- Не понял? – Глеб приподнялся, взгляд его потяжелел. - Виноват… Уже иду, - Чусовой, кряхтя как старый дед, пополз на корточках к опушке и там свалился без сил. Преследовала странное чувство, неподвластное определению, чесалось под лопаткой, что-то назойливо тянуло за душу. Интуиция имела виды на своего хозяина и хотела что-то донести. Лейтенант упускал нечто важное или вот-вот мог упустить. Это не было связано с опасностью, пока во всяком случае. Необъяснимое состояние не отпускало, он яростно чесался, ловя на себе недоумённый взгляды подчинённых. - Это интуиция или вши, товарищ лейтенант? Группа не подвергалась преследованию, фашист по лесу не шастал, с чем это было связано? Со словами достопочтенного Ефима Михайловича? - Товарищ лейтенант, вы просто мыслитель Роденовский, - подметил наблюдательный Конторович. - Вспомнили что-то важное?.. Свет в штабе забыли выключить? - Какой свет? - повернул голову Чусовой. - Какой мыслитель? - не понял Ершов. - Да ладно, - отмахнулся Михаил. - Сейчас всё брошу и стану объяснять. - Всё нормально ребята, - Глеб очнулся от задумчивости, посмотрел на часы: - Мы, конечно, не опаздываем на пожар, но лучше двигаться. Выходим через пять минут. - Темнота накроет через пять минут, - проницательно подметил Климов. - До Коровьей балки бы дойти. - Дойдём, - кивнул Глеб. - А дальше будем смотреть. Сумерки сгущались, в лесу было глухо как в склепе, снова просыпались сложные чувства, растительная масса глушила звуки канонады и было непонятно, где идёт война, куда продвинулись немцы или наоборот наши. Пока не стемнело окончательно красноармейцы продолжили движение, пришлось воспользоваться фонарями. Подлесок цеплялся за ноги. - Хоть противогаз надевай, чтобы глаза не выколоть, - жаловался Карякин. - Или маску какую. Коровья балка пролегала метрах в семидесяти от опушки и, согласно показаниям компаса, тянулась строго на север, как и обещал Ефим Михайлович. Бойцы спустились в глубокий овраг, заросший плотной растительной массой, присели на корточки, здесь можно воспользоваться фонарями. Лощина была глубокая, испещрённая разломами и выступами. «Можно представить, сколько коров сюда нападало, - мелькнула странная мысль, - от того и назвали балку – Коровьей». - А что, товарищ лейтенант, здесь неплохо, - одобрил позицию Климов. - Можем медленно уходить на север… Хотя не стоит злоупотреблять фонарями, эта удача только до поры. - Вот именно! - хмыкнул Глеб. - Выключить фонари. Стало темно, разведчики сели в кружок, с невольным благоговением, стали вслушиваться в лесные звуки. - А змеи здесь есть? - зачем то спросил Дубровский. - Навалом, - фыркнул Смертин. – Одна, как раз к тебе, сзади подползает. - Заткнитесь! Как дети, - рассердился Шубин. Интуиция прорывалась через шоры и сомнения, что было не так? Житель Вязников, гражданин Фролов человек, конечно, поживший, но вменяемый, руководил сельсоветом, служил в армии, если высказал предположение о крупном скоплении боевой техники – к его словам, как минимум, стоит прислушаться. И ещё один факт услужливо подбросила память - пленные венгр, которого брали по пути на Днепр, говорил, что скоро в район должна прибыть крупная танковая часть, непонятно откуда, но слушок, дескать верный. - Здесь сидите, я скоро вернусь. Глеб поднялся, забросил за спину автомат и стал карабкаться на противоположный склон, в спину вопросительно молчали. Глеб забрался на косогор, разлёгся в траве, стал всматриваться: за пределами Коровьей балки фактически не было леса, но деревья росли, наслаивались друг на друга, заслоняли обзор. Внизу простиралась обширная долина, дорога к ней была тернистая - глиняные валы, канавы, дальше кустарники, разбросанные по