– Валериан! – Кто такой Валериан? – слабо интересуется больной. В очередной раз мужское имя заставляет его страдать. – Дон Валериан, – поправляет его доктор тоном, который свидетельствует об уважении к особе, о которой идет речь. – Скоро увидите, сеньор. Настала пора знакомиться. Хотя тут я ошибаюсь – совсем забыл, вам это не нужно. – Не нужно? Почему? – Потому что вы уже знакомы. Вот, взгляните! В комнату входит высокий, элегантный человек немного моложе тридцати, а на пороге появляется другая фигура – настолько крупная, что заполняет дверной проем почти целиком. Второй – это Уолт Уайлдер, но кто первый? Дон Валериан, разумеется! – Полковник Миранда! – восклицает Хэмерсли, приподнимаясь на кушетке. Он уже расстался с подозрениями по части дона Просперо, а теперь не страшится и Валериана. – Полковник Миранда, это вы! – Я, mio amigo[55], как видите. И мне нет нужды говорить, как рад я новой нашей встрече. Встрече столь неожиданной в этих глухих местах, что я уже отчаялся обнять снова старого друга. Наш добрый доктор уверяет нас, что скоро вы окрепнете и сможете в более полной мере воспользоваться моим гостеприимством, нежели до сей поры. Не сомневаюсь, после такой болезни у вас аппетит как у страуса. Ну, в каком-то роде это к лучшему, потому как живем мы, как видите, в гомеровской простоте. Каррамба! Вы сочтете мои манеры столь же грубыми, как у самых неотесанных гомеровских героев. Я совсем забыл представить вам кое-кого, о ком вам говорил прежде. Впрочем, это не так уж важно, потому как вы уже встречались. Позвольте познакомить вас с моей дорогой Аделой. При этих словах вперед выступает прекрасная охотница, выглядящая красивее, чем когда-либо прежде. Для Хэмерсли все становится ясно – вспомнив про портрет на стене, он понимает, почему лицо девушки казалось ему таким знакомым. Фрэнк смотрит на нее, и удивление уступает в нем место необоримому, пылкому восхищению. Вскоре молодая дама уходит, и любопытство возвращается. Кентуккиец требует объяснений. Как попал сюда полковник Миранда и почему? Какое злополучное стечение обстоятельств заставило военного коменданта Альбукерке устроить дом посреди такой бесприютной пустыни, как Льяно-Эстакадо? Пусть непосредственно вокруг и раскинулся чудесный оазис, по доброй воле сюда никто не переберется. Нет, только случай, причем несчастный, мог вызвать такую перемену в жизни его знакомого из Нью-Мексико. Даже более чем знакомого – друга, который вступился за него в минуту опасности: сначала отважно защитил, затем благородно согласился быть секундантом на дуэли, а потом еще пригласил в свой дом и выказал гостеприимство, которого никогда не встречал ни один иноземец в чужой стране. Неудивительно, что Фрэнк Хэмерсли относится к нему, как к родному. А теперь, увидев воочию сестру полковника, потрет которой так поразил его в свое время, и впечатление это только усиливается при мысли, что ей он обязан жизнью, молодой человек проникается к нему еще более теплыми чувствами. Разумеется, кентуккийцу не терпится все узнать о делах своего мексиканского друга, к которому фортуна явно повернулась спиной. – Нет, не сейчас, сеньор Франсиско, – отклоняет его просьбу полковник Миранда. – Наш добрый доктор наложил покуда запрет на дальнейшие разговоры. Повесть, которую мне предстоит поведать, слишком взволнует вас. Подождите немного, пока не окрепнете и не будете готовы выслушать ее. Теперь же, амиго, мы должны оставить вас одного, а точнее сказать – в приятнейшей компании, поскольку ваш достойный товарищ, сеньор Уайлдер, уже здесь. Без сомнения, вам доставит удовольствие перемолвиться словечком с тем, кто, когда жизнь ваша была в опасности, был готов пожертвовать своей ради вашего спасения. Дон Просперо разрешил ему остаться с вами и дать необходимые разъяснения. Остальным придется удалиться. Hasta luego[56]. С этими словами Миранда покидает комнату. – Храните полный покой, – добавляет бывший армейский доктор, готовясь последовать за доном Валерианом. – Ни в коем случае не волнуйтесь, это может вызвать повторение горячки. Это главная опасность. Чувствуйте себя в безопасности, кабальеро, вы среди друзей – дон Гуальтерио подтвердит это. Ах, сеньор, при вас имеется сиделка, крайне заинтересованная в