Дальнейший перекрестный допрос выявляет новые факты о погибшем караване – иными словами все, исключая тайный сговор между мексиканским офицером и вождем тенавов. Не зная об этом, да и по правде говоря, не имея никаких причин подозревать, рейнджеры и не задают об этом вопросов. Сам же ренегат не видит резона признаваться, совсем напротив. Он таит надежду вернуться в один прекрасный день в Дель-Норте и возобновить отношения с полковником Хилем Урагой. – Товарищи! – обращается капитан к своим людям, как только допрос заканчивается. – Все, кто знал Уолта Уайлдера – любили вы его? – Да! Да! – раздается хор голосов. – Я тоже, – продолжает офицер. – Так вот, Уолт мертв, в том нет никаких сомнений. Все это случилось почти месяц назад, и столько в замурованной пещере ему не продержаться. Кости его покоятся там вместе с останками другого бедного малого, кем бы тот ни был. Жутко думать об этом! Как заявляет этот негодяй, произошло это совсем недалеко отсюда. Поскольку он способен показать нам место, предлагаю отправиться туда, вызволить тело старого товарища и предать его христианскому погребению. Когда речь идет о том, чтобы заставить техасских рейнджеров повиноваться, работают не столько приказы, сколько просьбы. А это обращение было такого свойства, что вызвало в ответ единодушный возглас: «Идем!» – Нам не требуется отправляться всем, – продолжает капитан. – Пойдут только рейнджеры и те из поселенцев, которые сами захотят. Остальные, кому предстоит позаботиться о женщинах и гнать домой скот, могут выступать немедленно. Мне сдается, что мы очистили дорогу от индейцев, и угрозы нового нападения нет. Это предложение принимается без дальнейшего обсуждения, и две группы тотчас начинают подготовку к исполнению намеченных планов. Менее чем полчаса спустя они разделяются: поселенцы вместе с женщинами, детьми и скотом направляются на восток, тогда как рейнджеры с ренегатом в роли проводника, поворачивают коней в противоположном направлении – в сторону Льяно-Эстакадо. Глава 34. Предложение через посредника С каждым днем Хэмерсли крепнет и начинает выходить из дому. Однажды Уайлдер, потянув друга за рукав, просит составить ему компанию и прогуляться на некоторое расстояние от жилища. Фрэнк уступает просьбе, хотя и не без некоторого удивления. В поведении товарища угадывается какая-то загадка. Это весьма непохоже на экс-рейнджера, да и видно, что на уме у него есть нечто важное, о чем требуется посоветоваться. Уолт заговаривает не прежде, чем они удаляются на изрядное расстояние от ранчо и любых ушей, способных их подслушать. Они останавливаются в сердце тополиной рощицы, где поваленное дерево предоставляет удобную возможность присесть. Устроившись на бревне, проводник, все с тем же загадочными видом, делает Хэмерсли знак последовать его примеру и наконец начинает облегчать душу. – Фрэнк, – говорит он. – Я привел вас сюда, чтобы малость пошептаться об одном предмете, который очень сильно касается малого, который сейчас перед вами. – И о чем речь, Уолт? – Ну… О женщине. – О женщине!? Однако, Уолт Уайлдер, мне казалось, что нет предмета, менее занимающего ваши мысли, нежели этот, особенно в такое время и в такую минуту. – Все так, как вы говорите, но при всем том, если ваш покорный слуга не совсем ослеп, женщина занимает не последнее место и в ваших мыслях, в том же самом месте и в то же самое время. Меткость этого замечания заставляет щеки молодого прерийного торговца, до того такие бледные, залиться румянцем. – Так-так, Уолт, вы вроде как хотели поговорить со мной, – пытается он замять тему. – Я готов вас выслушать. Выкладывайте! – Ну, Фрэнк, у меня вышла заморочка с одним созданием, что носит юбки, и мне хотелось бы попросить совета у вас. Вы более меня сведущи в таких делах. Пусть я лет на двадцать вас постарше, но с женщинами дела не имел, если не считать индейских скво да одной смуглянки из Сан-Антонио, которой сейчас уже много лет. Но ни одна из них не цепляла Уолта Уайлдера сильнее, чем эта сейчас. – Цепляла? В каком смысле? Надеюсь, вы не… – Причем здесь надежда, Фрэнк Хэмерсли? Тут надеяться не на что, даже молитвы не помогут. Если ваш покорный слуга хоть сколько-нибудь способен различать следы, оставляемые любовью, то он уже далеко продвинулся по этой тропе. О да, сэр! Слишком далеко, чтобы идти на попятную! – По какой тропе-то? – Ну, по той самой, которую Кубидон топтал своими маленькими ножками, не обутыми в мокасины. Да, товарищ, Уолт Уайлдер теперь служит при нем курьером, и попал в затруднительное положение. И случилось это по причине того, что он был достаточно глуп, чтобы влюбиться – а уж это так и есть, как пить дать. Хэмерсли