округе, деревья. Ночь опять была безлунной, безвредные в плане осадков облака затянули небо, ухудшая обзор - бинокль не помог. Вроде что-то происходило за массой зелени, но понять, что конкретно, было трудно. Шубин сполз обратно, до середины склона. - Смертин… Баттахов… Ко мне. Разведчики с готовностью вскарабкались наверх, пристроились по соседству. - Смотрите, вы у нас глазастые, охотники, следопыты, может, что выглядите. Несколько минут сохранялась молчание - разведчики по очереди припадали к окулярам бинокля. - Бледные гонки за деревьями, там что-то есть - в долине, - предположил Смертин. - Часовые ходят, - добавил Баттахов. - Причём по парам. Нет ни заборов, ни колючей проволоки, ни даже окопов или траншей, но что-то там точно есть. За деревьями местность ещё сильнее понижается - отсюда не рассмотреть. - Климов, ко мне, - позвал Глеб. Сержант взобрался, застыл в ожидании. - Остаёшься за старшего, мы трое в поиск. Нужно выяснить, что находится в долине. Сразу не придём, не нужно высылать спасательную группу, дело может затянуться. Попадём в засаду - выдадим себя, успеем выстрелить, вы всё поймёте. Пока можете отдыхать. Пошли ребята, в полный рост не вставать. Плотная облачность затянула небо, тьма накрыла долину, огоньки за деревьями становились всё ярче, они не двигались, практически ничего не освещали. Разведчики как ужи переползли через канавы, затаились за глиняными валунами, снаряжение затянули - ничего не бряцало. На открытых участках продвигались очень медленно, не отрываясь от земли, перетекли через косогор, распластались перед следующим. В дрожащем, в тёмно-фиолетовым воздухе проступили силуэты часовых - солдаты в касках стояли неподвижно, словно прислушивались к ночи, потом качнулись, немного прошли, снова встали как истуканы. Вновь отправились в путь по своему маршруту. Часовые отдалились, разведчики переползли у них за спинами - не стоило напоминать об осторожности, не тот контингент. Ползли энергично, отдаляясь от тропы. Слева из мрака нарисовалась вторая пара часовых. Деревья росли хаотично, местность была ровная, где-то в стороне блуждали огоньки, доносилась невнятная речь. Их могли провалить в любой момент - скрытный пост, случайный луч света, элементарная сигнализация. На опушке обнаружилась не глубокая канава, красноармейцы сползли в нее, нагребли на себя прошлогоднюю листву - маскировка была неплохой, но вряд ли могла спасти от света фонаря в упор впрочем поблизости посторонних не наблюдалось. От увиденного захватило дух, прохладу от земли они уже не чувствовали, волнительная дрожь поднималась от коленей, сжимала грудь - вся долина в несколько рядов была уставлена танками, просто не верилось глазам - больше тридцати машин. Шубин несколько раз порывался их подсчитать и сбивался со счёта. В долине тоже росли деревья, громоздились кустарники, проступали очертания нескольких лощин, но всё это не мешало танковой армаде. Он схватился за бинокль, стал напряжённо всматриваться: колонну освещали блёклые фонари, вырисовывались очертания стальных махин - усовершенствованные средние танки Панцер 4 - катанная броня с поверхностной закалкой, дальнобойные пушки с мощным осколочным снарядом, крупнокалиберные пулемёты, обладающие повышенной дальностью стрельбы. Танки сравнительно быстрые - с повышенным запасом хода, мощность двигателя триста лошадиных сил. Между машинами сновали тени, прохаживались часовые внутреннего кольца, мглистые фонари озаряли участок местности площадью с полкилометра - всё остальное накрывала тьма. Где-то за долиной шла дорога, между райцентрами глухие леса. На краю импровизированного лагеря выделялись несколько серых пятен – палатки, там тоже прохаживались