Якорь, который ограждает ее от помешательства. Даже сейчас? — шепчет новый голос. — Ты же хотела спрятаться от мира, и у тебя это получилось как нельзя лучше, ха-ха. Но, слушай, ты можешь обернуть это в свою пользу. Просто отдайся. Предоставь все мне, и тебе уже будет безразлично. Возможно, даже понравится — жить наедине с собой, не выслушивать больше пустой болтовни. Никогда. Так что… отпусти, это совсем нетрудно. Прекрати сопротивляться… Нет, — вмешивается другой, знакомый голос, и в очередной раз ему удается спугнуть гипнотический шепот. Но надолго ли его хватит? Просто отдайся… Звучит соблазнительно. Каждая попытка коммуникации, каждое движение головы не только сопровождалось адскими болями, но и стоило ей последних сил. Если Анна перестанет сопротивляться, просто отпустит мысли и позволит новому голосу беспрепятственно говорить, боли станут сносными, а возможно, и вовсе стихнут. Или она уже не ощутит их, потому что сознание — то, что останется от него — просто отрешится от болей, словно их и не существует вовсе. Больше никаких болей. Состояние, которого она уже не в силах представить. Не состояние, — гипнотически, нараспев шепчет голос. — Мечта. Перестань сопротивляться. Привычная жизнь в прошлом. Окружающие никогда не поймут, что ты хочешь сказать им. Неважно. Это все теперь не имеет значения. Давай я покажу тебе, как прекрасен мой мир. В нем все возможно. Он уже в тебе, ты так близка к нему… просто позволь себе окунуться в него. Да, просто погрузиться в новый мир, вот чего ей хочется. Спать и грезить. В грезах никто не лежит слепым калекой, бесполезным, пускающим слюни мешком плоти. Во сне можно ходить и говорить, слышать и даже летать. Да, летим со мной. Я покажу тебе… НЕТ! — в отчаянии надрывается старый голос. — Исчезни. Я не хочу лишаться рассудка, я должна сообщить остальным, кто сотворил все это со мной. Хочу, чтобы он понес наказание. Анна прислушивается к себе. Соблазнительный шепот стих, но долго ли еще она сможет уберегать свой рассудок и противостоять искушениям, которые сулит ей этот голос? Не знать никаких забот, не терзаться отчаянием и, возможно, больше не чувствовать болей… Не думать о том, что происходит вокруг и что теперь станет с ее жалкой жизнью. Ха-ха, — тихо, словно издалека, звучит голос. Анна безмолвно плачет и сознает, что окружающие, кто бы ни был сейчас рядом, ничего не заметят. И пока она всхлипывает и завывает, пусть и неслышно для других, в ней зреет мысль, единственное желание, ради которого она умерла бы без колебаний. Умерла бы по-настоящему, поправляет она себя, потому что ее нынешнее состояние мало отличается от смерти. Хочется, чтобы хоть на миг к ней вернулась способность двигаться и говорить, еще раз увидеть окружающий мир и услышать голоса. Лишь на мгновение. Тогда она убила бы монстра на глазах у остальных. Анна и подумать не могла, что именно… Нет, она не может сдаться. Пока нет. Что-то новое вклинивается в ее мысли. Какой-то образ. Еще размытый, словно окутанный туманом, но Анна чувствует, что картина прояснится, нужно только потерпеть. Вот проявляются первые очертания, они напоминают… контуры двери. Теперь она знает, что за образ возник перед внутренним взором. Это воспоминания о мгновениях перед тем, как произошло самое страшное. Помещение, в котором она оказалась, дорога туда. Дверь — если это действительно дверь — возможно, и ведет в то помещение. Если б только разглядеть подробнее… Быть может, если еще сосредоточиться… Что ей запомнилось из тех мгновений? Она легла в свою постель, подняла ногами одеяло, так чтобы заправить нижний край внутрь. Таким образом, ее ноги оказались укутаны, как в спальном мешке. Затем подтянула одеяло до самого носа и закуталась, так что была укрыта почти вся поверхность тела. Анна делала так еще ребенком, когда ложилась спать, со страхом всматриваясь в темноту своей комнаты. Одеяло становилось коконом, который давал ощущение безопасности. В какой-то момент ей удалось заснуть. Следующее, что она помнит, это… тот самый образ. И теперь, когда она порылась в памяти, картина обретает ясные очертания. Да, это действительно дверь. Только не дверь в привычном смысле; с ней что-то не так, но Анна пока не понимает, что именно. Зато следующее воспоминание куда как более отчетливо. Это до боли знакомый голос. Лежи тихо, сказал ей монстр. Нет, она не может сдаться. Другие должны знать его имя. Эта мысль успокаивает ее. Новый голос замолкает. И Анна ждет. Очередного прикосновения, еще одной попытки. Рано или поздно они догадаются. По крайней мере, она надеется на это. 36 Они сидели в массивных кожаных креслах, уставившись перед собой. Снаружи тем временем сгущались сумерки. Йенни видела это через два окошка, устроенные в дальней части