— Это вполне мог быть и Тимо, — заметила Йенни. — А может, Эллен. — Так или иначе, бинтов там нет. — Сандра снова показала футляр. — Ну и?.. Кто будет шить? — Я думала, ты? — удивилась Йенни. — Я готова, если Флориан не возражает. Просто подумала, может, у кого-то побольше опыта в подобных делах… — Опыта в подобных делах… — повторил Флориан, убрал пропитанные кровью салфетки со лба и взглянул на Сандру. — Надо приступать. Это были последние салфетки. Кто-нибудь передаст мне бутылку водки? Я бы сделал пару глотков, пока мы не начали. — Хочешь выпить из бутылки? — спросила Йенни. — Ты уверен? Я бы не стала этого делать. — А я стану. Нет в ней отравы, иначе в живых никого уже не было бы. Ну так что? Они неуверенно переглянулись; никто не сдвинулся с места. В конце концов, Хорст подошел к столу, взял полную бутылку и передал Флориану. — Вот. Еще не открыта. — Благодарю. Флориан принял бутылку из его рук, отвинтил крышку и приложился к горлышку. Йенни наблюдала за ним со смешанным чувством любопытства и ужаса. Когда он отнял бутылку от губ, содержимого убавилось по меньшей мере на три пальца. Все смотрели на него так, словно ждали, что он вот-вот повалится вперед в судорогах, но ничего такого не произошло. — Что? — спросил Флориан. — Все еще думаете, что в ней отрава? Должен вас разочаровать. С этими словами он снова приложился к бутылке. — Странно, откуда столько уверенности, — шепнул Давид на ухо Йенни. Но отреагировать она не успела. Флориан поставил на пол бутылку, выпитую почти наполовину, и взглянул на Сандру. — Давай. 41 Она вынуждена признать, что это бессмысленно. Окружающие не поймут ее сигналов. Они не догадаются, что есть простой способ контактировать, хотя пользуются этим практически каждый день. Наконец-то ты поняла, — шепчет новый голос. — Кроме того, не исключено, что это монстр то и дело прикладывает руку тебе ко лбу. Этот мерзавец. Подумай хорошенько. Сначала Томас, потом ты. Смогла ты оказать ему хоть какое-то сопротивление? Нет. Или хотя бы знаешь, как это произошло? Нет. Эта странная дверь… Думаешь, остальные умнее тебя? И снова нет. Какой из этого следует вывод? Вполне вероятно, что некоторые лежат вокруг такими же кусками мяса, как ты, а остальные мертвы, как Томас. Если так — значит, их всех изувечили или убили за этой дверью? Не так, — произносит прежний голос. — Монстр, скорее всего, один, и невозможно, чтобы он справился со всеми. Ты должна продолжать попытки. Должна сообщить им, кто сотворил это с тобой, и предостеречь. И не допустить, чтобы тебе причинили еще больше страданий. А если еще и вспомнишь, что не так с этой проклятой дверью, разглядишь детали, то, возможно, сможешь даже сообщить им, где следует искать. Анна ощущает слабый прилив жизненных сил, но в тот же миг снова слышит насмешливый шепот. Еще больше страданий? Что, черт возьми, этот сумасшедший может еще сделать? Сломать тебе ноги? Ха-ха. И что? Ты и не узнаешь об этом, потому что не увидишь и не почувствуешь. Отрубить руки? Пальцы? И что дальше? Кому есть до этого дело? Уж точно не тебе. Ха-ха. Вот и скажи, какие еще страдания тебе можно причинить? Анна слушает, и какая-то часть ее разума сознает, что этот голос порожден безумием, которое снова тянет к ней свои алчные когти. Оно кружит совсем рядом, как прежде, в любой момент готовое к решающему прыжку, чтобы прикончить остатки рассудка. И все-таки… Безумие, и что? Подумай еще раз, что значит для тебя безумие. Подумай как следует. Безумие означает не испытывать больше страха, не ломать себе голову, и плевать, что происходит вокруг тебя, кто и что делает. Ты все равно не сможешь общаться с ними, потому что им тебя не понять. Нет, Анна, в безумии для тебя нет ничего плохого. Безумие позволит вырваться из мрака и тишины. Безумие означает счастье. Подумай над этим, Анна. Анна раздумывает над этим, и прежний голос пытается достучаться до нее, но искушение слишком велико. И она понимает, что он прав, этот сладостный, шелестящий новый голос. Окружающие никогда ее не поймут. Эта дверь… К черту дверь. Нет, она не будет больше пытаться. И перестанет сопротивляться. И правильно, — шепчет новый голос. 