часовые. - Обалдеть!.. - прошептал впечатленный Смертин. - Откуда они взялись, товарищ лейтенант? - Мне не докладывали. Могли просочиться в обход Ярцево - просёлочными дорогами, могли подойти с юга - от Стрельниково или Починка. Но тогда им пришлось бы пересечь Смоленскую дорогу, по которой сейчас выходят наши. Может и пересекали, но не сегодня. - Почему они стоят? - прошептал Баттахов. - Вот подойди и спроси, - рассердился Шубин. - У меня нет таких сведений. Может приказа ждут, кто их знает. - Тогда пойдемте и спросим, товарищ лейтенант, языка притащим. Что нам стоит? Подберём подходящего офицера... - Нельзя нам брать офицера, - поморщился Глеб. - Пропажу обнаружат, всё поймут и поменяют планы. Нужно самому ползти и выяснять. Причем одному - троих в этой дыре сразу прищучат. - Так давайте я сползаю, товарищ лейтенант. У меня получится, никто не заметит. - Ты понимаешь по-немецки? - А надо?.. - Баттахов смутился: - Виноват, товарищ лейтенант, об этом я как-то не подумал. Что делать-то будем? - Сам пойду… - решился Шубин. - Ничего другого, хоть тресни, не выдумать. Автомат и амуницию оставляю здесь. У меня есть нож и пистолет, в случае провала успею выстрелить - вы всё поймёте… Сидите в этой канаве, заройтесь… Отсюда ни ногой… Могу отсутствовать долго, но до рассвета вернуть в любом случае. В общем, не поминайте лихом. Он полз, задыхаясь от волнения, один в этом чертовом окружении, за себя не боялся, а вот из-за того, что не получит нужных сведений - просто трясло. Залёг в стороне от скопления техники, зарывшись в прелую листву, стал оценивать обстановку. Обратную дорогу перекрыл часовой - он громко зевал, таращись в небо, потом начал что-то фальшиво напевать, таял во мраке, но так медленно, неохотно. Проползти к палаткам можно было за деревьями, минуя ряды бронетехники. В яме горел костер, над пламенем сгрудились несколько солдат, что-то готовили, отпускали шуточки, слева не было ничего - сплошная темнота, но у мрака могли иметься глаза. Глеб продвинулся ещё немного, свернулся в канаве, продавленной танковым траком. Колонна съехала с дороги, чтобы встать на долгий прикол. Действительно: почему стоят? Он долго лежал, исходя из принципа, поспешишь - немцев насмешишь, вникал в ситуацию. У костра царила непринуждённая атмосфера, потом явился унтер-офицер и приказал всё тушить – на лицо явная демаскировка, солдаты молча подчинились, залили костёр водой, расползлись по своим норам. Позади кострища стояли две палатки: в первой попискивала морзянка, у входа курил связист в полевой пилотке, блеклый свет озарял отвислые щеки, лишенные выражения глаза, он быстро докурил согнулся в три погибели и исчез внутри палатки. С восточной стороны показался часовой, он обогнул заросли лопухов и предстал во всей красе - прямой как столб, равномерно переставляющий ноги. Часовой проследовал мимо убежища связистов, мимо дымящего кострища и снова растворился в темноте. Глеб оценил на глаз высоту зарослей, примыкающих ко второй палатке - высота вполне устраивала. От связистов выбрался офицер в форме вермахта, сделал несколько упражнений на разминку, уставился на звезды - они в этот час не сообщали ничего тревожного. Офицер удовлетворенно крякнул, походил туда-сюда. - Вайнер, почему костёр плохо залили? - недовольна крикнул он. - Мы должны наслаждаться этими запахами? Не прошло и минуты, как подбежал человек с бидоном, вылил воду на задымлённое кострище, а потом ещё и потоптался по нему. Офицер кивнул, добрался до второй палатки и исчез в её недрах. Возможно это было именно то, что требовалось. Выбор места на краю лагеря тоже легко объяснялся - кому хочется дышать этим железным смрадом. Стало тихо, Шубин подполз к палатке, стал