Очнулся он на госпитальной кровати. Открыв глаза, он сразу понял, где находится. Гудела голова, болезненно ныла правая часть черепа. Вошла медсестра, молодая девушка, и Павел, расцепив запекшиеся губы, спросил: – Что со мной? – Сильная контузия и осколочное ранение. Черепную кость не пробило, но сильно поцарапало. Тебе повезло. – Девушка подошла к кровати. – Надо сменить повязку и сделать укол. – Сколько я уже здесь? – Трое суток. – Я три дня лежу без мозгов? – Тебе кололи снотворное, – пояснила медсестра. Пока проводились медицинские процедуры, Павел выяснил, что он находится в военном госпитале в Тель-Авиве. – Вы можете сообщить моей жене о моем местонахождении? – спросил Павел. – Давайте телефон и адрес. Элис приехала в тот же день. – Поздравляю тебя с прекрасно проведенным праздником, малышка, – приветствовал он жену. Чтобы не было лишних всхлипов и охов, Павел решил продемонстрировать, что он жив и почти здоров – эдакий бодрячок. Элис присела возле кровати и погладила мужа по повязке на голове. – Бедненький… Она оставалась с мужем до тех пор, пока ее не вытурил дежурный врач – увещевания санитарки на нее не действовали. Боль поутихла. Павел повертел головой и обнаружил на прикроватной тумбочке свежую газету. Увидев статью под заголовком «Фронтовые хроники», он начал читать. В боях за так называемую Китайскую ферму, расположенную к северо-востоку от Большого Горького озера, «Центурионы» 217-й бригады попали под сосредоточенный огонь танков «Т-54» и понесли тяжелые потери. На следующий день Китайскую ферму атаковала 421-я танковая бригада дивизии Шарона и также не добилась успеха, потеряв 36 танков «Магах-3». К исходу дня египетским войскам удалось объединить дивизионные плацдармы в два армейских, глубиной до 15 км. В настоящее время на этом участке фронта стороны перешли к позиционным боям. «Нашу бригаду наверняка отправили на переформирование – дай бог, половина уцелела», – подумал Павел, постепенно погружаясь в сон. Китайская ферма Пройдя по тропинке мимо рощицы из худосочных растрепанных пальм, они очутились на краю мандаринового сада. Мандарины уже почти созрели – Коротков, вкусив один из плодов, претензий не предъявил. Звягинцев тоже сорвал мандарин, снял с него кожуру и сунул дольку в рот. – Кисловат, – сказал он, слегка поморщившись. – Помню, как ездил я в Абхазию в гости к своему сослуживцу – вернее, к его родителям – где-то в конце октября. Они тоже держат мандариновый сад. Тогда нежданно выпал снег, и мандариновые деревья все припорошились. А мы срывали мандарины и закусывали ими коньяк. Благодать! Никогда не забуду. – Коньяк здесь найдешь разве что в танке у генерала, – сказал Коротков. – Ничего, вернемся в Каир – оттянемся. Звягинцева вместе с Коротковым послали в район Большого Горького озера, на Китайскую ферму, в качестве наблюдателей. Там после форсирования Суэцкого канала и удачного наступления укрепилась египетская группировка. После танковой стычки повисла пауза, но обстановка становилась все более напряженной и готова была сорваться в мясорубку. Доложив египетскому командованию, они попросили поселить их отдельно от лагеря. Возражений не последовало, им подыскали пустующий домик между озером и фермами, чем любящий комфорт Даня был очень доволен. Звягинцев, привыкший к гарнизонной и походной жизни, относился к удобствам не то чтобы безразлично, но и не особо страдал при их отсутствии. Крыша над головой есть, тепло, поспать тоже есть где – вот и хорошо. Осмотревшись, Коротков увидел мужика преклонного возраста, возившегося в глубине сада. – Смотри, – сказал Даня. – Хозяин объявился. Мы у него тырим мандарины, а он на нас – ноль внимания. Давай подойдем, поздороваемся. Они подошли к мужчине и представились. Он был явно не из местных: черные прямые волосы, узкие глаза, тонкие губы. «Китаец, – подумал Звягинцев. – И ферма тоже китайская». Поздоровались, разговорились. Мужик оказался не китайцем, а корейцем. Ферму же посчитали китайской евреи, когда сюда пришли, потому что увидели иероглифы. Звали мужика Вичан. – Израильских поселенцев сюда не прислали, только военных, – пояснил Вичан. – А наши – кто уехал, кто остался. Какая разница, кого фруктами и овощами снабжать – израильтян или египтян? Лишь бы не стреляли и платили. «Лишь бы не стреляли», – про себя повторил Коротков, а вслух сказал: – Ты бы поостерегся, отец. Скоро здесь может начаться большая стрельба. Старик ничего не ответил, а лишь с грустью посмотрел на Даню. – Мы возьмем немного мандаринов? – попросил Коротков. – Да берите сколько хотите, не обеднею, – последовал ответ. Когда они подошли к дому, Звягинцев хлопнул по капоту джипа и предложил: – А давай скатаем к Горькому озеру, посмотрим, что это за чудо? Дорога туда хорошая. Гуляй, рванина, пока дают!.. Кстати, а почему оно горькое? – Потому что горькое, – отрезал Коротков. – А вот по какой причине оно горькое… Наверное, вода из Красного моря туда попадает. Погуляв с полчаса по берегу озера, они поехали обратно… …Звягинцев в силу