Высвобождение покупок и их сортировка заняли минут пять. Кое-что из купленного в «лавке Рашида» тут же отправлялось в кухонную раковину. План хоть как-то поднять дух Зое Константиновне был прост и сложен одновременно: я задумала приготовить кое-что к столу, но давно этим не занималась. Пока руки были заняты, появилась возможность спокойно все обдумать. Благо теперь я не в пути, а совсем даже пришла в нужную точку. Тут же вспомнилось, как недавно я, задумавшись, по колено забрела в придорожные заросли. И тогда, и сейчас, зайдя в дом и споткнувшись, я не разбирала дороги под ногами по одной причине: пыталась как-то систематизировать то, что удалось узнать о семье Степновых и о тех, с кем ее члены контактировали. Из всех этих людей три человека пропали. И пропали именно те, кто были замешаны в одном очень нехорошем деле. Исчезли. Картина вырисовывалась не в светлой цветовой палитре. Сплошные серые краски, а по центру — алое пятно, яркое и расплывающееся. Вот такой вот метафорический кадр стоял перед глазами. Иначе не назовешь. Ни радости, ни надежды в жизни всех этих людей в последнее время не наблюдалось. Или мне только так кажется? Но что-то все-таки от меня ускользало. Олег Степнов, которого мне было никак не найти. На «сцену» уже вышел его отец, за что спасибо Клаве. Я многое узнала о Сергее от его коллег и соседей. Даже об Игоре Толубееве получилось кое-что раскопать. Но вот Олег… мистическая какая-то фигура. Ни увидеть, ни поймать. В кухонном шкафу нашлись сковородка и кастрюля. У самой дальней стенки шкафа обнаружилась широкая миска из нержавейки. Прекрасно подойдет для выпечки. В кастрюльку лилась вода, в сковородке затрещало подсолнечное масло. Голубые огоньки хороводом заплясали вокруг газовых конфорок. Морковь, лук, картошка, помидоры купались в раковине в проточной воде, на столе появилась разделочная доска — мне все надо было быстро помыть и нарезать. Нет, думала я, открывая упаковку с фаршем и скатывая в ладонях небольшой мясной шарик, не все мне понятно. Про Олега я знаю очень мало, хотя Клава достаточно четко обрисовала мне черты его характера. Ну, Зоя Константиновна, понятное дело, поделилась всем, о чем знала. Через силу. Рассказывать малознакомому человеку о погибшем сыне… это, мягко говоря, трудно. Что-то подсказывало мне начать сначала, но зайти с другой стороны. Можно было бы успокоиться великим и могучим «захочет — расскажет», но не та ситуация. Ждать можно долго, а услышать совсем не то, что нужно. Зою Константиновну мне надо было непременно разговорить, и сделать это на спокойной ноте, иначе человек может закрыться или начать проявлять агрессию. Фрикадельки начали подниматься со дна кастрюли на поверхность воды. Пора было приниматься за овощи. Если все получится, то порадую Зою Константиновну вкусным супчиком. Если, конечно, она вообще способна чему-то радоваться. Мысли продолжали крутиться в голове с дикой скоростью. Как себя чувствует человек, который с рождения жил в достатке, а потом остался без всего? На этот вопрос мне смог бы ответить сам Олег, но я даже издалека его не видела. Связан ли визит Сергея в Очажки с тем самым старым уголовным делом о пропаже человека? Где сейчас находится серая «Волга»? Одним из ее пассажиров был именно Олег. А вот второй? Точно ли Сергей? Похоже, что он. А вдруг Михаил обознался? Куда эти двое поехали на «Волге», зачем? И почему Клава, которая ревностно оберегала семью Степновых, явно не все мне рассказала? Что там за люди? Почему после смерти Георгия Юрьевича Ирина, мама Олега, почти перестала выходить из дома? Что там скрывают такого, что даже бывшая домработница меня бы на порог их дома не пустила? Вопросы накручивались друг на друга, создавая запутанный клубок из версий и предположений. Обжарив лук и морковку, я подселила к ним крупно натертый соленый огурец и свежий помидор. Через пять минут заправка для картофельного супа с фрикадельками была готова. По времени на суп ушло минут сорок. Теперь нужно включить духовку. Миксера на полках не обнаружилось, но нашелся старенький венчик. Им-то