втягивать упругое тело между грубым брезентом и ворохом колючего репейника, было страшно неудобно - сразу затекла нога, которую он потянул под себя, позвоночник оказался скрученным, но это было не самое страшное. Заросли оплели палатку со всех сторон, во всяком случае хотелось в это верить. Внутри бубнили двое - вряд ли это были высшие чины, но точно офицерский состав. Глеб тщетно пристраивал ухо к брезенту, но различал лишь отдельные слова, пришлось тянуться к поясу, пересиливая судорогу, доставать нож. Он осторожно разрезал грубую ткань, сделал надрез сантиметров пятнадцать, осторожно расширил щель - она оказалась точно под походной кроватью - на ящике горела керосиновая лампа. Все, что видел разведчик - лишь ноги сидящего на кровати человека, вскоре появились ещё одни, плавно прошёлся, обогнув лампу, заскрипела лежанка. - Снова наслаждаешься снимком своей Греты, Гельмут? Согласен, приятно созерцать обнажённую женщину, запечатлённую в полный рост. - Опомнись, Вильгельм, она одетая, - проворчал сидящей на кровати. - Но под одеждой-то она обнажённая! - офицер с удовольствием засмеялся. - А воображение при тебе?.. Извини дружище, не хотел тебя обидеть. В этой чёртовой стране, в голову лезут чёртовы мысли. Невыносимо хочется домой - в Германию. У нас на Рейне, в это время города такая красота. Ты ещё не женился на своей Грете? - Мы уже обвенчались, Вильгельм, это было знаменательное для нас обоих событие. Мы шли к нему несколько лет. - Серьёзно? И когда же она решила стать твоей вдовой? - собеседник снова засмеялся. – Прости, старина. Ничего не могу с собой поделать. - Шуточки у тебя, Вильгельм… Детей мы решили не заводить, договорились это сделать когда закончится война. По всеобщему убеждению, это случится очень скоро - Русская армия морально сломлена, а её части разобщены, а дух германской армии силён как никогда. - Ты говоришь как наш пропагандистский плакат! - заметил Вильгельм. - А ситуация, между тем, несколько усложняется. - Не разделяю твой пессимизм - отдельные сложности. Мы ведь они рассчитывали, что это будет как в Париже – пришёл, увидел, победил. Без боя сдаются только войска цивилизованных армии, а Варвары пытаются обороняться, потому что у них ума не хватает понять с кем они воюют. Положение у нас очень выгодное, Вильгельм. Обрати внимание: в начале кампании у русских были, так называемые, механизированные корпуса, которыми они пытались атаковать наши фланги. Сейчас - к августу, подобных корпусов у них практически не осталось, они исчезли. Это были не танки, а обтянутые жестью танкетки, на которые трудно смотреть без слёз. То, что они прорвались у Соловьево - ни о чём не говорит - мы просто не ждали их там. Это психология, у русских она несколько иная. Мы шли от Стрельникова, но хоть раз встретили организованное сопротивление? - Кстати, насчёт того, когда закончится война… - хмыкнул Вильгельм. – Наши обозы начинают отставать. Да, это прекрасно, когда войска идут вперёд, опережая намеченный график, но хотелось бы, чтобы и службы тыла за ними успевали. Я был у связистов, нам обещают подвезти горючее только к десяти утра - это безобразие, мы полностью зависимы от снабжения. Тыловым крысам наплевать, что мы всё выработали. А как выполнять приказ с пустыми баками? Сердце ёкнуло - наконец хоть что-то полезное: немецкие танкисты исчерпали запас горючего и просто не смогли двигаться дальше. Тех крох, что остались в баках явно мало для выполнения задачи. - Они уверены, что к десяти утра цистерны будут здесь? - Да, они уверены. К сожалению, не раньше. Это дальняя объездная дорога, автопоезд будет хорошо охраняться, чтобы предотвратить возможные диверсии, ускорить доставку невозможно. Мы