По сравнению с унылой равниной, по которой Хэмерсли брел так долго, долина кажется ему раем – достойным прибежищем для пери[44], приведшей его сюда. Это похоже на пейзаж, нарисованный на углубленных стенах овальной впадины с безоблачным небом, подобным оболочке из голубого стекла, аркой смыкающимся над ним. Сцена кажется почти нереальной, и снова молодой прерийный торговец начинает сомневаться в правдивости того, о чем говорят ему органы чувств. В конце концов, это может оказаться плодом воображения, результатом перенапряжения ума и претерпленных страданий. А быть может, виной всему пустынный мираж, так часто обманывавший его и прежде? Нежный голосок звучит снова, рассеивая его сомнения. – Mira, caballero![45] Теперь видите, куда мы направляемся? Уже совсем близко, нужно только крепко держаться в седле следующие ярдов сто или около того. Там крутой спуск и тропинка узкая. Сдвиньте колени и доверьтесь кобыле, она хорошо знает дорогу и доставит вас в целости и сохранности. Так ведь, Лолита? Ну конечно, девочка моя! Мустанг издает тихое ржание, словно отвечая на вопрос. – Я пойду вперед, – продолжает девушка, – поэтому отпустите поводья и предоставьте Лолите самой находить путь. Дав указания, проводница резко поворачивает направо, где тропа, проходя почти перпендикулярно склону, спускается в долину. Сопровождаемая идущим по пятам мустангом, она бесстрашно устремляется вниз. Спуск определенно очень крут, даже для пешехода, и будь у него возможность решать, Хэмерсли отказался бы одолевать его верхом. Но выбора у него нет, так как не успел он даже выразить протест, Лолита пустилась в путь, высоко задрав задние и опустив передние ноги, как если бы стояла на голове! Всаднику не остается ничего иного, как повиноваться и держаться в седле. С этой целью он продвигает вперед ноги, а спину откидывает на круп так, что плечи его оказываются между связанных за голени убитых антилоп. В этом положении Фрэнк остается до тех пор, пока не обнаруживает, что едет вперед, а на лицо ему падают солнечные лучи – это значит, лошадь снова движется по ровному грунту. – Теперь, сеньор, можно сесть прямо, опасность миновала, – доносится до него голос хозяйки Лолиты. – Ты вела себя молодцом, кобылка! Yeguita![46] – добавляет девушка, нежно потрепав мустанга по гриве. – Ты получишь обещанные орешки пиньон, целую квартилью![47] Снова заняв место впереди, она направляется по бегущей среди деревьев дорожке, все еще уходящей вниз, но теперь по пологому склону. Рассудок Хэмерсли находится в смятении. Причудливые сцены, вещи, мысли и видения роятся перед ним, молодой человек снова начинает думать, что чувства либо обманывают его, либо обманываются сами. На этот раз догадка верна – большая потеря сил и крови, лишь на время отступившая под действием возбуждения от странной встречи, берет свое, приводя к горячке, и постепенно лишает его сознания. Фрэнк смутно ощущает, что въезжает под деревья, пышные кроны которых смыкаются, образуя купол у него над головой и закрывая солнце. Вскоре снова становится светло, так как мустанг выходит на поляну, в центре которой стоит здание, по виду сложенная из бревен хижина. Кентуккиец видит расплывчатые силуэты нескольких мужчин у дверей. Когда кобыла останавливается рядом с ними, слышится возглас прекрасной проводницы: – Hermano![48] Держи его! Alerte! Alerte![49] При этих словах один из мужчин подбегает к нему – чтобы помочь или убить, остается только гадать. Потому как прежде чем рука незнакомца касается Хэмерсли, свет меркнет перед глазами американца, и подобное смерти темное забытье окутывает его. Глава 25. «Спасен ангелом!» Снова тень Уолта Уайлдера простирается над Огороженной Равниной во всю свою гигантскую