Вопроса о подданстве даже не стояло. Старейшины справедливо сказали, что они могут, конечно, арестовать кучку оборванцев, и бросить их в темницу, но тогда придет армия и сравняет их город с землей. Гораздо лучше для всех, чтобы просто подчиниться и платить подати великому царю, величайшему из всех. Заключили договор, и у Самарканда объявился новый повелитель, который теперь сутками напролет гулял по городу и никак не мог налюботьвася им. У него возникло твердое желание, чтобы именно этот город сделать своей столицей, однако здравый смысл яростно этому противился. И в самом деле, ну какая столица может выйти из города, даже такого прекрасного, если он находится на дальней окраине завоеванных земель, к которому, к тому же, надо пробираться через жестокие пустыни. Да и райские равнины на обоих берегах реки царь никому не собирался дарить, еще чтобы по ним пролегал государственный тракт. Постепенно, в город стали подходить отставшие отряды, и теперь царь обладал не только силой своего авторитета, но теперь и имел мощное войско. Как ни удивительно, но никаких стычек с местным населением не последовало, наоборот, все себя вели, как добрые родственники, которые воссоединилась после долгой разлуки. В течение нескольких месяцев благодаря дипломатическим усилиям старейшин Самарканда, признали свое подданство еще несколько второстепенных соседних царств. Все они, когда специально посланные царем гонцы осведомлялись о следующих государствах и империях, в один голос утверждали, что дальше них ничего нет, только пустыня. И только иногда замечали троглодитов или злых джиннов, которые враги людей. Царь приказал воздвигнуть на границе последней пустыни огромные дома, в которых находились исполинские кровати, стулья и оружия. — Но зачем, великий царь?, — поражались его приближенные. Он смотрел на юг, в сторону своей мировой державы, и чуть погодя ответил. — Это для того, чтобы если кто-то придет со стороны пустыни, какие-то люди или чудовища, неважно, дикари это будут или нет, они увидели здесь дома, подумали, что живут великаны и в страхе бежали обратно. А в здешнем климате, — он посмотрел вверх и прищурился, — это все может стоять до скончания веков. После чего повернулся и пошел вдоль арыка к лагерю. Прошло еще несколько месяцев, и царь со своим войском засобирался обратно. Он был спокоен, ибо покорил весь мир, а сам являлся самым могущественным человеком. По мановению его пальца могли превратить пустыню в плодородную равнину, засыпать море камнями или насыпать самый высокую гору. Он был счастлив, теперь оставалось только следить с высоты своей мудрости за спокойствием и жизнью людей. Накануне его выступления в обратный путь, один из верховных жрецов Самарканда попросил аудиенции. — Великий царь, ты теперь наш повелитель, и мы должны показать тебе то, что храним в самой страшной тайне. — Что же это?, — удивленно спросил тот. Какой-то особо ценный камень? — Нет. Тут другое. Наш город очень стар, наверное, старше всех в мире, хотя, так многие, наверное, говорят. Ходят предания, что первые жители Самарканда были свидетелями войны богов, сторуких и циклопов с одной стороны и стихий с другой, и потом случилось что-то, что послужило миссией для Самарканда и залогом его процветания. — Что же это?, — уже с интересом осведомился царь, — я в своих походах уничтожил нескольких драконов, злых колдунов и чудовищ. Какой-то магический артефакт? — Ты все увидишь сам, великий царь, — склонился жрец, — если соблаговолишь проследовать за мной. И они отправились вдвоем во чрево города и ниже, где были вырыты пещеры, города и целые государства. — Кому под силу такое? — спросил пораженный масштабами подземных строений царь. — Наверное, в далеком прошлом были цари, равные по величию тебе, — пожал тот плечами. У кого хватило власти приказать сотворить такое. Но даже у нас никто уже не помнит их имена. Они еще долго шли, прежде чем остановились перед какими-то невообразимо древними железными воротами, покрытыми незнакомыми письменами. — Это что? — Повелитель, тебе лучше самому