удивленно пожимает плечами и смотрит на приятеля недоумевающим взглядом. Уолт Уайлдер влюбился! И в кого, интересно? Поскольку Фрэнк знает только одну особу, достойную любви, как в этом уединенном краю, так и на всей земле, то мысли его естественно обращаются к ней. Но только на миг. Представить неотесанного рейнджера в качестве соперника – абсурд. Тем временем Уолт, развивая тему, окончательно убеждает друга, что не питает столь самонадеянных чувств. – Без сомнения, она настоящая красотка – эта девчонка, Кончитер. Ее сияющие глазки так прострелили насквозь охотничью рубаху на вашем покорном слуге, и напрочь лишили покоя. Я неделю глаз не могу сомкнуть ни днем, ни ночью – только и думаю о ней, словно она ангел, витающий у моего изголовья. Так как мне быть, Фрэнк? Вот почему я попросил вас меня выслушать и войти в положение. – Что же, Уолт, я охотно дам вам совет. Как вам быть, тут все предельно ясно, но уж дальнейшее во многом зависит от того, что думает мисс Кончита. Вы говорили с ней на эту тему? – Да мы вообще толком и не разговариваем – точнее я, по совести сказать. Языка ихнего не знаю. Но я подбирался к ней с таким искусством, как к медведю или бизону. И если подмеченные мной знаки чего-то стоят, она совсем не против. Даже наоборот, Фрэнк. Либо я жутко ошибаюсь, либо в ней есть сильное расположение ко мне. – При таком раскладе уладить дело будет совсем не трудно. Вы намерены жениться на ней, как понимаю? – Ясное дело! Это как пить дать! Чувство, которое у меня к этой девушке, и в сравнение не идет с теми, что я питал к индейским скво или к тем красоткам, с которыми отплясывал в Сан-Антонио. Если она согласится выйти за меня, я ничего не буду иметь супротив честной брачной церемонии, как положено между мужем и женой. Что вы на это скажете? – Скажу, Уолт, что есть много вещей похуже женитьбы. Вы уже достаточно зрелый мужчина, чтобы стать отцом семейства, а Кончита, думается, как раз из тех девушек, которые вам подойдут. Я слышал, что из мексиканок получаются самые лучшие жены… Если они выходят за американцев. Хэмерсли улыбается, словно эта мысль согревает его. – Есть несколько дел, которые предстоит осуществить прежде, чем вы добьетесь желаемого, – продолжает кентуккиец. – Прежде всего, заручиться согласием девушки, а также, думается, ее хозяина и хозяйки. Они, по существу, ее опекуны, и до определенной степени несут ответственность за судьбу Кончиты. И наконец, необходимо разрешение церкви. Вот в этом кроется главная для вас трудность. Чтобы вы с избранницей могли обвенчаться, необходим католический капеллан или протестантский священник, а ни того не другого не найдешь вот так запросто посреди Огороженной Равнины. – Чтоб провалиться и тем и другим! – желчно восклицает экс-рейнджер. – Кабы не нужда, я бы сказал, что на Огороженной Равнине без них лучше, как и в любом другом месте. И почему нам нельзя пожениться без всяких там дурацких царемоний? Уолт Уайлдер не нуждается в гнусавых молитвах для того, чтобы соединить судьбу с девицей, которую выбрал себе в спутницы жизни. Нельзя ли нам просто обменяться клятвами верности друг другу? – Можно, только в таком случае ваш брак не будет считаться правильным и законным. – К черту правила и законы! Со священником или без, я хочу, чтобы Кончита была моей скво – я твердо решил заполучить ее. Послушайте, Фрэнк – а старый док не мог бы поженить нас? Он ведь как-никак человек ученый. – Нет-нет, доктор в этом качестве бесполезен. Его дело соединять сломанные кости, а не руки и сердца. Но Уолт, если вы имеете твердое намерение, то обязательно найдется способ осуществить его в полном согласии с законом. Однако вам требуется потерпеть и подождать до того дня, когда найдется либо падре, либо протестантский священник. – Мне плевать, какой именно, – хмыкает гигант. – Подойдет любой – а если бы дело касалось одного только Уолта Уайлдера, то и одного в избытке. Потом лицо его приобретает лукавое выражение. – Но вот какая штука, Фрэнк, – продолжает он. – Хотелось бы мне вызнать кое-что – а именно, что думает девчонка обо всем этом деле. Короче, я хотел бы увериться, что она не взбрыкнет и не ускользнет в последнюю минуту. – Увериться? Но как? – Заполучив ее согласие – обручиться, так это называется. – Ну, в этом вреда не будет, определенно. – Ага, я рад, что вы думаете так же, потому как я расставил уже ловушки и разложил приманку. Отчасти именно поэтому и решил поговорить с вами. Она пообещала встретиться со мной в этой тополиной роще, и должна прийти с минуты на минуту. И как только Кончита появится, я сделаю ей предложение – напрямик и по всей форме, как полагается. Я-то по-испански