восстановлении вашего здоровья. Последнюю фразу он произносит вполголоса и как бы с намеком, сопровождаемым улыбкой, которую больной истолковывает в лестном для себя смысле. Затем дон Просперо уходит, оставив своего пациента наедине со старым товарищем по каравану. Подвинув к кровати один из стульев, бывший рейнджер усаживается на него. – Ну, Фрэнк, разве это не чудесно? – говорит он. – Что мы оба тут, угнездились уютно, как два филина в дупле старого дерева, и это после всех опасных переделок, через которые нам довелось пройти. С ума сойти! Подумать только, что такое благодатное местечко может затесаться прямо в середину Огороженной Равнины, о которой парни из прерий думают, что тут нет ничего, кроме сухой пустыни да вонючих полынных зарослей. А вместо этого здесь прям райские кущи – мальцом я читал про них в большой Книге. Разница в том, что в саду Эдемском жила, вроде как, только одна женщина, а тут две. Одна – это которую вы сами назвали ангелом, и это чистая правда. Это сущий ангел, если они, конечно, спускаются наземь. Но, не умаляя ее достоинств, есть тут еще одна поблизости – малость поменьше калибром, но ничуть не хуже, а то и еще лучше, на мой-то взгляд. Вы только не обижайтесь. Как тут говорят в Мексике, «када унет а су густер», это значит, каждый имеет право по-своему думать. Сад Эдемский, населенный двумя Евами, одна из которых, если ваш покорный слуга не ударит в грязь лицом, может стать пусть не праматерью всех людей, но уж многочисленной семейки юных Уайлдеров. Хэмерсли еще улыбается этому забавному прогнозу, а экс-рейнджер хватает его за руку и продолжает: – Я так рад, что вы идете на поправку. Не говоря уж про ангелов, которых мы любим, у нас есть шанс поквитаться с демонами, которых имеем столько оснований ненавидеть. Они еще дорого заплатят собственной кровью за убийство наших ни в чем не повинных спутников. – Аминь, – шепчет Фрэнк, решительно пожимая ладонь товарища. – Жизнью клянусь, так оно и будет. Глава 30. Возвращение грабителей Лагерь индейцев. Он располагается на реке, известной под названием Пекан – это приток Литтл-Уичиты, верховья которой находятся милях в ста от восточной границы Льяно-Эстакадо. Палаток в лагере нет, лишь виднеются то одеяло, то бизонья шкура, растянутая на воткнутых в землю шестах, сделанных из ветвей растущих в округе деревьев. Тенистая пекановая[57] роща защищает отдыхающих воинов от палящих лучей полуденного солнца, падающих на землю почти отвесно. Отсутствие палаток указывает, что индейцы в походе. Мирная группа, совершающая обычное кочевье по прериям, везет с собой типи – большие конические сооружения из раскрашенных бизоньих шкур. Имеются скво для установки этих жилищ, а также собаки или лошади, на которых перевозят имущество, когда приходит время перемещаться. В этом лагере на берегах Пекана нет ни скво, ни собак, ни вьючных лошадей – только мужчины, обнаженные до набедренных повязок, тела которых раскрашены с ног до головы: клетками, подобными полям герба или на манер куртки циркового клоуна – кто фигурами фантастическими, кто чудными или гротескными. У иных изображения жутковатые – черепа и скрещенные кости. Обитатель прерий с первого взгляда скажет: «Индейцы на тропе войны!» И не обладая опытом равнин, можно определить, что эта группа возвращается из набега. Хотя собак и вьючных лошадей нет, других четвероногих – в изобилии: мустанги, мулы, крупный рогатый скот. Кони и мулы явно американского происхождения, а предки быков и коров перебрались в эти края из Теннесси или Кентукки вместе с первыми колонистами Техаса. Хотя скво и ребятишек нет, женщины и дети имеются – белые. Группа тех и других размещается близ самого центра лагеря. Не требуется видеть спутанные волосы и разодранную одежду, чтобы понять – это пленники. Тут же полудюжины вооруженных копьями дикарей, стерегущих их. Поникшие головы несчастных, унылые и печальные лица достаточно говорят об их неприглядном положении. Но кто эти пленники, и кто захватил их? На эти два вопроса легко дать ответ. Предстающее нашим глазам зрелище говорит само за себя. Пленники – это жены, дети, сестры и дочери техасских колонистов. Они из поселения, расположенного слишком близко к фронтиру, чтобы не опасаться нападения