Тут и там равнину пересекают глубокие канавы-барранкас – явно результат действия воды. Зачастую путник не догадывается об их близости, пока не застывает на краю обрыва и перед ним не открывается провал, уходящий на несколько сотен футов вглубь земли. На дне разломов встречаются хаотические россыпи валунов, словно помещенные туда руками титанов, а также окаменелые стволы деревьев – как те, что наблюдал Дарвин на восточных склонах чилийских Анд. Практически все протекающие по Огороженной Равнине реки прорезают на своем пути к внешнему миру глубокие каналы. Они зачастую непреодолимы, как поперек, так и вдоль течения. Иногда, впрочем, и русло пролегает через небольшие долины, в которых пышная растительность обретает приют и плодородную почву. Тут произрастают пекан, каркас, орех черный, сапиндус, вечнозеленый дуб, слива, виноградные лозы, тогда как на негостеприимном верху уживаются только ботанические виды, безошибочно указывающие на пустыню: разнообразные породы кактусов, агавы, юкки – пальмилья и лечугилья, карликовые кедры, мескит, полынь и пахучая ларрея, известная как «креозотовое растение». Животные редки на Льяно-Эстакадо, хотя здесь водится вилорогая антилопа, эта истинная обитательница пустыни, как и ее враг – мексиканский шакал, или койот. Для гремучей змеи или рогатой ящерицы, агамы, эти края – дом родной. Здесь часто удается увидеть причудливую птицу змеешейку, пайсано, бегущую по иссушенной почве или пробирающуюся через узловатые стволы мексиканского кактуса-нопаля. В оживляемые реками каньоны забредают гризли, а в недавние времена эти теснины пересекали стада громадных бизонов. Иногда проскачет здесь дикий конь, мустеньо, или, на американский лад – мустанг. Реже прочих живых существ встречается тут человек. Даже индеец не часто забредает в эту глушь. Белый же человек, когда его заставляет нужда оказаться тут, трепещет от страха, так как осознает опасность. Заключается она в основном в отсутствии воды. Но существует также шанс сбиться с пути, потеряться из-за отсутствия ориентиров. Заблудиться в глуши – всегда большая неприятность для путника, но в безводном пространстве это верная смерть. После схватки с тенавами техасские рейнджеры направились к Льяно-Эстакадо. Поначалу они собирались идти на север и достичь главного русла реки Канейдиан, а затем подняться вверх по течению до места, где встретили гибель прерийные торговцы. Это был прямой маршрут из страны тенава-команчей, и именно им воспользовались грабители, возвращаясь домой с добычей от разграбленного каравана. Однако от устья реки Пекан существовал более короткий путь, по нему можно было пересечь выступ плато, а не огибать его северо-восточную оконечность. Рейнджеры этой дороги не знали, хотя Калли припомнил, что слышал о чем-то таком. Однако перебежчик-мексиканец заявил, что знаком с ней, и советовал ей воспользоваться. Совет этот был принят не без колебаний. Естественно, американцы не верили подобного сорта человеку и с подозрением относились к любому его слову или поступку. В предложении провести их через Льяно-Эстакадо может крыться злой умысел – не исключено намерение заманить их в ловушку. Но если подумать, как такое возможно? Племя дикарей, к которому Барбато принадлежал, претерпело жестокий урон. Оно настолько обескровлено, что едва ли – очень маловероятно – соберется с силами вновь. Уж точно не в этот сезон. Многие недели в палатках тенавов будут раздаваться плач и рыдания. Если ренегат рассчитывает вырваться из плена, ему не стоит полагаться на команчей. Увлекая рейнджеров по этому маршруту, мексиканец может рассчитывать на побег. На этот счет американцы не питали сомнений, ни малейших. Обуреваемые подозрениями, они будут бдительно следить за ним и пристрелят, как собаку, при первых признаках обмана. А поскольку Калли приходилось слышать об этом коротком пути через Огороженную Равнину, то скорее всего мексиканец не имеет в виду