увидеть, — жрец протянул ключ странной формы. Про эту дверь знают только несколько человек, и тайна о ней передается от отца к сыну уже на протяжении сотен поколений. — И что там? Ты сам там был? — Один раз. Но картина до сих пор стоит у меня перед глазами. И теперь я прошу тебя тоже зайти внутрь. Царь медлил. — Но зачем? Ты меня привел сюда, глубоко под город и просишь, чтобы я зашел в какую-то дверь. — Там, великий царь, ты поймешь все, насколько ты на самом деле являешься повелителем. Они топтались около дверей. — А что здесь написано?, — обратил внимание царь на многочисленные надписи, которые складывались в замысловатые узоры. Не помню, чтобы хоть где-то видел такие буквы, даже в Египте и Индии. Какой народ мог такое написать? — Повелитель, я после единственного посещения часто приходил сюда и сидел часами, пытаясь разгадать, чтобы здесь написано. Много месяцев я думал, кто написал и пришел только к одному выводу. — Какому же? В глазах жреца мелькнул испуг. — Мне кажется, они дочеловеческие. Больше тянуть не было смысла. Царь вставил ключ, повернул его. Дверь медленно и со скрипом отворилась, и туда зашел царь, держа в одной руке факел, а во второй верный меч. Спустя час дверь открылась, и обратно в пещеру вышел царь. Его пустые глаза остановились на жреце, который все это время смиренно ждал своего повелителя. — Пойдем назад. Когда они оба поднялись на поверхность, царь отправился пошатывающейся походкой в свой дворец, откуда через несколько часов двинулся к райской реке. Он ни с кем не общался и практически не показывался на людях, и приближенные стали поговаривать, что у повелителя помрачился разум. Они пытались пообщаться с царем, но он никого не принимал. Иногда по ночам из шатра царя доносились страшные крики и обрывки фраз на неизвестном языке. Как бы там ни было, месяц за месяцем их триумфальное продвижение продолжалось. Постепенно одни приближенные оставались в сатрапиях, другие присоединялись к триумфальному войску пока, наконец, через годы после выхода из Самарканда, царь во главе своей армии не вернулся в свою великую столицу, которая лежала в центре его необъятных владений. Здесь царь пару раз показался на людях, чтобы показаться народу и аристократии, но было видно, что для него это было слишком неприятно. Вскоре, он подписал несколько указов, которые разделяли всю власть по оперативному управлению империей между несколькими доверенными людьми, а сам удалился в маленький дворец в отдаленной части города. Сперва, штат его слуг был весьма обширен, ведь всем хочется хоть немного прикоснуться к человеку, который воплощает собой абсолютное могущество. Но когда люди поняли, что им никаких выгод это не дает, постепенно они разочаровывались и переходили в свиту других, более живых повелителей, которые руководят расходованием денег и жалованием чинов и земель. Вскоре, царь стал по ночам отлучаться из дворца и гулять по городу. Бывало, его прогулки задерживались на несколько дней и тогда слуги, которые еще оставались в дворце, были уверены, что великий повелитель просто не хочет никого видеть, но, разумеется, что сам находится в дворце. Проходили годы. Дворец постепенно превращался в заброшенное строение, а комнаты со слугами постепенно сокращались, пока, наконец, не осталось менее десятка человек. По некогда роскошным дворцам гулял ветер и мусор, ведь никому не было дело до великого повелителя, который уже много лет как отошел от дел. Ходили слухи, что он сошел с ума, кто-то говорил, что неизлечимо болен проказой, а кто-то авторитетно рассказывал, что он по ночам охотится на маленьких мальчиков, чтобы пить их кровь и так поддерживать свои силы. Сами слуги знали, что забытый покоритель Вселенной иногда отлучается из дворца, но почти никогда они не могли сказать точно — где он сейчас. Сначала они боялись, что какой-то злодей сможет причинить зло царю, но через много лет они успокоились. Кому интересен пожилой человек в рубище, который бродит по базарам и тихонько молится за людей и благословляет младенцев? К нему тянутся, но