комнаты. Казалось странным, что в таком роскошном зале нет больших окон, хоть он и располагался на первом этаже. Йенни тут же мысленно себя одернула. Как в подобной ситуации можно думать о размерах окон? Наступал вечер, и близилась ночь. Третья в этом хоррор-трипе. Что она принесет? Станет ли для кого-то из них последней? Йенни чувствовала, что паника подступает к ней, точно стая голодных гиен. Ей сложно было представить, как сомкнуть глаза в таких обстоятельствах. Что, если тем сумасшедшим действительно окажется кто-то из этих людей, что сидят сейчас рядом с ней? Нет, не следует думать об этом. Йенни поднялась и подошла к камину, чтобы подложить несколько поленьев к едва тлеющим углям. — Нужно нести вахту этой ночью? — сказала она. — Думаешь, эти сверху нападут на нас? — спросил Давид. Йенни не могла понять, была это ирония или он спрашивал всерьез. — Можно просто забаррикадировать двери. — В любом случае, думаю, будет нелишним нести вахту по двое, — уклончиво ответила Йенни. — Хм… это будет непросто. Нас же пятеро. — Нет, вас будет четверо, — сказал Хорст. — Что ты имеешь в виду? — встревожилась Сандра. Техник разглядывал свои руки. — Вы, наверное, не поймете, но… я не верю, что Тимо действительно отвернулся от меня. Мы столько лет проработали бок о бок… Практически круглые сутки проводили вместе, и у меня такое чувство, словно за все это время, кроме меня, у него никого не было. И если он в самом деле думает… Я должен показать, что убежден в его невиновности, понимаете? Что верю ему. Я должен его разыскать. — А если ты ошибаешься? — спросила Сандра. — Что, если это все его рук дело? Томас, Анна, Йоханнес? — Я знаю, что это не он. А кроме того, есть кое-что другое. Мне бы хотелось быть рядом, если ему вдруг попадется Маттиас. Не знаю, что сделает Тимо, но в любом случае мне лучше находиться рядом, чтобы он не натворил глупостей. Сандра покачала головой. — Ты не видишь в этом противоречие? Ты убежден, что Тимо никому не причинял вреда, но при этом боишься, как бы он не выследил Маттиаса? — Именно так. И в этом нет противоречия. — Мы только облегчим задачу мерзавцу, — заключил Давид, — если группа и дальше будет распадаться. Это не дело. Хорст кивнул и поднялся. — Знаю, но… простите, мне нужно идти. Остальные молча смотрели ему вслед. В дверях он еще раз обернулся. — Может, я еще вернусь вместе с Тимо. — Ну да, посмотрим, — без особого воодушевления отозвался Давид. Когда Хорст прикрыл за собой дверь, он поджал губы и тихо проговорил: — Осталось их четыре[6]… Сандра рассмеялась, коротко и цинично. — Что теперь? И в самом деле будем нести вахту по двое, чтобы никто не застал нас врасплох, а двое других не поубивали друг дружку? Йенни чувствовала, что и у Сандры, прежде такой сдержанной, нервы на пределе. Нико пожал плечами. — У тебя есть идея получше? — Да, есть. Я, как и в прошлую ночь, запрусь в номере и забаррикадирую дверь. Так мне не придется никого сторожить, и я могу быть уверенной, что не сижу в одной комнате с психически больным маньяком. Если кто-то попытается проникнуть ко мне в номер, неизбежно поднимется шум, и остальные его услышат. Нико взглянул на нее с изумлением. — Значит, ты всерьез думаешь, что кто-то из нас… — Это значит, — прервала его Сандра с несвойственной ей резкостью, — что мы не знаем, кто в действительности наш сумасшедший, кроме него самого. — И их осталось трое. — Давид хлопнул в ладоши. — Слушайте, по-моему, Сандра права. Когда нас было человек восемь или девять, еще имело смысл оставаться вместе и дежурить по двое: тогда все мы были бы на виду. В такой ситуации нашему психопату просто не представилось бы шанса причинить вред кому-то еще. А теперь… Как вы это себе представляете, если и Сандра уйдет? Чтобы двое сторожили одного спящего? Предположим, Нико оказался бы этим умалишенным… — Прежде чем Нико успел возмутиться, Давид вскинул руку. — Чисто гипотетически. Итак, представим, что это он. Думаете, я смог бы спокойно спать, пока он дежурит с Йенни? — Он повернулся к ней. — Если б он задумал продолжить свои зверские опыты, вряд ли ты смогла бы его остановить. И совсем начистоту: ты хотела бы провести ночь только со мной и Нико? Сознавая при этом, что кто-то из нас может оказаться тем самым психом? — Мы ничего не добьемся, если и дальше будем подозревать друг друга, — тихо проговорил Нико. — При этом не подозревать друг друга было бы легкомысленно, а то и вовсе фатально. — Вот видите… Именно поэтому я считаю, что будет лучше запереться в своем номере. Давид кивнул и посмотрел на Йенни и Нико. — Согласен, и вам советую поступить так же. Йенни кивнула в сторону матраса. — А как же Анна? Все посмотрели на неподвижное тело. — Я могу остаться с ней, — предложил Нико. Но Йенни мотнула головой: