Как-то вечером мы разбили лагерь в канзасской прерии, когда на небо высыпали звезды и с другого конца света взошла луна. Слышался шум ветра в траве и шелест листьев тополей, под которыми мы остановились. Это был уголок, возможно, не более полуакра в том месте, где ручей огибал большой валун. За валуном ровное местечко — наше прибежище. Неподалеку — поваленное дерево, высохшие сучья которого мы использовали как дрова. Развели небольшой костер и, перекусив мясом с бобами, сели и запели старые песни — песни горцев, которые уходят своими корнями еще в те времена, когда наши предки приплыли сюда из Уэльса. Юдит тоже пела чистым красивым голосом, лучшим, чем у любого из нас. Мы любили петь, но не придавали этому большого значения. Лошади потянулись к огню и нашим голосам. Это был чертовски прекрасный вечер. Вдруг Юдит обернулась, за ней — Гелловей. Я кинулся на разведку. Взяв винчестер, я спрятался в зарослях за деревьями. В какой-то миг застыл и присел на корточки. Там в темноте что-то двигалось. Я наклонился еще ближе к земле, чтобы услышать шум травы. Что-то странное очень медленно приближалось к нам… Судя по звукам, это был раненый: медленные движения, слабый стон. Я не двинулся с места, не впервой… Проскользнул обратно в лагерь. — Гелловей, — прошептал я, — там неподалеку человек, который, судя по звукам, сильно ранен. Надо привести его. — Иди вперед, я буду рядом. Это была хитрость, которую я никому бы не пожелал. Пройдя вперед, я увидел мужчину и тихо заговорил с ним, так чтобы мой голос не был слышен. — В чем дело, амиго? Человек перестал ползти и не издал ни звука. Затем он пробасил: — Я попал в передрягу, увидел костер… — Вас ищут? — Похоже. Я подошел к нему, поднял и понес к лагерю. Это был мужчина лет сорока или около того, с продолговатым узким лицом и черными с проседью усами. Пуля прошла через его тело насквозь, и он выглядел изрядно изможденным. Так как пуля вышла из тела, то по обеим его сторонам были дырки. Пока я штопал парня, Гелловей проскакал вперед, чтобы понаблюдать за прерией. Юдит проснулась и принялась готовить горячий бульон, и к тому времени, когда я его уже подлатал, поспел и бульон. Я понял, что парень потерял много крови, и поэтому, смешав соль с водой, заставил его выпить. Мы так делали при потере крови, и, кажется, это помогало. Должен вам сказать, он был рисковым парнем. Когда Юдит накормила его супом, я взглянул на его ступни. — Оглобля фургона упала, — объяснил он. — Всадник налетел лошадью на фургон, и оглобля вывалилась мне на ногу. Его нога сильно распухла, и мне пришлось разрезать ему ботинок. — Вы техасец? — Нет, из Арканзаса. Я был поваром у ковбоев, перегонявших скот из Несе. Вчера вечером у нашего фургона остановился мужчина, чтобы перекусить- Такой стройный, смуглый и худощавый с узкими глазами. Одет скверно, но не похоже, чтобы он был с Запада. — Раненый вдруг опасливо оглянулся. — Факт, парни, он говорил о вас… — Не бойся, все в порядке. — На нем было что-то вроде красного кушака, и он держал винтовку так, будто родился с ней. — Колби Рафин — сказала Юдит. — Вот, видишь, ты узнала его, — вмешался я. — Как бы то ни было, он поел и ускакал. Когда мы уже спали, они вдруг, как черти, выскочили из ночи. Их было около дюжины или все двадцать. Они напали на лагерь, стреляли, орали и, наконец, прихватив наше стадо, ускакали к черту в прерию. — Вам лучше отдохнуть. Выкарабкаетесь. Он посмотрел мне прямо в глаза. — Так не будет, амиго, и ты прекрасно знаешь это. Юдит белая, как снег, взглянула на меня. Я сказал ему: — У вас есть кто-нибудь, кому бы вы хотели что-то сообщить? — Нет, родни — никого. Лысый Олень давным-давно убил их всех. Там в Техасе моим хозяином был Эван Хоукс, отличный