— Спасибо. Мне обязательно нужно знать, куда он делся, когда обещал вернуться, по какой причине вообще оставил ее одну? Что говорил, когда звонил ей? Сколько раз звонил, каким тоном разговаривал? Было ли что-то подозрительное в его звонках? Например, он вдруг позвонил на рассвете — такое возможно, это в порядке вещей для него? — Понял, понял, — успокоил меня Гарик. Я продиктовала ему телефон Марии Бураковой. — Звонить ей не нужно, я на крайний случай телефон даю. Она меня отшила по телефону, не думаю, что с тобой станет разговаривать. А еще узнай, пожалуйста, во что Сергей был одет перед отъездом. В частности, не было ли у него с собой желтой спортивной куртки от спортивного костюма? — Что-нибудь придумаю. — Спасибо, Гарик. Побегу. И я бы побежала, потому что мне очень нужно было поговорить с майором Пашковым, а еще больше — с Клавой, но на экране телефона вновь высветилось папазяновское имя. — Ты знаешь, — задумчиво сказал он, — но мне кажется, ты очень в Маше ошиблась. Я, конечно, всего не могу знать, но что ты там говорила про ее нежелание идти на контакт? — Гарик, — уронила я челюсть, — мы попрощались две минуты назад. — Что… как ты успел… объяснишь? — Не буду, — отмахнулся Гарик, — потому что Маше я просто позвонил. — И представился знакомым частного детектива Татьяны Ивановой?! — чуть не взвыла я. — Чушь. Она меня, наверное, и не помнит. — Да, Тань, позвонил. Да тихо ты, все она помнит. Сразу влепила мне: «А что, Татьяна теперь через посредников работает?» Она, я ж говорил, по внутренней сути своей еще ребенок, и если уж искать обходные пути, то они не должны нанести ребенку психологическую травму. Да и дети сейчас, знаешь, умненькие. Поэтому твоя красотка сразу посоветовала мне идти лесом. — А ты и пошел… — пробормотала я. — Пошел. И тебе бы педагогику какую, что ли, полистать. — Полистаю, Гарик. Найду пропажу — и сразу же, прямо на месте и полистаю. — Маша сказала, что будет разговаривать только с тобой. «Вот те на, — пронеслось в голове. — Что-то ты, Танюх, часто стала ошибаться в людях». — Так и сказала? — Нет, я это только что придумал. — Понятно… Тогда отбой. Есть у каждого мыслящего существа то, что он переносит с большим трудом. Киря, к примеру, не любит на людях проявлять чувства. У него и эмоции все какие-то отработанные, ничего лишнего. Тот же Папазян страдает от такого социального явления, как ожидание своей очереди. Даже если перед ним в этой очереди будет всего пара социально неопасных элементов. Да хоть кого возьми… Мои новые знакомые из Очажков. Автослесарь Миша хватается за сердце, если видит, что кто-то наплевательски относится к личному автомобилю. Зоя Константиновна не любит открывать перед чужими душу — ее рассказ о себе дался ей очень нелегко. Майор Пашков терпеть не может панибратства и даже в рамках сотрудничества держит четкую дистанцию. А я, к злости своей на себя же, не всегда могу найти общий язык с человеком младше восемнадцати лет. Я вертела в руках телефон. Пообщавшись с младшей сестрой Сергея лишь один раз вживую, один раз — по телефону и примерно зная о том, как свободно она живет в настоящее время, только по рассказам ее соседки, я и не предполагала, что Маша захочет выйти со мной на связь. Помню же, как она меня встретила, там хорошими манерами и не пахло. Я уже и надежду пообщаться с ней потеряла, хотя, если не врать самой себе, мне было гораздо проще установить за ней слежку. Сейчас это было бы особенно кстати. Но если такой «фрукт» сам падает в руки, то грех отказываться рассмотреть его поближе, прежде чем решать, что он внутри испорчен. И я набрала Машин номер. — Здравствуй, Мария. Гарик намекнул на то, что я не умею общаться с малолетними членами нашего общества. Ну, возможно. Не так уж часто приходилось сталкиваться с ними по делу или без, но если случалось, то некоторый опыт — пусть и слабенький — мной все же нарабатывался. Но это я предвзято, конечно. Подростки, надо признаться, это весьма интересные во многих отношениях элементы. А некоторые могут показать себя в разговоре с очень хорошей стороны. Многие умны, остры на язык, отлично эрудированы. Как-то был у меня случай, когда пришлось кое-что выяснять у целой компании парней и девчонок в возрасте от четырнадцати до шестнадцати лет. И если мальчишки охотнее шли на