индейцев. Захватчики – шайка команчей, с которыми читатель уже знаком – это не кто иные, как тенава с Рогатой Ящерицей во главе. Время – две недели спустя после нападения на караван Хэмерсли, и судя по тому, что мы видим, вождь тенавов не провел эти дни в бездействии. Почти три сотни миль отделяют место, где погиб караван, от разграбленного поселения, имущество которого перешло теперь в руки дикарей. Такая стремительность требует объяснения, поскольку расходится с обычаями и наклонностями прерийного грабителя, который, захватив добычу, редко пускается на поиски новой, пока не кончится взятая прежде. Индеец напоминает анаконду – насытившись, эта змея лежит в оцепенении до тех пор, пока пробудившийся аппетит не заставит ее прийти в движение. Так случилось бы и с вождем тенавов и его шайкой, если бы не обстоятельства несколько необычного свойства. Как нам известно, нападение на караван торговцев было затеей не столько Рогатой Ящерицы, сколько его сообщника, военного коменданта Альбукерке. Приглашение застало команча врасплох, когда он уже вынашивал замысел набега на техасское поселение. Первая операция оказалась кровопролитной, но при этом скоротечной, и у Рогатой Ящерицы осталось достаточно времени, чтобы осуществить первоначальный план, который он и воплотил в жизнь почти с таким же драматическим результатом. Воткнутые там и сям в землю копья с клоком светлых волос на запачканном кровью острие – очевидное тому доказательство. Множество голов лошадей и крупного рогатого скота, не говоря уж о толпе отчаявшихся пленников, подтверждает, что добычи новый набег принес не меньше, если не больше, чем разграбление торговых фургонов. Рогатая Ящерица ликует, как и все до единого воины его шайки. Потерь последнее предприятие стоило небольших – лишь пара команчей была убита защищающимися поселенцами. Это пустяк по сравнению с кровопусканием, которого стоил им штурм каравана. И поскольку численность племени уменьшилась, доля каждого стала больше. Обилие ситцев из Лоуэлла, ярких цветных тканей из Манчестера, алые одеяния с полосами и складками, которые можно на себя напялить, зеркальца с ручками, чтобы любоваться собой, кони, чтобы на них ездить, мулы, чтобы возить поклажу, белые женщины в качестве наложниц и белые дети в качестве слуг – заполучив все эти богатства в свое безраздельное обладание, дикари находились в прекрасном настроении и почти обезумели от восторга. Новая эра замаячила над племенем, которое возглавляет Рогатая Ящерица. Прежде то была община на грани голодной смерти, угодья которой лежали среди почти бесплодных участков земли в верховьях притоков Ред-Ривер и Канейдиан. Теперь же перед ней открывается изобильное будущее: время пиров и увеселений, которые нечасто случаются в жизни разбойничьих шаек, орудуй те в поросших лесами горах Италии или пустынных степях Америки. Вождь тенавов торжествует и радуется. Как и его подручный, кожа которого, смой с нее краску, окажется почти белой. Он мексиканец по рождению. Будучи в детском возрасте захваченным команчами, мальчишка быстро сросся с жизнью краснокожих, с ее коварством и жестокостью. Став взрослым, он сделался одним из вождей племени, уступая авторитетом только Рогатой Ящерице, зато по свойственному дикарю кровожадному инстинкту не отставал от него. Его зовут Эль Барбато, потому как у него растет борода, которую он старательно бреет в стремлении ничем не отличатся от голокожих собратьев. Впрочем, с раскрашенным лицом и черными волосами, его любой примет за индейца. Но родного языка ренегат не забыл, что делает Барбато полезным для усыновившего его народа, особенно во время набегов на земли Мексиканской республики. Это через него вождь тенавов установил первоначальные контакты с грабителем в военной форме – Урагой. Индейский бивуак располагается у реки в небольшой долине, и с обоих флангов окружен отрывистыми утесами. Выше и ниже по течению утесы сближаются, оставляя лишь узкую тропу вдоль самого края потока. Дикари отдыхают после продолжительного скорого перехода, отягощенного добычей и пленниками. Некоторые растянулись на траве и спят, их обнаженные тела напоминают бронзовые статуи, низвергнутые с пьедесталов. Прочие сидят на корточках вокруг костров, поджаривая