мужик. Он потерял здесь все вчера вечером! Свое стадо, своих ковбоев и своего сына. — Сына? — Подросток… быть может, лет тринадцати. Он умолял босса позволить ему ехать с нами на север, вместо того, чтобы трястись в машине. Мы должны были передать его Хоуксу в Додже. — Вы уверены, что'мальчик погиб? — Видел, как он упал. Негодяй выстрелил прямо в упор и проскакал по нему. Если кто-то из наших и выпутался, то это кто-нибудь из парней с соседним стадом. Он замолк, а я украдкой взглянул на Юдит. Она была серьезной. Должно быть поняла, что группа налетчиков, укравших скот и убивших мальчика, — банда Фетчена. Колби Рафин всегда действовал в паре с Черным. — Вы уверены, что это они попали в вас? — Еще бы. Меня сбило оглоблей фургона, а затем один из них поднял на дыбы лошадь и выстрелил в меня. Я аккуратно вынимал из костра самые большие палки, чтобы он поскорее сгорел. Несомненно, это банда Фетчена, и она следовала за нами на запад. Но сейчас не было ни места, ни времени вступать с ними в схватку. Немного погодя парень открыл глаза и посмотрел на Юдит. — Мэм, в кармане моей рубашки — медальон из золота. Совсем небольшой, но моя мать носила его всю свою жизнь, а до нее ее мать. Примите его в подарок… — Да… Спасибо. — У вас нежные руки, мэм, чертовски нежные. Женщина давно не касалась меня… так нежно. Я передвинулся поближе к темноте, прислушиваясь к надвигающейся опасности, но все еще слышал, как он говорил. — Этот длинный мужчина там, — указал он на меня, — похож на орла. Держись за него, мэм, если ты не очень привередлива. Такие люди встречаются редко. Из темноты появился Гелловей, и я шепотом рассказал ему о Рафине и обо всем случившемся. — Это на них похоже. Негодяй — всегда негодяй. Теперь они стали еще и угонщиками скота. Мы замолчали, но подумали об одном и том же. Фетчены охотятся за нами. Беда в том, что они превосходят нас по количеству, а угон скота свидетельствует о том, что из хулиганов и задир они превратились в настоящих преступников. С этого момента нам с бандой не разойтись. Они не остановятся ни перед чем… А тут еще девчонка, которую нужно охранять. Ранчо в Колорадо вдруг показалось таким далеким, что я проклял тот день и час, когда впервые увидел Костелло и Юдит. Мы на драку не напрашивались. У нас, Сакетов, никогда не было времени на такие штуки. Если мы и сражались, то дрались за наш край или свою честь. И сейчас я был рад, что рядом со мной Гелловей. Не нужна и армия, если с тобой Гелловей или кто-нибудь из Сакетов, неважно кто. ГЛАВА ТРЕТЬЯ Перед восходом солнца мы тронулись в путь. Держась как можно дальше от линии горизонта, двигались на Запад. Я и Гелловей сели боком в седле, чтобы видеть, что происходит по сторонам. Ближе к полудню с южной стороны вдруг появился человек на измученном пони, погонявший стадо — голов в тридцать. Когда он нас заметил, то быстро обогнул стадо и подъехал поближе, держа наготове винчестер. — Вы никого не встречали? Ищу своих. На его пони и быках стояло клеймо в виде буквы «X». — Твои парни бежали, — сказал я, — а один из них умер на наших глазах. — Кто? — Он сказал, что был у вас поваром, но имени так и не назвал, говорил, что работал на Эвана Хоукса. И еще сообщил, что сын Хоукса погиб во время этой заварухи. На лице ковбоя отразился ужас. — Парень мертв? Это будет удар для босса. Он очень любил сына. Я поставил ногу на луку седла и сдвинул шляпу на затылок. — Сударь, похоже, ваше стадо к чертям разбежалось. Мы уже порядочно проехали, но не встретили ни одного быка. Что вы собираетесь делать? — А что тут поделаешь? Перегоню скот в Додж и сообщу обо всем боссу. Он представился как Бриге. — Можете поехать с нами, — предложил я. — Все же одним стволом больше.