42 Сандра продела нитку в ушко, отложила иголку и взглянула на бутылку водки, после чего отошла к столу с напитками. Стала перебирать бутылки и осматривать этикетки на каждой. Наконец она вернулась к Флориану с бутылкой коричневого рома. — У кого-нибудь есть зажигалка? Хорст подошел к камину, взял с полки зажигалку с удлиненным соплом и передал Сандре. Остальные молча наблюдали. — А почему ты не берешь бутылку, из которой Флориан уже пил? В ней, по крайней мере, точно нет отравы. — В этой водке всего тридцать семь с половиной градусов[7], — со знанием дела ответила Сандра. — Не будет гореть. С этими словами она отложила зажигалку, взяла в одну руку пропитанные кровью салфетки, а в другую — бутылку с ромом. Сложила салфетки и приложила ко лбу Флориана чуть пониже рассечения, после чего пролила немного рома в рану. Флориан вскрикнул, зажмурил глаза и грязно выругался. Сандра невозмутимо наклонила бутылку, чтобы можно было смочить иголку, и поднесла горящую зажигалку. Вспыхнуло голубое пламя, прогорело несколько секунд и погасло. Затем она плеснула немного рома на руки, уверенным движением свела края раны и взялась за иголку. Флориан застонал. Сандра сделала восемь стежков так, словно проделывала это уже сотни раз. При этом Йенни больше всего удивило то, с каким спокойствием и решимостью Сандра это делала. Сама она медлила бы перед каждым проколом и думала, как болезненно это должно быть для Флориана. Когда Сандра сделала узел на последнем стежке и наклонилась, чтобы перекусить нитку, Давид первым прервал напряженное молчание. — Ты как будто не в первый раз это проделываешь. Где ты этому научилась? Сандра отложила иголку и взглянула на него с горькой усмешкой. — Когда растешь на ферме в глубинке с тремя младшими братьями и без матери, и не такому обучишься, уж поверь. Йенни хотелось спросить, что стало с ее матерью, но она сдержалась. — Черт, хорошо, что я не твой братец, — хрипло проговорил Флориан. Язык у него заметно заплетался. — Обращайся, — ответила Сандра и поднялась. — Прости, спасибо. — Флориан закрыл на секунду глаза. — И как мы теперь поступим с Маттиасом? Давид посмотрел на него с недоумением. — А что ты предлагаешь? — Ну, он же напал на Флориана с ножом и даже ранил, — ответил Нико вместо Флориана. — Мы не можем делать вид, будто ничего не произошло. — Нам ничего не остается, кроме как дожидаться помощи, — сказала Йенни. — Все прочее лишено смысла. Флориан истерически хихикнул. — Смешно… Сначала мы запираем Тимо в холодильной камере только потому, что он оказался рядом с моим ножом, а теперь этот ублюдок бросается на меня с тесаком и пытается убить, и вы говорите, что принимать против него какие-то меры бессмысленно… Чу́дная компания, нечего сказать. — Флориан, — сказала Йенни, — я понимаю, что ты зол на него, но что мы можем сделать? — Понимаешь, что я зол? — переспросил он заплетающимся языком. — Я не зол, я в бешенстве! Прозвучало это как слитное явбешесве. — Хочешь знать, что мы можем сделать? Мы можем подняться туда все вместе, выволочь придурка из номера и засадить в тот самый холодильник, куда он упек Тимо. И его ублюдочную жену заодно. Мы имеем на это гражданское право, потому что он пытался убить меня. А если будет сопротивляться, получит в рыло. Вот что мы можем. — Успокойся, — сказал Давид, — ничего… — Захлопни пасть, умник, — крикнул на него Флориан. — Мне твоя болтовня с самого начала на нервы действует. Что бы ты сказал, если б я попытался зарезать тебя, как свинью? Ну? — Флориан, — снова попыталась Йенни, — сейчас в тебе говорит алкоголь. Все хорошо, но тебе лучше прилечь и немного поспать. — Пошла ты… — Он взглянул на Сандру. — Что, если этот ублюдок распахнет дверь и всадит нож тебе в живот, когда ты направишься в свой номер? И среагировать не успеешь.