только как к блаженному, помеченному богами, но не более того. В империи бушевали политические страсти, начали развязываться войны между отдельными частями потому, что ни один из приемников, между которыми он распределил власть, не обладали его даром повелителя. Да, они являлись хорошими военачальниками или казначеями, но чтобы быть отцом для всех людей, этого недостаточно. Постепенно, еще через годы, пожилой человек потерял все зубы, почти все волосы и многое из памяти, когда услышал, что где-то далеко, на краю цивилизации есть царь, который выделяется своим мышлением среди остальных и у него есть сын, которому пророчат великую славу. Не известно, что послужило причиной путешествия старика. Возможно, названия гор и рек ему показались смутно знакомыми, или же то, что последний из его слуг покинул дворец и теперь в огромном комплексе он остался совсем одним, или какое-то чувство шевельнулось в его сердце, однако, однажды он проснулся на рассвете, поприветствовал Солнце, положил в мешок кусок сыра и пару оливок, взял свой верный посох и отправился медленно по царскому тракту, чтобы увидеть ту страну, о которой столько слышал. Понимал ли он, что делает? Знал ли, зачем идет? Была ли ясность в его спящем разуме? Никто не может сказать, однако, многие люди видели его сгорбленную фигуру, которая шаркала в придорожной пыли своего последнего путешествия. Старик очень примерно знал, куда идет, во всех попутных деревнях и городках спрашивал дорогу. Сначала, конечно, очень мало кто мог указать путь в то далекое государство, где правили отец и сын, однако, ведомый каким-то духом, старик шел долгие месяцы и годы, пересекал континенты и широкие реки. Поскольку, в прошлой жизни он был потрясателем вселенной, то мог бегло объясняться почти на всех языках, да и все люди, завидевшие издали его сгорбленную фигуру, принимали его за бродячего святого и мудреца, давали кров и пищу. Но это впечатление быстро проходило. Никакой мудрой мысли из его рассказов они почерпнуть не могли, вернее, они там были в изобилии, но обычные люди даже не могли понять масштаба личности этого человека, которые объединил все народы мира в одно государство. Приютившие старика, разочарованно укладывали его спать, а ночью в ужасе вскакивали, когда его начинали мучать кошмары. Семьи со страхом смотрели на безобидного старика, который в беспамятстве отдавал приказы громким повелительным голосом на разных языках, многие из которых они не понимали, о штурме стены, выдвижении в бой резервных легионов или отправке против чудовища придворных чародеев. Видимо, думали они, это был старый ветеран или даже командир, которые прошел многие годы войн, и теперь совершенные им злодеяния не дают покоя. Так старик двигался вперед, постоянно что-то вспоминая и забывая. Однажды, сидя на берегу синего моря и подставляя лицо нежному весеннему солнцу, он внезапно вспомнил, что был великим царем, но еще не повелителем. Он в панике обернулся, не понимая, где телохранители и свита, и почему он здесь сидит в одиночестве. Старик быстро стал собирать нехитрые пожитки, чтобы выйти на тракт и потребовать помощь, но постепенно, с каждым шагом, его движения все больше замедлялись, мысль терялась в темных уголках его подсознания, и спустя какое-то время он снова сидел на берегу, удивляясь хорошему утру и аромату цветущих неподалеку деревьев. Еще через пару месяцев, когда старик переходил через глубокое ущелье по великому мосту, который был построен много десятилетий назад по его приказу, о чем старый царь давно забыл, в его разуме из каких-то невообразимых глубин возникла одно воспоминание. Он был еще совсем мальчиком, которые готовился перейти в состояние подростка, когда влюбился первый, и, наверное, самый сильный и искренний раз в жизни. Она была его ровесницей, дочерью местного скульптора, девочкой в веснушках с золотистыми локонами. Они сидели рядом на мраморных ступенях храма и могли говорить часами о чем угодно. Там они первый раз поцеловались, а когда он с отцом отправлялся в свой первый большой поход, то обменялись