— Я не могу ответить на этот вопрос. — Почему? — Потому что он лишён смысла. Это не сон, Шон. Это реальность. Это Фреска, и выглядит она именно так. Ты не засыпаешь, чтобы встретиться со мной, — она хитро улыбнулась. — Ты просыпаешься. Пошли быстрей, у нас мало времени. Вскоре чары вернут тебя назад. В голове не укладывалось. Принять этот факт не получалось. — Но я здесь не чувствую голода и боли! Ты достала расчёску и ножницы прямо и воздуха! А в реальности есть и боль, и голод, и желания. Есть всё. И ты мне говоришь, что вот это вот всё, лишённое ощущений — реальность. — Ты не чувствуешь боли, потому что её чувствую я. Ты не чувствуешь жажды и голода, потому что их чувствую я. Ты чувствуешь это всё во сне, потому что я даю вам боль, радость, гнев, наслаждение... Всё это есть во мне и я часть вашего сна. — Но ты же не спишь. — Не спит только часть меня, безвольная и способная на мелкие фокусы, вроде сотворения расчёски и ножниц. Я не могла тебя придушить. Ашура настроил барьеры очень хитро, и каждое действие против вас ложилось отпечатком на меня. Я не могла тебе сделать ничего, Шон, но как я хотела! Великие Аэну и Аэти, я жаждала этого, хотела больше собственной жизни. Но прикончи я одного, и впала бы в не-жизнь, а мне нужно было разделаться со всеми вами тремя. — Тремя? — С тобой в первую очередь, — гнев изливался из её уст. — Потому что ты самый страшный враг, который смог смастерить ловушку — Оковы Сна. Подчинить и заточить ту, которую нельзя убить. И вам хотели помочь: Огненная Аманда, Рассекающий Клинок Самото и Железный Вильвер. Я сама их воспитала, и они обратились против меня. До Вильвера я добралась, — она облизала губы и мне показалось, что её рот полон острых клыков, а язык неестественно длинен. — Остальные добрались до меня. — Ты всё ещё хочешь меня убить? — смутился я. — Глубоко внутри — да. Но... Я не хочу тебя терять. Ты напоминаешь мне Лэнса: такой же спокойный и добрый, такой же заботливый и поддерживающий, такой же терпеливый и снисходительный. И даже то, что ты разговариваешь со мной после того, как я чуть всё не испортила... — А если я женюсь на Марго? Она улыбнулась. — Это твой сон — глупый. Делай в нём всё, что захочешь, — она вдруг смутилась. — Но некоторые вещи мне можешь не рассказывать, — ещё больше смутилась она. — Оковы Сна — хитрый конструкт. Но он лишь магический конструкт — не более. А Марго — это твоя вера в тебя. — Она ушла от меня. Разругалась и ушла. — Не бывает так. Она лишь затаилась, — обнадёжила меня Ирви. Она закашлялась сухим непродуктивным кашлем, согнувшись пополам. — Тебе хуже? — Сил остаётся всё меньше. Мы пришли. Она замерла, съёжилась, словно от холода, хотя ночь была тёплой. Ей нужно было сделать всего лишь шаг, но она стояла и поглядывала на меня своими огромными блеклыми глазами. Я приобнял её и она шепнула: — Это место, которого я так старалась избегать, но я найду в себе силы подняться вновь. Башня стояла на невысоком холмике. Деревья рядом сплелись корнями, не дав фундаменту обрушиться. Вход когда-то был завален огромным камнем, но лес сделал своё дело и корни, вьюны и вода подточили камень, который в итоге вначале раскололся, а после кусками съехал с холма, открыв небольшой проход. — Место моего заточения, — пояснила Ирви. Мы вошли внутрь. Башня представляла собой одну большую винтовую лестницу с небольшими окошками в два кирпича. Ступени вытесаны были из камня, скреплены скобами — опасная и странная конструкция. Поднимаясь наверх, я заметил выщербленные отметины — палочки по четыре, перечёркнутые пятой — счёт дней. Ими исписан был каждый кирпич, начиная от второго этажа башни. — Столько дней я провела в заточении. Бессильная и безвольная. — Почему... — Почему вы восстали? А что рассказал Самото? Он всегда любил поболтать, всегда лояльно к тебе относился. Я не поверю, если он ничего не рассказал. — Сказал, что был голод, а ты всё равно их обирала. — Не их, а вас, — напомнила она. — Понимаешь, когда корабль идёт через шторм, капитан ведёт команду. И если команда верит в капитана, то как бы им ни было тяжело, они будут прорываться. Фреска летела в бездну. Как бы объяснить? Целый мир, всё, что ты знаешь, летело туда, где не было силы. Эта область наоборот вытягивает силы. Нужно было поменять курс, срочно. Избежать шторма. И я говорила вам, говорила много раз! Но никто из вас этого не видел. Вы видели лишь жадную и злую Мелиссу. Ох, говорил мне Лэнс бросить эту затею. Но как? Я же не могла оставить вас! Капитан не покидает корабля. А оставалось потерпеть совсем чуть-чуть! Но вместо этого вы предпочли войну. Не все, конечно. Были ещё Нерон, Ивис, Айла, Моана и Корвус. Вас было девять, девять больших кланов, вечно грызущихся и воюющих, но живущих. И пятеро было на моей стороне, об этом тебе вряд ли кто-то