длину. Только на этот раз она указывает на запад, потому как солнце восходит, а не садится. Это утро дня следующего за тем, когда проводник покинул раненного спутника. Теперь он возвращается на то место, где оставил его. Диск солнца только-только появился над горизонтом и светит ему прямо в спину. Лучи его падают на предмет, которого раньше при Уолте не было, и придают тени странные и фантастические очертания. Похоже, у этого великана прикреплено нечто по обеим сторонам головы – нечто, напоминающее пару рогов или обхватывающий шею хомут. Острия этих рогов направлены по диагонали наружу. Если посмотреть на самого Уайлдера, загадка сразу разъяснится. Поперек плеч у проводника лежит оленья туша. Ноги животного связаны, в результате чего образуется подобие кольца, в которое продета голова охотника, а длинные и тонкие голени оленя, перекрещиваясь в виде буквы X, торчат в обе стороны. Вопреки тяжкой ноше шаг бывшего рейнджера уже не напоминает походку отчаявшегося или измученного человека. Напротив, он размашист и упруг, а лицо его лучится радостью не хуже восходящего солнца. Сама тень его скользит над посеребренными листьями полыни с легкостью, с какой красавица в бальном платье плывет по навощенному паркету танцевальной залы. Уолт Уайлдер не страдает больше от голода или жажды. Хотя туша на его плечах еще не освежевана, вырезанный из окорока большой кусок говорит о том, что проводник уже утолил первую из нужд, тогда как бульканье воды в висящей на боку фляге свидетельствует об удовлетворении второй. Теперь он торопится на выручку товарищу и счастлив при мысли, что и его способен избавить от страданий. Пробираясь через заросли полыни, проводник ищет глазами намеченный ориентир, и вскоре замечает его – пальму, ощетинившуюся, словно гигантский дикобраз, нельзя пропустить. Уолт прикидывает, что до нее остается около мили, и тень от его головы уже мелькает среди похожих на штыки веток. Тут нечто бросается охотнику в глаза, и радужное выражение разом стирается с его лица. Из веселого оно делается серьезным, озабоченным и настороженным. Это стая стервятников, явно напуганная его тенью, взмывает в воздух из зарослей полыни и начинает кружить близ веток пальмильи. Птицы определенно норовят снова приземлиться. Но что привлекает их? Именно этот вопрос, промелькнувший в голове Уолта Уайлдера, стал причиной столь резкой перемены. Вернее, предположительный ответ на него. – Небеса милосердные! – восклицает экс-рейнджер, резко остановившись и едва не выронив из рук ружье. – Неужели так могло случиться, и Фрэнк Хэмерсли откинул ноги? Эти стервятники, они сидели на земле, это как пить дать. Проклятье, что делали они там? Прямо под ветками пальметты, где я оставил его. И самого-то Фрэнка нигде не видно. Небеса милосердные, неужто это так… Он не договаривает и замирает, очевидно парализованный недобрым предчувствием, и начинает пристально вглядываться в ветви пальмильи, словно надеется найти ответ на свой вопрос. – Такое возможно, – продолжает проводник некоторое время спустя. – Слишком возможно, слишком вероятно. Фрэнк почти испускал дух, бедный малый. И неудивительно. Где он сейчас? Наверное, прямо под кустами, лежит мертвый. Будь он жив, то высматривал бы меня. Отдал Богу душу, и эта оленина и вода – все без толку. Я могу бросить их прямо сейчас, потому как они подоспели слишком поздно! Снова двинувшись в путь, проводник идет к темной массе, над которой реют стервятники. Его тень, по-прежнему намного опережающая хозяина, заставляет птиц подняться выше, но они, тем не менее, не выказывают намерения улететь. Напротив, грифы продолжают кружить, словно им не терпится возобновить прерванный обед. Но чем пируют они? Телом его