ничего иного, кроме как совершить путешествие как можно скорее. Все понимали, что это сильно срежет расстояние, поэтому высказались в пользу предложения. Выступив с реки Пекан и обратившись лицом к западу, рейнджеры начинают путешествие, обещающее быть каким угодно, только не приятным. Напротив, скорее, в высшей степени трудным и утомительным. Ведь совершать его предстояло по бесприютному краю – великой гипсовой равнине северо-западного Техаса, на которую опираются утесы Льяно-Эстакадо. Миля за милей, лига за лигой, а «никакой земли в виду», как выражаются обитатели прерий: ничего кроме плоской равнины, гладкой, как спящий океан. Только вот состоит он не из воды. Не видно ни листика, способного порадовать глаз, нет ни капли влаги, способной утолить жажду, почти убивающую путников. Только подобие воды видится в белесом тумане, окутывающем эту засушливую пустыню – это обманчивый, манящий мираж. Перед несчастными открываются озера, берега которых опоясывают зеленые деревья, грудь их наполняет благоухание весенних растений – образы эти вечно перед ними, но вечно ускользают. До этих деревьев и воды никогда не добраться! Вода встречается им на пути не раз – стремительные потоки рассекают унылое пространство. Завидев их, рейнджеры прибавляют ход, и их лошади не нуждаются в шпорах. Животные страдают не меньше людей, и скачут, вытянув шею, в стремлении поскорее утолить жажду. Они окунают в поток морду, погружая ее почти до половины, но только чтобы отдернуть и зафыркать возмущенно, отряхивая влагу с ноздрей. Это рассол! Четыре дня продолжается путешествие. Путники утомлены, измучены, голодны. Но сильнее всего они сами и их кони страдают от жестокой жажды. Скакуны теряют в весе и силе, становятся похожими на ходячие скелеты, едва способные нести седоков. Куда ведет их мексиканец? Отряд уже углубился в пустыню. Неужели этот поход закончится его гибелью? Весьма похоже. Кое-кто советует пристрелить ренегата и вернуться назад по собственным следам. Но не все, меньшинство. Большинство кричит: «Вперед!» – и не думает о сиюминутных тяготах. Они обязаны найти кости Уолта Уайлдера и похоронить их! Храбрые, надежные парни – эти техасские рейнджеры! Неотесанные, если судить по наружности, зачастую грубоватые, но сердца у них добрые, как у детей. Это самые преданные друзья, руководит ли ими личная приязнь или чувство чистой воды товарищества. В данном случае их собрат погиб – был жестоко убит, причем при странных обстоятельствах. Именно эта странность бесит их, одновременно обостряя желание предать останки христианскому погребению. Только слабые духом толкуют об отступлении – прочие не допускают даже такой мысли, и их подавляющее большинство. И вот они гонят коней по голой, безлесной равнине, вдоль берегов рек, горькие и соленые воды которых не пригодны для питья, но так манят к себе людей и животных. Вперед! Вперед! И в итоге их упорство приносит успех. Перед взором рейнджеров земля начинает вздыматься – определенно это силуэт гор. Но нет, это невозможно! Линия прочерчена на фоне неба горизонтально, без спадов-подъемов. Это не горы, а меса – столовая возвышенность. Льяно-Эстакадо. Приблизившись, техасцы оказываются в тени угрюмых утесов. Гряда неровная, с множеством выступающих на равнину мысов, образующих то, что на образном языке латиноамериканцев называется ceja[74]. В прогал между двумя такими шипами и ведет их Барбато. Рейнджеры въезжают радостно, как потрепанные штормом корабли входят в безопасную гавань, потому как внутренняя оконечность впадины представляет собой расселину в отвесной стене, проходящую от ее основания до вершины, с которой низвергается поток пресной воды! Это ответвление реки Бразос, вдоль берегов которой они следовали некоторое время, найдя ее воду горькой, как желчь. Последнее – результат того, что ее русло прорезают залежи селенита. Теперь же американцы достигли уровня, где ложе потока образует известняк, и