– Впрочем, любопытно, будут ли они просто бдеть над трупом, и не являются ли плакальщики каннибалами, которые не прочь сожрать себе подобного. Нашему естествоиспытателю дону Просперо будет любопытно узнать сей факт. Почему бы не задержаться на некоторое время и не понаблюдать? С минуту в ней угадывается нерешительность – уехать или остаться? Но от этой нерешительности не остается и следа, когда следующее событие вытесняет в ней научный интерес чем-то близким к страху. Мастифы, поотставшие за время скачки по равнине, теперь нагнали хозяйку, но вместо того, чтобы остановиться рядом с Лолитой, устремились к юкке. Не смрад мертвого сопилоте, при всей его силе, привлек их – это был запах, более отвечавший их кровожадным инстинктам. Подбежав к дереву, собаки обогнули его, но затем с рыком отпрянули назад, словно нечто, поджидавшее их там, дало отпор. – Раненный медведь или волк! – высказывает догадку владелица псов. Но не успевают эти слова сорваться с ее уст, как она понимает, что ошиблась. Среди лая собак девушка улавливает звуки человеческого голоса. В то же самое мгновение над ветвями растения показываются голова и рука – рука, сжимающая нож с длинным лезвием! Глава 23. «Собаки, сидеть!» Вопреки очевидному самообладанию и трезвому рассудку, наездница Лолиты явно испугана – более чем стервятники, взмывшие при ее приближении несколько выше. Не удивительно, что на девушку так подействовала эта странная картина: голова мужчины с усами и рука с ножом, на лезвии которого видна кровь! И это в уединенном месте! Первая мысль всадницы – развернуть Лолиту и умчаться прочь отсюда. Но поразмыслив, она остается. Мужчина явно один, и на лице у него не читается ни злодейского умысла, ни злобы. Цвет кожи и усы указывают на белого человека, не индейца. Кроме этого бледность на щеках и потерянный, болезненный взгляд говорят о страдании, не о грехе. Все это охотница подмечает с первого взгляда и принимает решение. Вместо того, чтобы ускакать, она направляет мустанга к юкке. Приблизившись, девушка соскакивает с седла и, с хлыстом в руках, устремляется к собакам, которые по-прежнему подают голос и грозят наброситься на чужака. – Abajo, perros! abajo, feos! A tierra![39] – выговаривает она псам, огрев каждого ударом, после чего те разом успокаиваются и жмутся к ее ногам. – Разве не видите, что вы ошиблись? Не поняли, что кабальеро – не индио? – Тут она поворачивается к мужчине. – Хорошо, что у вас белая кожа, сеньор. Будь она бронзовой, я не уверена, что смогла бы спасти вас от участи быть растерзанным. Мои мальчики не расположены к американским туземцам. Пока девушка произносит эту немного сумбурную речь и производит действия, ее сопровождающие, Фрэнк Хэмерсли – ибо это он и есть, – смотрит на нее в молчаливом недоумении. Кто перед ним? Две огромные, свирепого вида собаки, лошадь в странной сбруе, молодая девушка, едва переступившая порог зрелости, причудливо и живописно одетая. Что он слышит? Поначалу лай мастифов, собирающихся порвать его на части, затем голос, приятный и мелодичный, как трель певчей пташки! Не сон ли это? Фрэнк находился в забытьи, из которого его вырвал собачий рык. Но то был кошмар, теперь же все наоборот. Демоны преследовали его во сне, теперь же перед ним ангел. Девушка перестала говорить. Когда вызванное резким пробуждением головокружение прошло, сознание молодого человека прояснилось, и он начал воспринимать реальность. Неожиданная тревога вызвала мгновенный прилив сил, который вскоре миновал. Слабость вернулась, и раненый снова опустился бы на землю, если бы не ухватился за юкку, плотные листья которой помогли ему удержаться на ногах. – Valga me Dios![40] – восклицает девушка, уяснив состояние собеседника. – Ay de mi![41] – продолжает она страстно. – Вам плохо, сеньор? Это от голода? От жажды? Вы заблудились в