вынуждены принять данную ситуацию. Но русские уже несколько часов выходят из окружения в районе Соловьево, они будут идти всю ночь и все утро, другого способа перекрыть им дорогу у нас нет. Они отбивают все атаки мотопехоты, получается мы сидим сложа руки и равнодушно смотрим как они уходят. - Уверяю тебя, дружище, в этом нет ничего страшного, там много гражданских, до которых нам нет дела - пусть у СС голова болит. А русская армия разбитая и деморализованная толпа, она не повлияет на ход компании. К тому же, наша авиация уже вносит сумятицу в их планы - подступы к переправе подвергаются постоянным ударам. Да, русские уходят, их вышло уже много, на что мы не можем повлиять, но западнее переправы их осталось больше чем вышло и завтра к обеду мы и эту лазейку перекрываем. Уверен, к тому времени не выйдет и половина - мы заблокируем шоссе, вызовем авиацию. Шубин всё понял: - Вот зачем эта танковая скопище. Неизвестно для чего танки просачивались в район, но теперь у них есть цель - перекрыть Смоленскую дорогу. Проезжая часть узка, повсюду леса, десятки грозных машин пробьют худую фланговую оборону и закупорят проезд. Тогда для всех, кто попадёт в капкан, это станет катастрофой. В десять утра подвезут горючее - на этот процесс повлиять не удастся, но после полудня колонна выступит. Сколько здесь езды, если напрямую - километров восемь-десять, извилистый проселки, бездорожье – пусть двадцать - ну час, максимум полтора хода. После часа пополудни начнётся светопреставление. Про эту колонну никто не знает, она обрушится как камнепад. Значит не позднее полудня сведения об этом безобразии должны быть у советского командования. Бомбардировочная авиация в принципе есть, уничтожить колонну на месте уже не удастся, но это можно сделать на марше. Как не вовремя потеряли рацию. Лейтенанта беспощадно трясло, он отдавал себе отчёт - какие ему открылись сведений, что с ними делать. Трудно, очень трудно - ночь на дворе. Возможно он сделал лишнее движение, когда попытался выбраться из репейника, часового он не заметил – тот, как раз, проходил мимо и обратил внимание на шум. Что-то звякнуло, когда он резко повернулся - котелок ударился о штыковую лопату. Этот звук привёл в чувство - лейтенант застыл, покрылся испариной, медленно повернул голову, одновременно нащупывая рукоятку пистолета. Часовой стоял совсем рядом - в трёх метрах, он, словно принюхивался, всё правильно - здесь русский дух, здесь Русью пахнет. На фоне тёмного неба выделялся профиль: нос с горбинкой, зачатки второго подбородка, раздувались ноздри. Голова часового вращалась по кругу, как голова филина, сначала он смотрел в темноту, потом уставился на одну палатку на другую. Внутри продолжали бубнить офицеры, с места, где стоял часовой, невозможно было разглядеть постороннего в лопухах, но если он подойдёт ближе, сместится на пару шагов… Скрипнула кровать в палатке, стукнули ножки, что-то упало, засмеялся Вильгельм. Часовой хмыкнул - и чего он, собственно, так напрягся? - господа офицеры шумят всего лишь. Поколебавшись, он отправился дальше, сделал несколько шагов, обернулся - что-то не давало расслабиться, как же всё таки сильна тяга в некоторых - раньше времени отправится на вечный покой. Но благоразумие одержало верх - немец передёрнул плечами и скрылся в темноте. Шубин перевёл дыхание, испарина как клей прилепила нательное белье к позвоночнику, он сдерживал нетерпение пока полз обратно, ждал пока пройдут часовые, кувыркался через тропу, снова полз, вертя головой по сторонам. - Товарищ лейтенант, это вы? - прошипел из каналы Баттахов. - Кто же ещё? – Глеб скатился в канаву, приладил к поясу амуницию, отыскал автомат. - Всё в порядке... Скучаете?