мясо забитой коровы, а иногда поедая его полусырым. Кое-кто стоит или расхаживает близ пленниц, бросая жадные взгляды – им не терпится заявить свои права на них. Женщины все молоды, некоторые – совсем юные девушки, среди них встречаются настоящие красавицы. Что за раздирающее душу зрелище для их отцов, братьев, мужей и возлюбленных, если бы те могли его узреть! Но быть может, мужчины не так уж далеко? Подобное подозрение заставляет Рогатую Ящерицу и Эль Барбато подняться на вершину утеса. Туда привлек их знак, который ни один путешественник по прериям Техаса не оставляет без того, чтобы не изучить самым внимательным образом вызвавшие его причины. Прежде чем углубиться в каньон, по которому бежит Пекан, вождь тенавов заметил кружащую в воздухе стаю грифов. Не тех, которые сопровождали его шайку на марше, как это водится за этими стервятниками, но совершенно других, держащихся на некотором расстоянии позади и явно над той самой тропой, по которой грабители проехали недавно. Команчу прекрасно известно, что это явление слишком красноречивое, чтобы пренебрегать им. Знает это и помощник вождя. Поэтому они взбираются на утес, чтобы проследить за птицами, реющими вдалеке, и если получится, составить верное представление о причине их появления там. Достигнув вершины, предводители снова замечают грифов, хотя и на таком отдалении, что их едва видно – черные точки на голубом фоне небес. Но достаточно близко, чтобы определить – птиц много, и они кружат над каким-то предметом, судя по всему, неподвижным. Последнее наблюдение успокаивает, похоже, вождя тенавов. – Нечего опасаться, – заявляет он, повернувшись к своему сообщнику. – Помнишь, Барбато, одна из лошадей пала и мы бросили ее. Вот над ней сопилоте и реют. Она еще не подохла, поэтому они не спускаются. – Вполне возможно, – соглашается перебежчик. – Но мне это все равно не нравится. Едва ли стервятники стали бы кружить так высоко над дохлой лошадью. Они держатся в одном месте, это верно. Если бы техасцы гнались за нами, грифы двигались бы, приближались. А это не так. Наверное, это лошадь, как ты и говоришь. Не думаю, что народ из того поселения, на которое мы напали, достаточно силен, чтобы последовать за нами. По крайней мере, так скоро. Со временем такое возможно, когда они соберут своих рейнджеров. Но тогда мы будем уже далеко, а белые не рискнут соваться дальше гор Уичита. Por cierte[58], сопилоте кружат над чем-то, но поскольку они не приближаются, то скорее всего, это именно лошадь. Рогатая Ящерица буркнул что-то в знак согласия, затем оба спустились с утеса, чтобы предаться отдыху, в котором после боя и форсированного перехода нуждается любой воин, будь то солдат или краснокожий. Глава 31. Погоня идет по следу Вопреки распространенному мнению, инстинкты индейца не всегда безошибочны, как и его рассудок. Об этом свидетельствует поведение вождя тенавов и его подручного Барбато. Оба просчитались в отношении стервятников. Замеченная ими стая кружила не над лошадью, но над лагерем всадников. Точнее, не совсем лагерем, скорее бивуаком – люди слезли с седел, чтобы наскоро перекусить и обговорить дальнейшие действия. Все это мужчины – здесь нет ни единой женщины или ребенка. Бородатые мужчины с белой кожей, в одежде цивилизованных людей. Она не самого модного фасона или кроя, да и ее обладателей сложно соотнести с жизнью среди цивилизации. На многих красуются охотничьи рубахи из кожи, леггины с бахромой и мокасины – костюм, более подобающий для дикарей. Кое-кто завернут в красную, синюю или зеленую накидку, ткань которой покрыта пятнами пота и пылью до такой степени, что первоначального цвета почти не разобрать. На некоторых кентуккийские джинсы или штаны из бурой домотканной материи, а на кое-ком – из голубой бумазеи, произведенной в селениях индейцев-атакапа. Сапоги, башмаки и броганы изготовлены из разных сортов кожи, подчас даже из морщинистой крокодильей. Шляпы всех сортов, размеров и материй: соломы, соломки, шерсти, фетра, шелка и бобровой шкуры. Но есть один аспект, в котором они почти не отличаются друг от друга – оружие и снаряжение. У всех пояса, подсумки и рога для порога. У каждого нож боуи и револьвер, у кого даже два, и у всех до единого – винтовки. Есть и