вода, прозрачная, как хрусталь, кажется им вкуснее шампанского. – Туда, наверх лежит наш путь, – говорит проводник-перебежчик, указывая на проем в каньоне, через который река низвергается со столовой возвышенности на равнину. Однако в ту ночь рейнджеры остаются на месте. Спешить некуда – их задача погрести кости мертвеца, а не вырвать из лап смерти живого человека. Глава 46. Сверкающая лента Пока техасские рейнджеры приближаются к восточному краю Огороженной равнины, другая группа всадников, примерно такой же численности, взбирается на это самое плато, но с противоположной стороны – с запада. Сходство между двумя отрядами ограничивается лишь численностью и способом передвижения. В остальном же они отличаются друг от друга настолько разительно, насколько можно представить. Большая часть техасцев – это высокие, крепкие парни, светловолосые, белокожие. А вот их оппоненты все, или почти все, – люди невысокого роста с черными волосами и смуглыми лицами – многие почти так же темны, как индейцы. Лошади тоже заметно отличаются по размерам. Рейнджеры восседают на конях в добрых шестнадцать ладоней[75] ростом, тогда как мустанги мексиканцев редко превышают четырнадцать. Только тот, кто возглавляет едущую с запада кавалькаду, едет на крупном американском скакуне. По части дисциплины преимущество остается за вторым отрядом. Это чистой воды военное подразделение, движущееся походным ордером, все его члены имеют одинаковое вооружение и обмундирование. На них форма мексиканских улан, очень похожая на улан французских, и оружие такое же. Это есть уланы – кавалеристы полковника Ураги, который лично возглавляет их. Форсировав вброд реку Пекос и взобравшись по склону на Льяно-Эстакадо, мексиканцы пускают коней по безжизненной равнине. Поскольку час ранний и воздух холоден, на конниках просторные кавалерийские плащи из яркой желтой материи. Эти ниспадающие по бокам лошадей одеяния, вкупе с квадратными уланскими киверами, украшенными плюмажем, и флажками на пиках придают им вид весьма воинственный. Хотя это подразделение всего из пяти десятков солдат, один взвод, но в колонне по двое оно растягивается, образуя внушительный строй, блеск которого бросается в глаза особо сильно благодаря контрасту с мрачным однообразием пустыни. Этот воинственный облик заслуживал бы восхищения, будь речь об экспедиции против краснокожих разбойников прерий, высланной с целью покарать их за многочисленные преступления: список злодейств, свершенных над мирными жителями Чиуауа и Нью-Мексико очень длинный. Но понимая, что это не так, и зная об истинной цели их похода, наблюдатель воспримет это зрелище совсем иначе. Вместо восхищения он испытает отвращение, а взамен молитв за успех предприятия почувствует тревогу и от всей души пожелает ему провала. А цель эта какая угодно, но только не достойная. Напротив, она зловеща – такой можно сделать вывод, подслушав разговор между парой, скачущей во главе отряда, в нескольких шагах от первой шеренги. Это вожак и его верный клеврет, негодяй Роблес. Речь держит Урага. – Удивится ли наш добрый друг Миранда, увидев нас на пороге своего хакаля в обществе наших пятидесяти парней? А старый доктор, дон Просперо? Я уже представляю себе его очумелый взгляд из-под этих здоровенных очков, которые он носит. Думаю, они и сейчас у него на носу, да только упадут, как только их хозяин увидит флюгера на наших пиках. – Ха-ха-ха! Вот будет умора, полковник! Но как вы думаете, окажет Миранда сопротивление? – Едва ли. А было бы здорово. – Почему вы этого хотите? – Глупый вопрос, адъютант! Вам следует поглубже вдыхать свежий, прохладный воздух этой горной равнины. Он прочищает мозги. – Однако, мой коронель, вы первый человек, кого я знаю, кто высказывает пожелание, чтобы арестант оказал сопротивление. Каррамба, я этого не понимаю! – Арестанты мне ни к чему, по крайней мере, дон Валериан Миранда. До старика доктора мне дела нет. Живой