— Нет. Уж если на то пошло, будем доводить мысль до конца. Учитывая, что этим ненормальным может оказаться любой из нас, это касается и тебя. Анна — моя сотрудница, и я в ответе за нее. Никому не позволю остаться с ней наедине. Так что останусь я. — Тогда останемся оба. — Нет. Нико нахмурился. — Значит, ты тоже считаешь… — Черт возьми! — воскликнула Сандра. — Может, хватит уже твердить одно и то же? — Голос у нее дрожал от волнения. — Мы уже поняли, что любой из нас может стоять за всем этим. Любой! — Она пристально посмотрела на Нико. — И если Йенни не хочет, чтобы ты оставался с ней, я могу ее понять. И если тебе хочется услышать это еще раз: да, я тоже допускаю, что ты мог устроить все это. Как и любой из нас. Слезы потекли по ее щекам, оставляя тонкие, неровные линии, блестящие в свете ламп. — Сандра, — начала Йенни, но та лишь отмахнулась и спрятала лицо в ладонях. — Простите, но я просто не могу больше, — сказала она сдавленно. Давид подошел к ней, сел на подлокотник кресла и положил руку ей на плечо. Йенни завороженно наблюдала. — Эй, все будет хорошо. Нам всем сейчас нелегко, просто у других это проявляется иначе. Кто-то, например, выходит на тропу войны и машет ножом… Уж лучше выплакаться как следует. В сравнении с тем, как Давид изъяснялся прежде, это можно было расценить как сочувствие. Сандра медленно опустила руки, затем коснулась ладони Давида, которая по-прежнему лежала у нее на плече. — Спасибо, ты очень добр. Они сидели так несколько секунд, пока Сандра, очевидно, не осознала, что Нико и Йенни смотрят на них. Она быстро отняла руку. — Прежде чем разойдемся, можем вместе перекусить. Не знаю, как вы, а я проголодалась. Йенни тоже почувствовала явные позывы в области желудка. — Тогда пойдемте на кухню и посмотрим, что там еще осталось. — Если вообще осталось после того, как там похозяйничал Маттиас, — заметила Сандра. Очевидно, она снова взяла себя в руки. — Фирма доставила достаточно припасов, — сообщил Нико. — Сомневаюсь, что Маттиас умудрился забрать все. — А если этот сумасшедший отравил еду? — спросила Сандра. — Вспомните виски Йоханнеса. Давид пожал плечами. — Ну, или придется рискнуть, или отказаться от еды до тех пор, пока нас не спасут. — И не факт, что это произойдет в ближайшее время, — сказал Нико. — Давайте сначала посмотрим. Там есть упакованная еда, можно ограничиться этим. — Я останусь с Анной, — решила Йенни и направилась к матрасу. — А вы принесете мне что-нибудь, если нетрудно. — Тебе не кажется, что она может пару минут полежать одна? — спросил Нико. — Она даже не заметит, что рядом… — Нет! — оборвала его Йенни. — Я не оставлю ее одну. Лицо у Анны было бледным, кожа тонкой, как бумага, натянутая поверх скул. Голова завалилась набок, так что Йенни видела струйки засохшей крови, сбегающие от ушей и по шее, под бинты, которыми была перевязана рана в области гортани. Йенни почувствовала, как слезы подступают к глазам, и сделала над собой усилие, чтобы не заплакать. Она вновь повернулась к Нико. — Вот поэтому я и хочу остаться с ней на ночь. Ты спокойно оставишь ее здесь одну и позволишь безумцу вернуться и довести дело до конца? — Но… — Я бы так не сказал, — опередил его Давид. — По-моему, ты несправедлива к Нико, потому что он явно думает о том же, о чем и я. — И о чем же? — Йенни сама слышала агрессию в своем голосе, но ей было уже все равно. — Я думаю, он уже довел до конца свое дело. — Давид скользнул взглядом по неподвижному лицу Анны. — Думаю, именно этого он и добивался. На это Йенни нечего было возразить. Возможно — скорее всего, — Давид был прав. Она опустилась на колени рядом с матрасом, прислушалась