товарища? А разве может там лежать что-то еще? Терзая себя этими вопросами, экс-рейнджер спешит, и сердце его сжимается от боли. Вдруг взгляд его замечает нанизанный на ветку пальмильи листок бумаги. Зрелище вселяет в него надежду, но лишь на миг, потому как очередная догадка уводит его в сторону. – Бедный малый! – вполголоса молвит Уолт. – Он написал что-то, чтобы рассказать, как умер. Быть может, чтобы я отнес записку родным, оставшимся у него в Кентукки. Что ж, ваш покорный обязательно ее передаст, если только вернется в Штаты. Проклятье! Только подумать, что я почти спас его – целая олениха, и воды столько, что захлебнуться можно! Теперь это бесполезное мясо, я его и на зуб не возьму. Фрэнк Хэмерсли умер – человек, за жизнь которого как ни за кого другого отдал бы я свою собственную. Вот дойду, лягу рядом с ним и перестану дышать! С этими словами он приближается к юкке. Еще несколько шагов, и у него появляется возможность оглядеть землю у подножья дерева. Среди ветвей что-то чернеет, но это не человеческий труп, а мертвый стервятник, которого охотник подстрелил перед уходом. Это зрелище снова заставляет Уолта остановиться. Туша птицы выглядит помятой и растерзанной, словно ее частично расчленили. – Неужто это он его ел? Или это они сами, проклятые каннибалы? Бедняга Фрэнк, я найду его тело с противоположной стороны, таким же обглоданным. Проклятье, он оставался с этой стороны, прятался в тени от солнца. Уходя, я видел его сидящим. Солнце не настолько палящее, чтобы заставить его перебраться на запад от кустов, хотя кроме как там ему быть негде. Но что проку стоять тут без толку? Лучше уж все увидеть не откладывая, как бы больно не было. Ну, давай! Собравшись с духом перед ужасным зрелищем, которое ему, как он считал, непременно предстоит увидеть, Уолт направился к дереву. Дюжина шагов привела его к подножью, еще дюжина – на противоположную сторону. Тела нет, ни живого, ни мертвого – никаких человеческих останков, целых или расчлененных! Некоторое время Уайлдер стоит в безмолвном замешательстве, оглядываясь вокруг. Но человеческой фигуры нигде нет, ни под пальмильей, ни среди зарослей полыни. Мог ли раненный уползти? Нет – с чего бы? На всякий случай экс-рейнджер обыскивает окрестности, выкликая имя Хэмерсли. Ответа нет. Лишь эхо собственного голоса долетает до него, смешиваясь с хриплым карканьем стервятников, потревоженных криками. Охотничьи навыки подсказывают Уолту идею сменить образ действий. Товарищ не может быть мертв, потому как трупа нет. Грифы не могли сожрать тело вместе с костями. Скелета нет, прочих останков тоже. Его собрат по несчастью ушел или его увели. Куда? Задаваясь этим вопросом, Уайлдер деятельно принимается искать ответ. Опытный следопыт, он начинает искать знаки, способные подсказать судьбу исчезнувшего компаньона. Уолт сразу обнаруживает следы копыт и подмечает отсутствие на них подков. Это плохой знак, потому как неподкованная лошадь указывает на туземного всадника – индейца. Но не обязательно. Проводник обследует следы более тщательно. Через минуту он уже способен сказать, что конь был только один, и скорее всего, один всадник, а это уже лучше. Строя предположения, кто это мог быть, Уолт поднимает глаза и видит наколотый на побег листок, про который на время забыл. Это еще лучше – письмо способно все разъяснить. Охваченный надеждой, он устремляется к листку. Аккуратно сняв документ с дерева, Уолт разворачивает его. Видя написанные карандашом буквы, готовится читать. На первый взгляд ему показалось, что это прощальная записка умирающего. Теперь он верит, что это нечто иное. Руки его дрожат, а вся громадная фигура сжимается, когда охотник подносит клочок бумаги к глазам. С