Льяно-Эстакадо? – Голод, жажда – и то и другое, сеньорита, – отвечает он, впервые за все время раскрыв рот. – Несколько дней я ничего не ел и не пил. – Virgen santissima![42] Неужели? С этими словами она подбегает к лошади и, вытащив из седельной сумы небольшой мешочек и отстегнув флягу из тыквы-горлянки, возвращается к американцу. – Вот, сеньор! – говорит она, извлекая из мешочка и протягивая раненному пару холодных лепешек-тортилий. – Это все, что у меня есть – я целый день провела вне дома и подъела запасы. Сначала хлебните воды, не сомневаюсь, в ней вы нуждаетесь больше. Я помню, как сама страдала от жажды. Добавим в воду вот это, так ваши силы быстрее восстановятся, поверьте. Вручив ему флягу, содержащую, судя по весу, около пинты, она извлекает сосуд поменьше и сначала наливает жидкость из нее в воду, а потом обрызгивает тортильи. Это уксус с добавлением chile Colorado – красного мексиканского перца. – Я не граблю вас? – спрашивает Хэмерсли, обводя многозначительным взглядом широкую бесплодную прерию. – Нет-нет! Я не голодна, кроме того, совсем близко отсюда я могу найти свежие припасы. Пейте, сеньор! Пейте до дна. В десять секунд калебас пустеет. – Теперь за тортильи. Еда скудная, но уксус с чили подкрепит вас. Нам, обитателям пустыни, это известно. Ее слова подтверждаются, потому как всего после нескольких кусочков, опрысканных снадобьем, голодающий чувствует себя так, будто получил целительное лекарство. – Как думаете, сможете вы ехать верхом? – спрашивает она. – Идти смогу, но едва ли долго. – Если удержитесь в седле, вам не будет нужды идти. Садитесь на мою кобылу, я пойду пешком. Тут близко, всего шесть миль. – Но я не могу оставить это место, – возражает кентуккиец. – Вот как? – восклицает девушка, устремляя на своего подопечного изумленный взгляд. – Почему, сеньор? Здесь вы наверняка погибнете. С вами нет спутников, способных позаботиться о вас? – Спутники есть, точнее, спутник. Именно поэтому я должен остаться. Вернется ли он сюда, я не знаю. Он ушел на поиски воды. Но в любом случае, Уолт будет меня искать. – Но с какой стати вам его дожидаться? – Нужно ли спрашивать, сеньорита? Это мой товарищ, верный и преданный, который делил со мной все опасности, далеко не малые в последнее время. Если, вернувшись, он обнаружит, что я исчез… – И что же, кабальеро? Этот человек будет знать, где искать вас. – Но откуда? – О, все очень просто. Предоставьте это мне. Вы уверены, что ему удастся разыскать это место? – Совершенно уверен. Это дерево подскажет ему. Он заприметил его, прежде чем уйти. – В таком случае, вам нет никаких причин оставаться. Напротив – я вижу, вы нуждаетесь в более удобной постели, чем заросли полыни. И знаю, где можно ее найти. Вы идёте со мной, кабальеро? Ко времени возвращения вашего товарища, здесь его будут ждать. На случай, если он опередит моего посланца, вот это поможет ему не заблудиться. С этими словами девушка извлекает из подвешенной на цепочке к поясу маленькой сумочки листок бумаги и карандаш и собирается что-то написать, но тут ей приходит в голову одна мысль. – Ваш товарищ понимает по-испански? – спрашивает она. – Совсем немного. Он говорит на английском или, как мы его зовем, на американском. – А читать умеет? – Немного. Достаточно, я думаю, чтобы… – Сеньор, – перебивает его собеседница. – Мне нет нужды спрашивать, обучены ли вы грамоте. Возьмите этот листок и изложите все на родном языке. Напишите, что вы отправились на юг, строго на юг, на расстояние около шести миль. Попросите своего друга оставаться здесь и подождать, когда за ним придут и проводят туда, где можно будет найти вас. Хэмерсли видит в этом совете зерно истины. Нет причины отклонять предложение и не ехать сейчас же с той, кто его делает. Вдруг, если он останется здесь, произойдет нечто непредвиденное, и ему никогда уже не