я и превратила яйца с сахаром в плотную белую массу. От долгого взбивания устала рука. Потрясла кистями, потерла запястья. Неудачно шагнула — снова заныло ушибленное колено. Мука, ванилин, щепотка соли. Пакетик разрыхлителя. Удивительно, но я и его нашла в «лавке Рашида». Там же обнаружился кулечек с маком, который я промыла и высыпала в тесто. Смазав дно и стенки найденной мной миски кусочком сливочного масла, я вылила в нее тесто и отправила в духовку. Пирог должен был получиться вкусным. Иной исход меня сильно расстроит. Наградить себя за «кухонный» подвиг было решено чашкой кофе и сигаретой, но до этого я хотела быстро провернуть одно дельце — осмотреть комнату Зои Константиновны, в которую случайно зашла вчера. Уж слишком неоднозначной оказалась ее реакция на то, что я ошиблась дверью. Далеко не все люди переведут неловкость в шутку — Зоя Константиновна была из их числа. В принципе, я могла бы осмотреть помещение и до того, как принялась за готовку, но суп и пирог были в легком приоритете, потому что хотелось успеть управиться на кухне до прихода хозяйки. В комнату же я могла попасть в любое время. Проверив духовку и удостоверившись в том, что мое постоянное дежурство возле нее не потребуется в течение какого-то времени, я подошла к заветной двери и попыталась ее открыть, надеясь на то, что в этот раз ни с кем там не встречусь. Дверь не поддалась. Если комната закрыта, то это не проблема — сейчас поднимусь в свой номер, достану отмычку, вскрою замок. Странный звук, который я услышала, заставил меня замереть на месте. То ли стон, то ли что-то еще, прозвучавшее, возможно, с улицы. Все бы ничего, но источник звука был совсем рядом. Я подождала, послушала тишину. Сильнее надавила на дверь, и она приоткрылась на пару сантиметров, не более. Теперь стало ясно, что комната была не заперта, а дверь явно во что-то упиралась. В этот момент я перестала осторожничать и ударила ее плечом, а когда просвет оказался достаточно широким, то я увидела руку человека, лежащего на полу. Уже наплевав на вежливость, я с трудом протиснулась внутрь и ахнула — голова лежавшей ничком Зои Константиновны была в крови, а сама она не подавала признаков жизни. Во времена своей прекрасной юности я очень боялась очутиться в следующей ситуации: ты захочешь оказать помощь, но что-то пойдет не так. Страх не справиться и все испортить зачем-то прочно засел в голове, чуть было не превратился в фобию. Сейчас, в Очажках, когда я стояла на коленях возле лежащей на полу женщины с разбитой головой, «не так» заключалось в том, что я абсолютно не знала, как и кому сообщить о том, что Зоя Константиновна тяжело ранена в своем же собственном доме. Давным-давно, когда мне было лет шестнадцать, в подъезде собственного дома я обнаружила стопку старых книг. Их явно не хотели выбрасывать и оставили на подоконнике рядом с почтовыми ящиками. Мимо пройти не получилось, и я бегло просмотрела «библиотеку». Это были издания фантастики, к которой я была равнодушна, но в самом низу вдруг нашлась субтильная брошюрка, в которой коротко описывались процессы оказания скорой медицинской помощи в условиях, мало приближенных к амбулаторным. Вот эту книженцию я и прихватила тогда с собой. Позже я ее внимательно изучила и осталась благодарна автору за такое немногословное и, главное, понятное объяснение того, о чем многие не знают. Не знала и я. Как зафиксировать перелом, сохранить ампутированный фрагмент тела или соорудить носилки из веток, обработать ожог или распознать первые признаки сотрясения головного мозга. Что можно и что нельзя творить с собой или с другим человеком во время сердечного приступа, какими бывают симптомы отравления различными веществами. А еще в книжке шла речь о том, как распознать именно сердечный приступ среди других приступов, очень на него похожих. Да мало ли их у человека бывает, этих приступов? Человеческий мозг — товарищ с довольно мерзким характером и, что бы там ни говорили, себе на уме. Иначе как можно объяснить тот факт, что в ситуациях, требующих оказания срочной медицинской