своей профессии никогда не чувствовал себя в безопасности, даже в собственной ванной комнате, запертой на крючок, и в любую секунду был готов отбить нападение. Это его и спасло, чутье, отработанное годами, не подвело. Не доехав пары километров до дома, он попросил Короткова остановить машину, чтобы справить малую нужду. Борис сошел с дороги, слегка углубился в рощу и встал около пальмы. Внезапно он почувствовал легкий холодок в области спины и едва уловимое шевеление сзади. Реакция была мгновенной. Борис резко подался в сторону, одновременно присев и развернувшись. Увидев руку с ножом, воткнутым в дерево, он в падении ухватил запястье, эту руку, взял ее на излом, вертанул, а когда противник упал, ударил его ребром ладони по загривку и сломал при этом позвоночник. «Первый пошел… А вот и второй». Действительно, тут же появился и второй незнакомец. Он выхватил пистолет, но выстрелить не успел – оружие улетело в кусты, а сам он оказался на земле с вывернутой рукой, жалобно подвывая. «Второй пошел. Третий будет?» Третьего не последовало. Звягинцев оглушил лежащего ударом кулака, связал ему руки его же ремнем, сел на него и задумался: «Местные бандиты или израильские диверсанты?» Он перевалил нападавшего на спину и вгляделся в его лицо. «Араб, еврей? Черт их разберет, все одинаковые… Молоденький… Может, добить его и уйти, как будто ничего и не было?.. Нет уж, коль живым остался, надо узнать, кто это к нам пожаловал с приветами и подарками». Внезапно прозвучал выстрел, и Звягинцев, моментально сориентировавшись, метнулся к машине. Водительская дверь оказалась открытой. Коротков, спустив ноги на землю, водил пистолетом по сторонам. В двух метрах от него лежал мужчина с простреленной головой – Даня хорошо стрелял. Услышав шорох, Коротков выскочил из машины и спрятался за капот. – Свои, – отозвался Звягинцев. «Еще срежет меня, как этого…» Даня, тяжело дыша, поднялся на ноги. – А вот и третий, – заключил Звягинцев. – Еще двое там. – Он махнул рукой в сторону рощи. – Один готов, другой еще жив. Я его связал. Скоро очухается. – А этот выскочил из кустов и прыгнул на меня, я его на лету и срезал, как птичку. Даня кивнул в сторону мертвеца, лежавшего с вытянутыми вперед руками. Тут же валялся десантный нож. Коротков выглядел спокойным, но руки у него подрагивали. – Куда живого девать? Может, добить, а этого отволочь к ним для компании? – Борис снова кивнул в сторону рощи и вопросительно посмотрел на помощника. – Этого отволочем, а второго нужно египтянам отдать, пускай с ним сами разбираются. Глядишь, что-нибудь полезное расскажет, – предложил Коротков. – Логично. Берем этого за ноги и вперед, – скомандовал Звягинцев. Когда они приволокли мертвеца на место, увидели, что незнакомец уже шевелится. Одет он был как местный крестьянин – в широкие грязноватые штаны белого цвета и рубашку навыпуск. – Узнай, кто он такой и сколько их тут таких. Он такой же крестьянин, как я солист Большого театра. С остальными пускай египтяне разбираются, – распорядился Борис. Лежащего подняли с земли и посадили спиной к дереву. Он открыл глаза. Даня заговорил с ним сначала на арабском, потом на иврите. Борис для убедительности приставил пленному пистолет к виску. Тот быстро отвечал на иврите, глотая слова. Когда они закончили, Коротков объяснил: – Это израильские диверсанты, их тут пять человек. Двое пошли к какому-то хранилищу, а эти должны были ликвидировать нескольких египетских офицеров. А тут им подвернулись мы. – Понятно. – Борис на секунду задумался. – Давай этого в машину, отвезем его к египтянам в военную контрразведку. Приехав в лагерь, они нашли бригадного контрразведчика. Он поселился в металлическом вагончике, невесть откуда здесь появившемся. Контрразведчик в чине майора выглядел изрядно уставшим, но когда к нему втащили связанного израильтянина, он сразу же взбодрился и вопросительно уставился на офицеров. «Дичь почуял», – подумал Звягинцев. Даня прояснил ситуацию: – Это израильский диверсант. Он и еще двое напали на нас с целью ликвидации. Тех двоих мы нейтрализовали навсегда, а этого привели вам в подарок. Всего их пятеро. Подробно мы его не допрашивали – карты вам в руки. – Это многое объясняет, – ответил майор. – У нас пропало двое офицеров и по непонятным причинам взорвалось хранилище с боеприпасами. Евреи проявляют диверсионную активность, чтобы нанести максимум вреда и вызвать панику. Видимо, скоро будут атаковать. – Он повернулся к сидевшему рядом с ним молодому лейтенанту. – Вызови парней. Начнем с этим подробно разговаривать. – Он посмотрел на пленного. В глазах майора светилась неприкрытая злоба. Вскоре в вагончик зашли двое здоровенных парней и затолкали диверсанта в клетку, смонтированную в торце. – Пошли, – сказал Звягинцев. – Мы здесь уже лишние. Когда они покинули вагончик, Борис усмехнулся: – Перед нами марку держат, строят из себя цивилизованных людей, а теперь бьют этого парня по всем болезненным местам. У них так принято: пока не изобьют до полусмерти, допрос не начинают.