придется увидеться вновь со своей прекрасной спасительницей? Как угадать, что может случиться в сердце этой таинственной пустыни? Уехав, он скорее сможет прислать подмогу товарищу. Фрэнк не колеблется более, но пишет на листке бумаги крупными, нарочито разборчивыми буквами, которые без труда прочтет даже экс-рейнджер: «Спасен ангелом. Держите строго на юг. Шесть миль отсюда и найдете меня. Тут лошадь, можно идти по следам копыт. Если подождете тут, кто-то придет и проводит вас». Охотница берет записку, бросает на нее взгляд, словно ей любопытно, как выглядит на письме неведомый ей язык. Но что-то в играющей на ее губах улыбке наводит на мысль, что она знакома с ним, пусть даже поверхностно. Она не говорит ни слова, просто подходит к юкке и нанизывает листок на один из верхних отростков. – А теперь, кабальеро, садитесь на мою кобылу. Видите, она ждет вас. Хэмерсли снова протестует, говорит, что прекрасно может идти. Но запинающаяся походка опровергает эти слова, и все его возражения напрасны. Молодая девушка стоит на своем, и наконец кентуккиец сдается и неохотно взбирается в седло. – Теперь, Лолита, смотри, чтобы шаг твой был твердым, или ты не получишь обещанных пиньонов, – заявляет хозяйка мустанга. – Adelante! Nos vamos, senor![43] С этими словами она начинает путь через заросли полыни. Лошадь идет рядом с ней, а две громадные собаки следуют позади, как бы образовывая арьергард. Глава 24. Враги или друзья? Сидя верхом на мустанге, Фрэнк Хэмерсли вершит свой путь, удивляясь необычной провожатой. Встретить такое чудное создание в таком богом забытом углу света, среди безлесной и безводной пустыни, в сотне миль от ближайшего цивилизованного поселения! Кто она? Откуда взялась? Куда ведет его? На последний вопрос ответа ждать недолго – девушка снова и снова подбадривает путника, говоря, что до места назначения уже недалеко. – Вон там! – восклицает она наконец, указывая на два похожих на курган возвышения, вздымающихся подобно близнецам над плоской равниной. – Между ними лежит наш путь. Оттуда нам останется рукой подать – мы уже увидим ранчо. Молодой прерийный торговец не отвечает. У него мелькает только мысль о том, как странно все это: прекрасная незнакомка, ее отвага, удивительная осведомленность наряду с наивностью, благородное поведение, живописная одежда, охотничье снаряжение, громадные псы, следующие по пятам, притороченная к седлу добыча, мустанг, на котором он, Фрэнк, сидит. Все это теснилось и перемешивалось у него в голове, приобретая облик фантастического сновидения. Сцена, представшая его глазам, после того как они обогнули ближайший из курганов-близнецов и вошли в похожую на ворота теснину между ними, кажется ему столь же нереальной. Внизу – в углублении в несколько сот футов, лежит эллипсовидной формы долина, будто кто-то вырезал в поверхности равнины огромный бассейн. Но овальная форма подсказывает кентуккийцу, что это может быть кратер потухшего вулкана. Но где тогда лава, некогда изливавшаяся из жерла? За исключением двух холмов по обеим сторонам, вся местность, насколько хватает взора, ровная, как поверхность мирно спящего озера. Да и само углубление не похоже на вулканическое – ни черных стен, ни шлака, ни обратных потоков лавы, ни груд пемзы. Напротив, тут все поросло свежей зеленью: деревья с листвой разных оттенков, среди которых выделяются темные тона виргинского дуба и пекана, более светлые тона тополей и осыпанные цветом ветви дикой мелии. Серебристый диск в самом центре долины свидетельствует о стоячей воде, а белые прожилки говорят о пенных потоках, низвергающихся водопадами и каскадами. Близ озерца, в самой середине, в небо над макушками деревьев поднимается столб синеватого дыма. Это признак жилья, и стоит путникам продвинуться еще немного по впадине между холмами, как их глазам открывается дом.