помощи, я, ни разу не медик, сразу же включалась в процесс? Память моментально выдвигала на первый план все, что было для этого нужно, а мозг заставлял мои руки совершать всякие акты милосердия. Видит бог, та потрепанная книжечка попалась мне не зря. Я не решилась перевернуть Зою Константиновну на спину. Присела рядом, нащупала пульс. Позвала по имени. Доказано, что человек «идет» из забытья на голос как на свет и иногда приходит в сознание. Но на мой голос она не реагировала. Теперь надо было разобраться с полицией. Около входной двери на стене висел небольшой пробковый щит с приколотыми к нему бумажками. Среди них я обнаружила распечатанный, видимо, для проформы список номеров «горячих» телефонов. Как и предполагалось, там был номер дежурной части местного отделения полиции. После сообщения о нападении в больницу я уже звонить не стала. Как правило, в таких случаях оперативники ставят звонок в актив и сами извещают о необходимости прибытия на место происшествия всех, кто там должен быть. И оперативники, и врачи приехали быстро. Мне оставалось отойти в сторону, чтобы не мешать их работе. Пришлось какое-то время постоять, вжавшись в стену и наблюдая за слаженными действиями ребят из областной полиции. Работали они споро, почти без разговоров. Времени не теряли. Зою Константиновну сразу же отправили в больницу. Два неулыбчивых фельдшера перебросились парой слов с полицейскими. Я придерживала входную дверь, чтобы носилки не зацепились за косяк. На улице около «Скорой» собралась кучка зевак — человек, наверное, двадцать. — Какие прогнозы? — спросила я у одного из фельдшеров перед тем, как он погрузился в «Скорую». — Как мне с вами связаться? Может, мой телефон запишете? Или свой дадите? Фельдшер был лысым, имел невысокий рост и короткие упругие ножки в вытертых джинсах, мелькавшие из-под белого короткого хрустящего халата. — Звоните в приемный покой, — поставил он меня на место. — Жить будет. А вы кто такая, могу поинтересоваться? — Можете, конечно. Я знакомая, — как можно спокойнее ответила я. — Снимаю комнату в этой гостинице. — Обследуем — увидим все, что есть, — пожал плечами фельдшер. — Сотряс она получила, несомненно, знатный. И звоните в больницу вечером. Ладно. Вечером. — Поехали, Гена, — обратился он к напарнику. А я, минуя кучку любопытных, вернулась в дом. Полиция к тому моменту уже все осмотрела, эксперт произвел необходимые анализы и вскоре отбыл в неизвестном направлении. Следователь же остался, чтобы задать мне пару вопросов. Немолодой, весьма молчаливый, он тихо представился: — Майор полиции Пашков Егор Егорович. После чего устроился заполнять протокол на кухне. Я отвечала на вопросы, курила, пытаясь уместить в голове случившееся. На улице было тепло и солнечно, в доме стоял запах свежей выпечки, на плите остывали кастрюля с супом и ванильный пирог, который я успела вынуть из духовки. А за кулисами этой сцены благополучия происходили очень нехорошие вещи. История о пропавшем старшем брате превращалась в многосерийную драму, герои которой удивляли зрителя, заставляя его пребывать в напряжении. Особенно теперь, когда пролилась первая кровь. Стало совершенно ясно, что в Очажках все не так уж и гладко. Одно потянуло за собой другое, и главное теперь — распутать все ниточки, не повредив их структуру. Так что помочь следователю Пашкову Егору Егоровичу я на данный момент особенно не могла. Для него мои показания несли мало информации. Да, приехала сюда по делам. Да, сломалась машина, пришлось задержаться. Да, сняла номер в этой гостинице. Сегодня решила приготовить обед для себя и для хозяйки. Нет, я не знала, что она лежит в соседней комнате на полу, истекая кровью. Нет, я ничего не слышала. Что, простите? Да, я уверена, что я не собиралась ее убивать. Измучив меня и, как мне показалось, себя тоже, Пашков оторвался от своей писанины. — Татьяна, а вы в курсе, что такое серьезное происшествие в Очажках происходит впервые за десять лет? Наверное, у него есть причины говорить неправду, подумала я. — Не в курсе. Следователь помолчал. — Вы о