радостным трепетом он узнает почерк Хэмерсли, известный ему. Уолт не великий грамотей, но читать умеет, и с первого взгляда улавливает исполненный торжества смысл двух начальных слов: «Спасен ангелом!». Дальше он не продвигается, пока не издает могучее «ура!», огласившее Огороженную Равнину на много миль вокруг. Затем, успокоившись немного, продолжает разбирать каллиграфический почерк компаньона. Завершение стараний отмечается новым кличем. – Спасен ангелом! – бормочет Уайлдер себе под нос. – Ангел в Льяно-Эстакадо! Откуда тут взяться такому существу? Но не важно. Она побывала тут, это факт. Будь я проклят, если не ощущаю ее благоухания! Этот листок бумаги не принадлежал Фрэнку. При нем не было ни клочка, я знаю. Нет, он хранит женский аромат, и если бы не эта женщина, Фрэнк Хэмерсли вполне мог помереть от истощения. Но наш парень не такой дурак. Ладно, теперь я знаю, что все хорошо, и мне нет больше нужды спешить. Завтрак у меня вышел скудноватый, и живот у вашего покорного подводит. Съем-ка я еще кусочек оленьего окорока, чтобы подкрепиться перед шестимильной прогулкой на юг. Менее чем пять минут спустя дымок от костра из полынного сухостоя уже поднимался над пальмильей, а на жарко полыхающем огне жарился нанизанный на жесткие ветки юкки большой, фунта четыре по меньшей мере, кусок оленины, вырезанный из жирного бока самки, быстро становясь из кроваво-красного аппетитно-коричневым. Обстоятельства нередко вынуждали экс-рейнджера потреблять мясо полуготовым, и привычка сделалась второй натурой. Поэтому недолгое время спустя окорок снят с огня. А вскоре он перестает быть и окороком, исчезнув из пальцев охотника. Следом слышится булькающий звук – это половина содержимого фляги вливается в глотку Уайлдера. – Ну вот, теперь ваш покорный слуга чувствует себя достаточно сильным, чтоб с самим дьяволом сцепиться, а уж встречи-то с ангелом бояться и подавно не стоит, – заявил Уолт, поднимаясь на ноги после гомеровских масштабов пира. – Так вперед, выясним, где Фрэнк Хэмерсли, и как он там поживает. Кстати, захвачу-ка с собой этого оленя – вдруг в тех местах недостаток провизии, хотя я в этом и сомневаюсь. Там, где обитают ангелы, должно быть полно еды, хотя это может оказаться амброзия или манна, или еще что-нибудь, к чему желудок парня из прерий не привычен. Да и кусок доброй оленины еще никому не помешал. Поэтому, Уолт Уайлдер, старый ты лис, поворачивайся лицом к югу, и поглядим, куда приведет тебя шестимильная прогулка. Снова взвалив тушу на плечи, проводник быстрым шагом устремляется на юг, ориентируясь по солнцу, но в еще большей степени по отпечаткам копыт мустанга. Последние едва различимы в тени зарослей полыни, но опытный глаз рейнджера без труда находит их. Уайлдер идет, время от времени высказывая себе под нос догадки насчет того, кто же мог найти и увести за собой его товарища. Но сколь фантастический характер не принимали порой эти предположения, он твердо уверен в одном – что «ангел» непременно окажется женщиной. Глава 26. Среди друзей Если прежде чем потерять сознание Фрэнк Хэмерсли подумал, что угодил в лапы к врагам, то ни разу в жизни он не заблуждался сильнее, потому слова и поступки окружающих его людей доказывают совершенно обратное. Группа состоит из шести человек: четырех мужчин и девушки, шестая – охотница, проводившая его к дому. Девушка – смуглокожая индианка, явно прислуга, так же, как и двое из четверых мужчин. Остальные двое белые, с ярко выраженными испанскими чертами. Один пожилой, с седой головой, худым лицом и в очках. В большом городе такого приняли бы за ученого, но что делать ученому посреди пустыни Льяно-Эстакадо? Столь же загадочно присутствие и второго, поскольку манеры его