к удаляющимся шагам. Остальные ушли. Она осталась одна с Анной. Йенни осторожно коснулась лба Анны, замерла так на пару секунд, затем стала гладить ее по волосам. — Знаю, ты меня не слышишь, но все равно скажу, что не оставлю тебя одну. Я останусь и присмотрю за тобой. То, как с тобой поступили, просто ужасно. Хотелось бы мне сделать хоть что-нибудь, только бы облегчить твои страдания… Йенни продолжала гладить ее голову, не прерываясь ни на миг. И когда она в очередной раз отняла руку, Анна вдруг качнула головой. Вправо-влево. Странный булькающий звук вырвался из ее горла, затем голова качнулась вновь. Вверх-вниз… вправо-влево… вправо-влево… 37 Вот, снова прикосновение. Возможно, это рука Йенни? Как все-таки ужасно задаваться таким вопросом. Не знать, кто к тебе прикасается. С тем же успехом это может быть тот монстр, ненормальный… Нет, нужно гнать эти мысли. Кто-то вновь оказался рядом, и это кто-то из группы. Необходимо сосредоточиться на том, чтобы они распознали ее сигнал. Разобрались в коде. Если все получится, у нее будет шанс — хоть и исчезающе малый, — что монстра обезвредят, их всех спасут, а ее доставят в больницу. Снова этот образ. Он словно ведет борьбу в ее голове, стремится занять первый план. Эта странная дверь… Вот рука уже гладит ее по волосам. И хотя ей можно полагаться лишь на собственные чувства, Анна более чем уверена, что это Йенни. Нужно попытаться еще раз. Она знает, что за этим последует, и панически боится этого. И все-таки… она должна. Сейчас. Анна поворачивает голову, и боль, исходящая одновременно от ушей и горла, пронизывает ту малую часть ее тела, которая способна еще чувствовать. Боль сливается воедино где-то за лобной костью, едва не увлекает Анну во тьму, не дает сосредоточиться. Что… что же она хотела? Зачем повернула голову, сознавая, что за этим последует. Боль просто невыносима… Что же такого странного в этой двери? Почему она знает, что с этой дверью что-то не так, но не может понять, что именно? Почему этот образ то и дело возникает в сознании? Все равно без необходимых деталей от него никакого проку. С другой стороны, что изменится, если разглядеть эту чертову дверь во всех подробностях? Пока окружающие не поймут ее сигналов, она может видеть что угодно, и это ничем ей не поможет. Анна вспоминает о ладони, когда та вдруг замирает. Эта рука… рука Йенни… сигнал. Она совершает над собой усилие, стискивает зубы и вновь поворачивает голову. На этот раз ей удается стерпеть боль. Где она прервалась? Какую часть кода уже обозначила движением? Вероятно, лишь первую. Значит, следующий знак. Подбородок вверх, подбородок вниз, влево, вправо, еще раз вверх и вниз… Рука пропадает. «НЕТ! — хочется ей кричать. Останься! Пойми, прошу тебя, пойми, что я хочу сказать тебе. Вспомни. Ты должна догадаться. Прошу… останься…» Но ладони уже нет, она недосягаема. Отчаяние вновь овладевает ею. Столько боли… И все напрасно. Они ее не поймут. Это безнадежно. Каким было ее самое сокровенное желание? Анна уже не помнит. Зато она знает, чего ей хочется теперь. Не чувствовать больше болей, прекратить эти страдания. Ей хочется умереть. 38 Йенни поднялась и отошла к креслу, стоящему прямо напротив камина. Рухнула на подушки, устроилась в удобное положение и стала смотреть на языки пламени. Внутри словно разверзлась пустота, в любую секунду готовая породить нечто жуткое. Темная пропасть, которая тянула из нее энергию. Все они оказались в ситуации, столь чуждой реальности, что какой-то частью сознания Йенни еще надеялась наконец-то проснуться и понять с облегчением, что все это безумие, как и следовало ожидать, не более чем скверный сон.