нападении на человека в его собственном доме? — спросила я. — А почему вы решили, что на Зою Константиновну напали? — На нее именно напали. Я вдруг почувствовала злость. Тут же все как на ладони. Я сама работаю в этой системе, прекрасно понимаю, что преждевременные выводы не приветствуются, нужны доказательства, и серьезные. Но иногда бывает, что главную роль играет время. Любая отсрочка может быть равна проигрышу. Вполне вероятно, что нападавший сейчас находится ближе, чем кажется. Такая банальщина, как «он не мог далеко уйти», иногда имеет под собой веские основания. Только вот не хватать же каждого, на кого падет тень подозрения? Это тоже, знаете ли, не по-людски. — И она не успела оказать сопротивления, — продолжала я. — Может быть, не захотела. С какой целью было совершено покушение, пока непонятно. Мне — точно. Возможно, ее хотели устранить. Или припугнуть. Вы же осмотрели комнату. Там не было следов борьбы. Видели место удара? Там кровь едва успела запечься. И вырвалось-таки сакральное: — Тот, кто ее ударил, не мог далеко уйти. — Предлагаете выйти на порог и разрядить обойму в воздух? — спокойно отреагировал Пашков. — Думаете, преступник выйдет из сумрака в мокрых от ужаса штанах? Вот тут же, да? Или сдастся, потому что уже помирает от мук совести? — Не надо ерничать, Егор Егорович. Пашков с легкой улыбкой достал из кармана пачку сигарет, посмотрел на нее и убрал обратно. — Как-то в соседней деревне обнаружили труп пожилого мужчины, — заговорил он. — Помню эту историю очень хорошо, потому что был моложе лет на двадцать, мозг еще впитывал новый опыт. Итак, представьте себе, живет семья. — Представила. — Очень хорошо. Благополучная семья, взрослые дети, родители-пенсионеры. Ни алкоголики, ни наркоманы, работают, учатся, по ночам в вампиров не превращаются. С соседями и коллегами отношения хорошие, внутрисемейные — тоже. Придраться не к чему. Абсолютно. В общем, везде все гладко — и вдруг случается происшествие. В один прекрасный день главу семейства находят мертвым в собственном доме. Со свежепробитой головой. Следов борьбы не обнаружено. Вопрос: кто и за что? — Причина смерти? — уточнила я. — Правильно мыслите, — кивнул Пашков. — Он скончался от сердечного приступа, а не от полученной травмы. — И к чему вы это мне рассказываете? — К тому, что он успел сделать пару шагов перед тем, как упасть. Стажер наш тогда все искал следы преступника, который, по его предположениям, должен был влезть в окно. Единственное незакрытое окно во всем доме. Не нашел. Свидетелей тоже не было. Никто ничего не видел. Дом был заперт изнутри, следов борьбы в комнате, как я уже сказал, тоже не обнаружилось, а под окном со стороны улицы ни одна травинка не была смята. Пока областной эксперт выдал заключение по результатам вскрытия, пока они добрались до нас… И только потом мы нашли убийцу. — Это был настойчивый продавец брендовой косметики? — Продавца в глухой деревне мы бы задержали сразу. Вот он бы точно не смог далеко уйти. — Да ладно. — Все это время убийца находился в той самой комнате, — припечатал Пашков. — Послушайте, — поморщилась я. — Рассказ интересный, но к чему это все? Какое отношение… — Все выяснилось благодаря повторному, более детальному осмотру места происшествия. Оказалось, что старик оступился и упал, а в полете попытался головой обломать ручку старого кресла. Да, это было старое кресло с деревянными подлокотниками, тогда их покрывали лаком, который потом трескался и темнел. Именно на одном из подлокотников обнаружились едва заметные следы крови. Человек был трезв, ни с кем не боролся. Просто зацепился ногой за край половика, и все. Будний день, все на работе. Помочь некому. Полежал немного без сознания и умер. Но сначала тоже казалось, что его ударили по голове, потому что все вокруг об этом говорило: его поза, приоткрытое окно. Нам хотелось искать нападавшего, а по факту имело место лишь неприятное стечение обстоятельств и слияние факторов, которые привели к летальному исходу. Я все еще не понимала. — Где связь? Следователь протянул мне протокол.