другие признаки единообразия, распространяющиеся до определенного предела. Стоит обратить внимание на их ружья – такие выдают егерям в американской армии. Бросается в глаза и упряжь: на конях кавалерийские седла, луки которых заканчиваются бронзовыми навершиями. На наличие среди этих людей полувоенной дисциплины указывает присутствие двоих или троих, обладающих полномочиями офицеров. По существу перед нами взвод, или, как они сами предпочитают говорить, рота техасских рейнджеров. Около половины отряда принадлежит к этой организации. Остальные – это мужчины из разоренного поселения: отцы, братья, мужья, у которых Рогатая Ящерица и его краснокожие грабители забрали дочерей, сестер и жен. Отряд преследует грабителей – погоня началась, как только техасцы успели собрать достаточно сил, чтобы рассчитывать на успех. К счастью, поблизости проходил с дозором взвод рейнджеров. Солдаты и поселенцы объединились и пошли по следам тенавов, и остановились только для того чтобы перевести дух, напоить лошадей, поесть самим и снова идти вперед. Рвение колонистов неудивительно – они в отчаянии, их близкие угодили в плен. У каждого своя жестокая потеря. Возможно, именно в эту самую секунду чья-нибудь любимая жена, нежная дочь, добрая сестра или прекрасная возлюбленная бьется в лапах смуглого дикаря. Стоит ли гадать, почему для этих людей каждый час тянется, как день, минута – как час. Пусть и движимые иными мотивами, союзники поселенцев по преследованию, рейнджеры, стремятся в бой ничуть не меньше. Вышло так, что этой роте частенько приходилось отражать набеги тенавов, и не раз быть обманутой хитрыми уловками краснокожих. Теперь рейнджеры горят желанием поквитаться за прошлые неудачи. Дважды гнались они за отступающими дикарями, и оба раза возвращались с пустыми руками. Теперь, когда шансы на успех выглядят весомыми, молодежь из отряда кипит от нетерпения схватиться с красными грабителями, да и у старших кровь бурлит почти так же страстно. Они напоминают собак, взявших горячий след: молодые псы рвутся с привязи, старые не уступают им, но более осмотрительны. С поселенцами солдат объединяет общая цель, но движут ими разные силы. Первые думают только о спасении своих близких, тогда как вторых подстегивает воинская честь и врожденная ненависть техасских рейнджеров к тенавам. У многих имеется личный счет к Рогатой Ящерице, и не одна рука стремится пустить ему пулю в сердце. Но вопреки общему нетерпению броситься дальше, есть люди, взывающие к терпению. Возглавляет их человек по фамилии Калли – худой, жилистый мужчина лет шестидесяти, внешность которого говорит о том, что он, по меньшей мере, полвека прожил в прериях. Калли весь одет в замшу, плотно облегающую тело, никаких болтающихся фалд или хвостов. Он не из списочного состава рейнджеров, но служит у них в качестве проводника. В этом качестве ветеран пользуется среди преследователей почти таким же уважением, как их начальник, капитан рейнджеров, который, собрав вокруг себя совет, спрашивает мнение проводника насчет дальнейших их действий. – Едва ли они слишком далеко, – отвечает Калли. – Все указывает на то, что они прошли здесь добрый час спустя после восхода солнца. К моменту их проезда роса на траве высохла, иначе стебли были бы все примяты. А еще они бросили лошадь. Видите, кто-то вырезал у скотины язык – явно решил закусить на ближайшем привале. Кровь, сочащаяся изо рта коня, только начала густеть – это говорит о том, что инджуны проехали тут совсем недавно. Думается, я знаю то место, где они угнездились. – И где же? – На реке Пекан. Им нужна хорошая вода для скота и тень, в которой можно отдохнуть, пока не пройдут самые жаркие часы. – Если они на Пекане, где-нибудь близ устья, то нам до них не больше пяти миль, – вставляет третий собеседник – высокий, худой, как жердь, субъект в сильно полинялой зеленой накидке. – Мне эта часть страны хорошо известна, я проходил по ней в прошлом году вместе с экспедицией на Санта-Фе. – Всего пять миль! – восклицает другой человек, одежда которого выдает фермера с известным достатком, а горестное выражение лица – одного из пострадавших. – О, джентльмены, наши лошади наверняка уже отдохнули. Давайте поскачем вперед и обрушимся на индейцев немедля!