выдают военного и джентльмена, а одежда свидетельствует, что перед нами офицер выше среднего ранга. Именно он отозвался на призыв «брат!», и устремился вперед, повинуясь приказу сестры, а именно ей приходилась ему девушка, сопроводившая Хэмерсли до этого места. Протянув руки и подхватив раненного, соскальзывающего с седла, послушный брат на миг замирает, потому как в незнакомце узнает старого своего друга, появлению которого не мог удивиться сильнее, даже если бы тот свалился с небес. От упавшего ему на руки человека ответа не получить – он без сознания, умирает, а быть может, уже мертв. Мексиканец не берется выяснять, только поворачивается к человеку в очках. – Доктор, неужели он умер? Такого не должно случиться, сделайте все возможное, чтобы спасти его! Тот, к кому обращены эти слова, щупает у Хэмерсли пульс, и через минуту выносит вердикт: пульс есть, больной чрезвычайно слаб, но угроза неизбежной смерти отсутствует. Раненного вносят в дом, бережно, как брата, укладывают на кушетку. Седовласый «медико» направляет все свое умение, чтобы спасти его, а всемерную помощь в этом оказывает тот, кого девушка зовет «эрмано». Как только путника устраивают, между молодыми мужчиной и девушкой происходит диалог: брат требует объяснений от сестры, но сначала сам делится с ней сведениями. Ему известен человек, которого она спасла, и он рассказывает, при каких обстоятельствах состоялось их знакомство. Достаточно нескольких слов, потому как юная особа уже слышала эту историю. В свою очередь сеньорита дает краткий отчет о событиях: как во время возвращений с удачной охоты на равнине она заметила сопилоте, заставивших ее отклониться с пути, и все прочее, что нам уже известно. Все остальное остается загадкой. Раненый жив, благодарение Господу, но лежит на кушетке, безразличный ко всему окружающему. Лежит неспокойно – постоянно ворочается, пульс его учащен, горячка достигает стадии бреда. Всю ночь и часть следующего дня они дежурят у постели, все трое: сестра, брат и доктор, то вместе, то поочередно. Им известна личность раненого, но ничего о том, откуда взялась рана или какая странная прихоть привела американца на Огороженную Равнину. У них нет никаких шансов выяснить это, пока больной не придет в сознание и не поправится. А вот в этом доктор сомневается. Когда его спрашивают, он так усердно качает головой, что очки соскакивают у него с переносицы. Но если прогноз остается расплывчатым, диагноз определяется точно, и причем самым неожиданным образом. Перед полуднем следующего дня снаружи доносится собачий лай. Оторванные от ложа больного сиделки выбегают на улицу, и наблюдают приближение гигантской фигуры, обличье которой повергает их в изумление. На их месте так повел бы себя любой, потому как много месяцев их не навещал ни один чужак. И это неудивительно, потому как от этого места, расположенного в самом сердце пустыни, не менее ста миль до ближайшего цивилизованного поселения. Теперь же перед ними мужчина исполинского роста и могучего телосложения, с заросшим бородой лицом, и имеющий облик жутковатый и слегка гротескный благодаря покоящейся на его плечах оленьей туше, связанные голени которой торчат у него из-за головы. Это неопрятного вида привидение не сбивает хозяев с толку. Девушка, приведшая Хэмерсли, высказывает догадку, что это и есть товарищ, о котором упоминал Фрэнк, характеризуя его как человека «надежного и преданного». Недолго думая, сеньорита выступает навстречу, берет великана-охотника за руку и ведет к постели провалившегося в беспамятство компаньона. – Спасен ангелом! – бормочет про себя Уолт Уайлдер, следуя за ней. – Я знал, что тут не обошлось без женщины, и не промахнулся. Глава 27. Одинокое ранчо