или мертвый, вреда от него немного. А вот Миранду я предпочел бы видеть трупом. – Ага, теперь я, кажется, понимаю. – Стоит ему оказать хоть малейшее сопротивление, хотя бы вскинуть руку, я обойдусь с ним, как подобает. – Но с какой стати? Ведь вы же можете поступить с ним так, как сочтете нужным: как с беглецом, мятежником? – Тут вы опять выказываете несообразительность. Толстый у вас череп, теньенте, и плохой из вас советчик в деле, требующем тонкого подхода. А это как раз такое, тут нужно действовать в высшей степени аккуратно. – Почему это? – По нескольким причинам. Припомните, Роблес, что на этот раз мы идем на дело не с Рогатой Ящерицей и его размалеванными грабителями. У наших парней есть глаза на лице и языки за зубами. Если мы позволим первым увидеть что-то лишнее, вторые способны принести нам немало вреда. Если мы застрелим или зарубим Миранду, не оказавшего сопротивления, может разразиться скандал, который мне нелегко будет замять. Волны разойдутся по всей стране и достигнут центрального правительства, а оттуда вернутся в Нью-Мексико с силой, которая сметет меня. Кстати, амиго мио, эта промашка способна нарушить мой замысел сразу в нескольких аспектах, особенно в том, что касается ниньи и остальных, коих слишком много, чтобы перечислять. Разумеется, я убью его, если получу хоть малейший повод. Но если Миранда не станет драться, нам придется взять его живым, как и его гостей. Поэтому я и надеюсь на сопротивление. – Думаю, ваши надежды оправдаются. Те двое американос – не из тех, кто покорно поднимает руки. Вспомните, как они сражались во время нападения на их караван, и как улизнули от нас позже. Это лихая парочка, которая едва ли окажет нам ласковый прием. – И чем грубее будет прием, тем лучше. Именно этого я и хочу – все наши проблемы решатся разом. В противном случае, мне придется вносить в план поправки. – Какие, полковник? – Не сейчас. Я все расскажу тебе в свое время. Сначала давайте займемся тем, что ждет нас в ближайшем будущем. Если все получится, мы вернемся этой же дорогой вместе с женщинами в качестве пленниц. Если не повезет, с нами будут и мужчины, четверо. Большего пока вам знать не следует. Ни один из этих четверых не должен доехать до тюрьмы в Альбукерке. – Вы собираетесь переправить их в другую тюрьму? – Вот именно. – Какую же? – Темницу, из которой не существует способа сбежать. Стоит мне говорить, как она называется? – Нет. Под ваше описание подходит только одна тюрьма – могила. На этой произнесенной вполголоса фразе диалог подходит к концу. Негодяи скачут во главе своего отряда, далеко растянувшегося на марше. Звенья его напоминают позвоночник какой-то сверкающей змеи, подползающей к жертве, а двое впереди вполне способны сойти за пару торчащих ядовитых клыков. Глава 47. Приближающееся облако Расставание влюбленных, чувство которых глубоко искренне, всегда болезненно. Фрэнк Хэмерсли, прощаясь с Аделой Мирандой, ощущает то же, что Уолт Уайлдер, покидающий Кончиту. Возможно, существует некоторая разница в степени, градусе обуревающей соответствующую пару страсти, быть может, и в ее характере. Но суть одна. Обе страдают при мысли о расставании. Чувство это острое, и становится все острее при мысли о будущем, обещающем что угодно, кроме радости. Облака затянули небо – велик шанс, что влюбленным никогда не свидеться снова. Неудивительно, что они оборачиваются к Дель-Норте с полным печали взором и тяжестью на душе. Люди не с таким преданным сердцем, менее отзывчивые к зову гуманности, могли дрогнуть и остаться, снова предавшись столь милым пустякам, столь приятным удовольствиям. Но молодой кентуккиец и его старший товарищ из Техаса не из таких. Хотя в их сердцах поселилась любовь, у каждого остался уголок для чувств почти столь же сильных, и наверное, более чистых. Кровь убиенных товарищей взывает из могилы, из песка, в который она впиталась. Живые не обретут мира, если не