контакт, то девчонки чаще замыкались и всячески давали мне понять, что с ними все будет не так просто. Нет, они не издевались, но условно я была не из их круга, и они ясно показывали это мне. Удостоверение частного сыщика на них производило весьма слабое впечатление. Доверие, как мне дали тогда понять, нужно было заслужить. И только сейчас, при звуках Машиного голоса, меня осенила, возможно, правильная догадка: девушки не особо жалуют других особей женского пола, ступивших на их территорию. Некоторые будут присматриваться, принюхиваться так, словно я — капкан на тигра. И, конечно, срабатывает чисто человеческое «А вдруг все, что я расскажу, обернется против меня? А вдруг меня неправильно поймут? Я же ничего не докажу потом!». Этот страх я и почувствовала сейчас в Маше. Нет, Маша, я не капкан. — Здравствуйте, — тут же откликнулась она. Голос ее никак не изменился, но вот тон стал совсем, совсем другим. Как будто бы плакала всю ночь и очень устала. Говорила она очень тихо. — Погромче, если ты не против, — попросила я. — Тут связь не очень, а ты еле-еле шелестишь. Заново знакомиться будем? — Вас зовут Таня, вы частный детектив. Вы звонили мне, предлагали помощь, которая мне была тогда не нужна. — Именно так все и было. Ты в порядке? — Если можно так сказать. — Брат не объявился? — Не знаю, — сказала Маша и заплакала. Плохие дела, если человек вдруг начинает плакать. Ее ответ на простой, в общем-то, вопрос тоже насторожил. — Ты точно в порядке? Тебе ничего в данный момент не угрожает? Говорить можешь? — я намеренно частила с вопросами, чтобы ее мысли немного разбежались в разные стороны. С толку это особенно не собьет, но человек может перестать зацикливаться на чем-то одном. — Могу говорить, могу, — успокоилась Маша. — От вас только что звонили, но я лучше с вами. — Действительно, это был мой друг из полиции. Я попросила его узнать, как твои дела. — Я в порядке. Последнюю фразу произнес уже другой человек. Кажется, сестра Сергея взяла себя в руки. Однако быстро она это сделала! Я даже переключиться не успела. Именно такое свойство характера, как сила воли, кажется, у Маши было очень серьезно прокачано. — Рассказывай, — попросила я. — Сереги нет больше недели. Уехал в поселок и пропал. Сначала он звонил мне, а потом перестал, — быстро проговорила Маша. — Как долго от него нет вестей? — уточнила я. — Дней пять не было. А вчера позвонил. — Это замечательно. Что он сказал? — Он говорил очень тихо, будто прикрывал рот рукой… или как там лучше выразиться… Спросил, как мне живется без него, — произнесла Маша. — Прямо так и спросил? Как тебе без него живется? — Прямо вот такими вот словами, — подтвердила она. — Дальше, — попросила я. — Я ответила, что все нормально, он еще про школу узнавал. Я хожу в школу, кстати. Я не пропускаю, если что. — Ты умница, — одобрила я. — Я рассказала, что дома все хорошо. Он еще спросил про деньги. Он оставил мне тут немного. — Сколько денег он тебе оставил? — Пять тысяч рублей, — тихо произнесла Маша. — А на какой срок он оставил тебе пять тысяч, он не сказал? — На время своего отсутствия. Типа, мне должно хватить. — И не назвал день, когда вернется? — Не назвал, — твердо сказала девушка. Пять тысяч рублей… Не очень-то и развернешься на эту сумму за время отсутствия того, кто тебя спонсирует, если спонсор даже не назвал дату своего возвращения. Нужно будет экономить, что, скорее всего, для Маши явилось заданием трудновыполнимым. — О чем-то еще он спрашивал, Маша? — Да… про деньги. Я ответила, что денег хватает. И знаете, он откладывал, и я знаю, где именно он их хранит дома. — Залезла в заначку? — рискнула я ненадолго перевести тему разговора. — Там копейки, — спокойно ответила Маша. — Это раз. Во-вторых, не было необходимости. Пять тысяч — разве это деньги? Это небольшая сумма, подумала я. Но только в том случае, если ты не знаешь, сколько получает твой брат и сколько нужно потратить, чтобы у тебя было все для более-менее нормальной жизни. — Это хорошо, что тебе хватает, — сказала я. — Если ты говоришь правду, конечно. — Я говорю правду, — ответила Маша. — В общем, я спросила, когда он вернется. На последнем слове голос ее словно дал трещинку. Не ту, которую называют ложью, а ту, которая предвещает скорые женские слезы. — А он что? Маша молчала.