и выбрал самый верный, самый беспроигрышный вариант действий. Его войско однозначно стало сильнее объединенной рати мятежников и воров, победа над ними – вопрос времени. После чего Скопин-Шуйский триумфально войдет в Москву с войском, царь обязательно его примет… А наутро вдруг Василия Ивановича заберет Господь – может, на пиру на радостях перебрал, а может, и срок уже пришел, государь-то не молод… Но наследник уже объявлен, наследник-кесарь! И то, что Василия похоронят в закрытом гробу – да и вас с ним заодно – никого не смутит: все будут праздновать вступление на престол молодого героя, желанного народом царя… - Чушь! – отрезал Дмитрий. Иезуит усмехнулся уже открыто, растянув тонкие губы во внешне приятную, но отчего-то отталкивающую улыбку: - Дмитрий Иоаннович был убит вашими людьми в Кремле – это притом, что московский люд все еще поддерживал его, и поднялся бить ляхов и прочих иноземцев с целью «защитить государя»… Он взял власть лишь с нашей помощью, после Добрыничей именно иезуиты удержали при самозванце остатки польских и литовских хоругвей. Но, став царем, Дмитрий Иоаннович пренебрег нашей помощью, предал, выслал из Москвы… И был убит в ходе заговора бояр, организованном братьями Шуйскими – он вас недооценил. Хотите наступить на те же грабли, как в пословице? Что же, дерзайте… Только не стоит забывать, что Михаил Васильевич – тоже Шуйский! Князь не нашелся, что ответить. Он не выносил удачливого воеводу Михаила, а его ход с принятием титула кесаря считал поступком зарвавшегося щенка, коему вскружила голову волна ратных успехов... Но одно дело потребовать от бездетного царя назвать себя наследником – в конце концов, на решение племянника могло повлиять войско. И зная Михаила еще с детских лет, Дмитрий Иванович, да и сам царь до недавнего времени были уверены – племянник по-прежнему верен гсударю и будет терпеливо ждать естественной смерти Василия. Однако теперь царский брат совсем иначе взглянул на происходящее – с позиции заговорщика, коим он действительно не так давно был… Охваченный смятением, князь ответил – без всякой, впрочем, веры и убежденности в голосе: - Михаил верен моему брату. После чего хмуро добавил: - И мы родня… - Для власти нет родства. – отрезал Серхио. – Вспомните историю княжеских усобиц на Руси – вначале друг с другом воевали сводные братья от одного отца, потом родные и двоюродные братья… И кровь лилась рекой – включая княжескую. Или вот события не так давно минувших дней –вспомним Василия Темного, ослепленного по приказу Дмитрия Шемяки. Друг другу они приходились двоюродными братьями – и степень их родства была ближе, чем ваша с четвероюродным племянником… Князь не нашелся, что ответить или возразить – а иезуит, между тем, продолжил: - Именно поэтому я здесь. Вы не менее талантливый воевода, чем князь Михаил; не ваша вина в том, что под Болховом мятежники и предатели разложили вашу рать, убедив прочих воев в численном превосходстве литовцев и воров... Вы – истинный наследник своего брата, и придет день, когда ВЫ станете царем! Последние слова иезуит произнес с таким жаром и убежденность, один в один повторяя собственные мысли Дмитрия Ивановича, что тому осталось лишь согласно кивнуть… И тогда брат Серпентте веско закончил: - Но чтобы этот день настал, мой орден предлагает вам помощь. - Помощь в чем? – негромко спросил боярин, в душе уже зная ответ.