клятвами верности. Он поклялся, что скоро вернется, овеянный славой великих подвигов, а она — что обязательно дождется его. Чтобы ни случилось, она будет его ждать и даже не посмотрит в сторону сына командующего кавалерией. Они поклялись страшными словами и призвали в свидетели богов, после чего всю ночь лежали на траве, смотря на звезды и мечтая, каким будет их дом и на кого будут похожи дети. Наутро он уехал и больше никогда ее не видел. Первые годы он все стремился вернуться, ведь его ждала девочка с веснушками и золотистыми локонами, но обязанности наследника престола не давали ни минуты свободы. А потом, когда он сам взошел на престол, воспоминания о своем обещании начинали затуманиваться, поблекли. Потом появились в его жизни женщины, взрослая любовь и страсть, и та девочка исчезла из памяти, как и все ненужные воспоминания. Он не мог сказать, что с ней стало. Вряд ли она ждала его всю жизнь, наверняка, через пару недель уже бегала наперегонки с сыном командующего кавалерией, а через несколько лет вышла замуж и нарожала много прелестных веснушчатых детишек. А если нет. Если она отнеслась серьезнее к своей клятве, чем он к своей? Что если вся ее жизнь прошла в ожидании, бесплодном ожидании его и его возвращения? Шли годы, она стала красавицей, но отвергала все предложения о замужестве, ведь она дала ему клятву. Потом в ее жизни наступила осень, красота медленно, но верно, как вода под летними лучами, увядала, и теперь она превратилась в безобразную старуху, которая так же сидит у окна своего дома и каждый день всматривается вдоль по дороге, по которой ушел когда-то ее любимый. Старик сел прямо посреди моста от такого воспоминания. Его будто кто-то сильно ударил, и несколько мгновений он был не в состоянии даже сделать вздох. Нет, не может быть, чтобы она все еще его ждала, что за глупые мысли. Но в каждом из нас живет внутренний демон, который желает нашего поражения, и он обязательно появится и ехидно поинтересуется: «Ты уверен? А если ждет? Она была очень честной и серьезной девочкой, и не стала бы просто так разбрасываться клятвами». Торговцы и путешественники, который пересекали этот мост, с удивлением объезжали грязного старика, который лежал и немигающими глазами смотрел в прекрасное небо. Никто и не мог подозревать, что в на мгновение проясненном разуме старика сейчас взвешиваются все его злодеяния, и нарушение детской клятвы гораздо тяжелее, чем те миллионы жертв, принесенных на алтарь его мирового господства. Когда спустились сумерки на землю, он немного пришел в себя и продолжил путь. Теперь старик понимал, что времени у него осталось не так много, и он не имеет права медлить. После этого случая на мосту, память постепенно к нему началась возвращаться, но странным образом, кусками, вперемешку малозначительными, когда он подписывал бесконечные указы об основании новых городов, не читая их и важнейшими, как когда после покорения одной степной империи он стоял посреди бесконечного макового поля и не мог поверить, что существует на земле такая красота. Места, через которые он проходил, начинали казаться удивительно знакомыми, и это живительным образом помогало его разуму. Или, наоборот, здесь никто не может сказать с уверенностью, но каждый поселок, река или горный хребет действовали, как лекарство для памяти. Когда старик вошел в столицу этого государства, то точно знал, кто он, куда идет и что делает, и только грустная выражение лица крушения надежд выдавала пустоту и смирение души. Когда он подошел к дворцу молодого царя, то остановился, и с мечтательной улыбкой осмотрел эту глубоко сельскую картину, постоянно задерживая взгляд на знакомых предметах. — Да, все так и было, — кивая, бормотал он. Да, совершенно верно. Все именно так. Вихрь воспоминаний закрутил его, и только через долгое время, когда он очнулся, то направился ко входу в дворец. — Я ждал этого всю жизнь. Внутри он мельком увидел молодого царя, почти совсем мальчишку, усмехнулся и решил сделать самый большой подарок и самое грозное проклятие из всех. Глава 9