говорил — этот факт предпочитают забыть. Почему, Альфри? — она скривилась от звука моего настоящего имени. — Почему ты решил пойти против меня? — Я не помню, — пожал плечами я. — Но прошлое нужно оставлять в прошлом, так ведь? — Часто это выше наших сил. Смотри. Мы добрались вершины башни, когда солнце вынырнуло из-за горизонта и принялось подниматься всё выше. С башни легко можно было окинуть взором весь лес. Моему удивлению не было предела, ведь лес был зелёным хорошо если на полкилометра, а дальше шли сухие деревья. Там, среди них, бродили костлявые твари, выискивая что пожрать — виверны. За сухим лесом лежала такая же мёртвая земля, мёртвые луга и мёртвые поля. Там, на грани различимого взором, виднелись маленькие фигурки людей. — Они живы. Их всё ещё много. Они страдают. Я всё чувствую. И они не забыли обо мне. Просят моей помощи не только Нерон, Ивис, Айла, Моана и Корвус, но и Виктория, Йомсбур, Ашура и Вортес. Весь мир вопит — больно слышать. Что вы натворили? Она поглядывала на меня. Лицо её морщилось, словно от боли. Я не знал, что ответить, и, вздохнув, лишь спросил: — Почему же это место живёт? — Я невольно отдаю этому месту свою силу. Вы не стареете благодаря мне. — Самото хочет выпить тебя до конца. Ирви вначале удивилась, а после лишь вздохнула. — Значит так тому и быть. Я приму это как милость. Я ужаснулся. — Но тогда разбудить тебя было бы... — Нет, Шон! Как бы я ни хотела всё исправить, но у всего есть цена. Бессмертие есть и дар, и проклятье одновременно, потому что смертные тащат свои ошибки в могилу. Я же с ними живу. Вечность. Мы принялись спускаться, протиснулись мимо камня, прошли заросшей тропой и остановились на краю поля. — Я хочу тебе помочь, — честно признался я. — Даже после того, что я рассказала, что тебя тоже ждёт расплата? Не надейся, Йомсбур, величайший в своём роде, заточивший бессмертную Мелиссу в Оковы Сна, что тебя минёт эта участь! — стиснув зубы, процедила она. — А может всё же... — Нет! — схватилась она за голову. — Не может быть так! Не после тысячи лет заточения! Я не смогу, ты не остановишь мою руку, вы все должны будете ответить! Все должны будете умереть! Но... — она заглянула в мои глаза, будто бы прощаясь. — Я полюбила тебя. Мне казалось, что это уже невозможно. Со всей той ненавистью и со всем тем злом, что вы совершили. Ты хочешь мне помочь? Я уже не был так уверен, но всё равно кивнул. Она попыталась толкнуть меня к дереву, но с тем же успехом могла попытаться сдвинуть гору. Я сам отошёл к корням, сел. Она села мне на колени, взяв ладонями мою голову. — Тебе противостоят опасные противники. Самото и Аманда — хитрые и изворотливые, сильные чародеи, но ты — творец Оков, тебе по силам справиться. Может быть я и вру тебе прямо сейчас и возлагаю ложные надежды, но я так чувствую. Мне хочется верить в твой успех, а там что будет, то будет. И возвращайся ко мне. — Хорошо, Ирви, — улыбнулся я. — Но я не... — начала она говорить и осеклась. — Хорошо, Шон. Она потянулась ко мне и поцеловала. Глава 11. По праву сильного Одного осознания того, что мир, в котором я прожил столько времени, оказался чем-то, подобным сну, было недостаточно, чтобы всё увидеть. Мелисса смотрела в мои глаза, а я понимал, что проваливаюсь. Проваливаюсь в сон, находясь в сознании. Я видел её, сосредоточенную, замершую, едва дышащую, ещё более бледную и хрупкую, чем она была при нашей первой встрече. — Я не смогу долго удерживать тебя, — шепнула она мне на ухо. Её горячее дыхание обжигало до мурашек. — Не отвлекайся! — игриво поругалась она. — Тебе нужно научиться удерживать себя в сознании самому. Может быть, если у нас получится, то ты сможешь пережить перенос и не потерять память. Я, не закрывая глаза в реальном мире, открыл их в мире сна. Тусклый свет заливал одну из комнат обширного подземелья. Я был прикован к стулу. У меня не было возможности разрезать пластиковые ленты, которыми меня примотали, но у меня было время, чтобы подумать. В моей голове по прежнему была неразбериха. Где-то на задворках памяти дремал Зануда. Звучали иногда слова Четвёртой, о том, что моё признание неуместно. Голос отца говорил, что он во мне разочарован. А ещё на обратной стороне век отпечатался символ глаза в шестиграннике. — Что это за символ? — спросил тот я, который был сейчас под деревом. — Окровавленный глаз в шестиграннике. — Вы объединились в «Наблюдающих за сном», так вы себя назвали. Этот символ — основа основ Оков Сна. — Тогда, когда ты мне сказала подойти к реке и хотела, чтобы я увидел своё отражение... — Прости, мне было забавно. А ещё хотелось знать наверняка: ты играешь со мной, или действительно всё забыл. — Я смогу вспомнить? — Не знаю, — честно призналась она. — А надо ли? Я бы не хотела, чтобы ты вспоминал, да и сама хотела бы забыть.