откликнутся на этот зов, и по сравнению с ним даже любовь обязана подождать. Чтобы найти правосудие, им следует отправиться в поселения на Дель-Норте – визит, не обещающий успеха, сулящий скорее неудачу, а вероятно, даже заточение. Последнее никого не удивит: то будут не первые американцы, которых без вины упрячут в нью-мексиканскую calabozo[76] и на многие годы оставят гнить в ней без суда. В очередной раз Миранда расписывает им опасности предприятия, которое они затеяли. Американцев это не останавливает. – Не важно, – звучит безрассудный ответ. – Что бы нам ни грозило, мы едем. Это наш долг. Время выступать, осталось обменяться нежными словами прощания с теми, кто остается – и двое из последних в слезах. Верный своему слову, Миранда выделяет странникам двух мулов, на которых они и садятся. Помимо этого, полковник обеспечивает их одеждой из своего гардероба – это национальные костюмы, в которых американцы смогут ехать, не привлекая к себе внимания. Они трогаются на рассвете, и еще ранним утром выбираются через впадину между холмами-близнецами на верхнюю равнину. Полковник Миранда, как и дон Просперо, сопровождают их. В этом месте происходит расставание: изгнанники возвращаются на ранчо, а путешественники пускаются в путь по безлесной шири, уходящей вперед, насколько хватает глаз. В их распоряжении нет ни единого ориентира, ни скалы, ни деревца – только небо без облаков, и солнце, пылающее, как огненная сфера. Опытным обитателям прерий этого достаточно, чтобы определить любую сторону света, а их интересует лишь одна. Им предстоит следовать строго на запад до реки Пекос. Затем они пойдут вдоль берега до ближайшего брода, а потом снова повернут к западу, и через Сьерру доберутся до Санта-Фе. Оставляя солнце с левой стороны, американцы едут почти до полудня, и тут их внимание привлекает какой-то темный объект, расположенный справа. Удивления он не вызывает, потому как им прекрасно известно, что это – роща. Они знают, что состоит она из дуба, называемого мэрилендским. Вопреки невысокому росту, мэрилендский дуб раскидист и дает хорошую тень. Хотя солнце и не достигло еще зенита, лучи его уже раскалены и обрушиваются на поверхность иссушенной равнины с испепеляющей силой. Это обстоятельство побуждает путников искать прибежища в дубраве на время полуденного привала. До рощи придется сделать небольшой крюк, но насколько они могут судить, никакого другого места, способного предложить укрытие от палящих лучей, не наблюдается. Перед ними не роща, а скорее рощица, занимающая едва ли пол-акра, а самые высокие ветви деревьев поднимаются всего на несколько футов выше их головы. Но ветви эти способны обеспечить тень как для людей, так и для животных. А также и укрытие на случай, если потребуется спрятаться – последнее обстоятельство, как вскоре выясняется, оказывается весьма удачным. Одинаково удачно то, что им не требуется разводить огонь, поскольку в седельных сумах достаточно готовой провизии. Спешившись, американцы заводят мулов в рощу и привязывают их к ветке. Затем, разлегшись на земле, поглощают обед, раскуривают трубки и начинают пускать дым. Сами того не подозревая, они истребляют последние табачные листья, остававшиеся у изгнанников – при расставании щедрый хозяин, желая скрасить гостям путь, отдал им остатки своих запасов. И с присущей испанцам вежливостью даже не обмолвился об этом. Фрэнк и Уолт валяются на земле и любуются сизыми колечками, поднимающимися среди ветвей мэрилендского дуба, они даже не подозревают, как им повезло, что они не развели костра, дым которого был бы заметен с большого расстояния. В противном случае у них едва ли был шанс достигнуть Дель-Норте или покинуть Льяно-Эстакадо живыми. Не подозревая, что в этом пустынном месте им может грозить опасность – по крайней мере, опасность, исходящая от людей – приятели преспокойно наслаждаются трубкой и беседуют о прошлом, либо обсуждают планы на будущее.