ни гу-гу, а вы умеете, поэтому не откажетесь, надеюсь, послужить переводчиком между нами. Вы ведь согласитесь, правда? – С превеликим удовольствием, если вы этого хотите. Но вам не кажется, Уолт, что вы вполне могли бы выяснить все, что необходимо, без всякого переводчика? Кончите может не понравиться вмешательство в дело столь деликатного свойства. Считается, что язык любви доступен всем, и с его помощью вы способны понять друг друга. – Насчет этого я не спорю, наверняка поняли бы. Но она ведь мексиканка, и у нее могут быть чудные идеи на этот счет. А еще мне хотелось бы заполучить от нее согласие на условиях, от которых не отопрешься. Таких же, на какие я иду сам. – Ну ладно, старый приятель. Я позабочусь, чтобы вы получили именно такие условия, или никаких. – Замечательно, Фрэнк. И поскольку ваш покорный слуга намерен излагать дело без обиняков, то и вы уж переводите так же. – Доверьтесь мне, все сделаю, как положено: verbatim et literatim[61]. – Вот и славно! – радостно восклицает Уолт, полагая, что verbatim et literatim — о значении этого выражения он не имеет ни малейшего представления – как раз подходит для того, чтобы уладить сделку с Кончитой. Едва состоялся этот примечательный договор между прерийным торговцем и его бывшим проводником, как слышится шорох тополиных ветвей, сопровождаемый звуком легких шагов. Оглянувшись, мужчины видят Кончиту, прокладывающую себе путь среди деревьев. Идет девушка осторожно, крадучись, что навело бы американцев на мысль о «свидании», даже не знай они об этом заранее. Все ее поведение свидетельствует о том, что она спешит к возлюбленному, и взгляд ее на Уолта Уайлдера, который поднимается ей навстречу, подсказывает, кто именно это такой. Может показаться удивительным, что она не останавливается, заметив его в обществе другого человека. Мексиканка не выказывает ни малейшего смущения – доказательство того, что присутствие третьего является вполне понятным и заранее обговоренным делом. Смело приблизившись, Кончита приседает в поклоне перед «сеньором Франсиско», как она величает Хэмерсли, и готовится занять место, которое тот освободил. Уолт берет ее под руку и галантно препровождает к бревну. Следует недолгое молчание. Его поклонник Кончиты заполняет серией жестов, которые показались бы смешными, если бы не серьезность ситуации. С учетом же этого момента они кажутся милыми, и даже исполненными достоинства. Сам, возможно, полагая иначе, Уолт вскоре обращается за помощью к своему толмачу. – Черт побери, Фрэнк! – заявляет он. – Видите, я не знаю как вести разговор с ней, так что беритесь за дело. Скажите ей все, что я собирался. Скажите, что денег у меня немного, зато есть пара рук, достаточно крепких, чтобы ее защитить в счастье и в горе, в горах и в перейриях, от гризли, инджунов и прочих тварей. Девчонка видит, что ваш покорный – малый здоровенный, и намекните, что сердце у него не шибко уступает шириной туловищу. А потом скажите, что, в конце-то концов, это тело, и эти руки, и это сердце – все они предлагаются ей. И они будут принадлежать ей и ныне и впредь, до самой смерти. Господи, помоги мне! Завершая свое причудливое, но с чувством высказанное предложение, охотник хлопает себя по груди загорелой ладонью с силой, с какой крикетная бита ударяет по мячу. Что бы ни уловила девушка из его слов, судя по сопровождавшим их жестам сомнений в искренности и пыле поклонника у нее возникнуть не могло. Хэмерсли с трудом удерживался от смеха, но усилием воли овладев собой, и в точности, хотя и не совсем буквально, перевел предложение на испанский. Когда Уолт решил, что друг закончил, он встал и застыл в ожидании ответа, трепеща как осиновый лист. Экс-рейнджер продолжал дрожать все время, пока Кончита говорила. Первая же ее реплика могла избавить его от страданий, будь он в силах понять ее. А так ему пришлось ожидать решения своей судьбы до тех пор, пока ответ не был должным образом переведен с одного языка на другой – с испанской речи на его родную. – Передайте ему, – были слова Кончиты, высказанные без тени колебаний, – что я люблю его так же сильно, как он меня. Что я люблю его с первой секунды нашей встречи, и буду любить до конца жизни. В ответ на лестное его предложение я говорю «да». Я согласна стать его женой. Когда перевод был окончен, Уолт подпрыгнул, по меньшей мере, на три фута и издал такой победный клич, какой мог провозгласить над поверженным индейским врагом. Затем, подойдя к девушке, охотник обхватил ее своими ручищами, оторвал от земли, легко, как детскую куклу, прижал к бурно вздымающейся груди и поцеловал в губы, чмокнув так, что звук разнесся далеко за пределы тополиной рощи.