— Да нет, Миш, нет такой нужды. — И правильно. Целее будете обе: и вы, и ваша «ласточка». Осталось у меня еще одно дело к этому замечательному автослесарю. — Миш… Мне бы хотелось кое о чем спросить. — Давайте, — легко согласился Михаил. — И перейти на «ты». — Давай. — Ты вот рассказывал про «Волгу», на которой приезжали Степнов и Бураков. — Верно, — кивнул Михаил. — Обыкновенный осмотр, оценочный, предпродажный, так сказать. — Независимый эксперт, так сказать, — улыбнулась я. — Вас тут хвалят, уважают. — Не слушайте их, — расплылся в улыбке Михаил. — И сколько может стоить такая машина, как «Волга», которую вы видели? — Ну, как… — Миша зачем-то закрыл один глаз, а другим уставился куда-то вдаль, — машина старая, раритет. Такие сейчас могут много денег стоить, если в хорошем состоянии. «Волги» вообще принадлежат к некоей отдельной касте отечественного автопрома. Эти машины массово производились на Горьковском автозаводе. Сокращаем название, получаем аббревиатуру — «ГАЗ». Знаешь, чем гордятся «газовцы»? — Не имею понятия, Миш. Красивой «мордочкой» у своих поделок? — Голосом. — Чего?.. — У «Волги» особый «голос», — объяснил Миша. — Гулкий, грудной. Ее вслепую можно узнать, еще не увидев. По звуку мотора. — Да ладно. Машина-призрак? Звук есть, а автомобиля не видно? — И такое бывает, — усмехнулся автослесарь. — Может, когда и пригодятся тебе эти знания. Я ему верила. Не имела никаких оснований не доверять этому парню. Пока что. — Значит, та «Волга» все-таки была дорогой? — Я не знаю, сколько он за нее просил, — уточнил Михаил. — Мне не доложили, помнишь? Может, там какой-то родственный случай. Или машина уходила за чьи-то долги. Или по дарственной. Я не знаю, помочь не смогу, извини. Но если отбросить всю лирику, то скажу, что именно эта «Волга» имеет все шансы уйти за неплохую цену. Год выпуска, состояние… Все шансы. — Спасибо, Миш, — вздохнула я. — Пойду обратно в Очажки. Наведаюсь завтра. — Заходи. Был рад. — До свидания. Покинув автосервис, я не спешила как можно быстрее оказаться в Очажках. Вон они впереди, никуда не делись со всеми своими деталями: облезлыми фонарными столбами на фоне ржавого цвета осенней листвы, в которую укутались местные яблони и дубы, а также иные деревья, названий которых я не знала, ароматищем шашлыков, слабыми отзвуками человеческих голосов. Я решила пройтись и подумать. Достав сигарету и предусмотрительно сойдя с проезжей части на обочину, я потихоньку двинулась вперед и начала вспоминать рассказ Клавы о семье Георгия Юрьевича Степнова, в которой ей довелось бывать очень часто. Звонок мобильного телефона и напугал, и вывел из состояния отрешенности. Я обнаружила, что стою уже не на обочине дороги, а по колено в сизых от грязевых брызг лопушиных кустах, вся в репьях, в разводах блеклой паутины и, главное, нахожусь спиной к проезжей части. Как я туда забрела и зачем остановилась? Спросите у того, кто меня видел в этот момент, потому что я за собой со стороны не наблюдала. Но если бы я ехала на машине по дороге и увидела чувака, торчащего в репейнике к проезжей части спиной, то у меня была бы, скорее всего, в голове только одна мысль о том, что тип этот очень странный. И я проехала бы мимо. Но вопросы бы у меня остались. — Да! — рявкнула я в динамик, выбираясь из зарослей. Нога зацепилась за что-то у самой земли, я рванулась посильнее, выдирая из спутанных кустов пустую пластиковую бутылку из-под газировки. Она с каким-то тихим воем отлетела в сторону. — Тань, — Юлька, душа моя, мой шпион, мой помощник и просто человек, с подачи которого и началось это расследование, была очень взволнована. Ну, вот просто крайне сильно. Она практически источала истерию на уровне каких-то импульсов. — Тань! Таня! Тань, не молчи, ну, Тань! — Да тут я! — О, — тут же успокоилась Юля, — а чего молчишь-то? — Грибы собираю, — сообщила я. — Что случилось? — Да ничего. Просто хотела узнать. — Узнавай. Вот как раз самое время поболтать с подруженцией. Антураж, так сказать, соблюден. Я обогнула поворот и вошла в Очажки. Сейчас зарулю в кафе к Кате, потом заскочу в гостиницу, там душ, обед, в номере проверю почту… В который раз уже я шла мимо дома, возле которого восседал на старой лавке злобный старикан. Как и прежде, он заметил меня издалека и теперь провожал немигающим взглядом. Порадовало, что сейчас я проходила перед его орлиным взором с мобильником около уха. Пусть видит, что мне на него плевать. Но меня отчетливо стал напрягать этот момент. Дедок реагировал на меня уж слишком убийственно. Прямо-таки имел ко мне какой-то свой интерес. Надо будет позже подкатить к нему. Может, разговор прояснит мотивы его поведения. — Ничего нового, Тань? — Ничего пока не могу тебе сказать. Как там Маша? — Маша-то… — Юлька помолчала, — кажется, лучше всех. Прошлой ночью музыка гремела на весь дом. Такое ощущение, что она Сергея на курорт отправила, а теперь ушла в такой отрыв, что впору требовать с нее анализ крови. — Зачем анализ-то? — не поняла я. — А чтобы обнаружить, сколько этой самой крови осталось среди дури, которую она пускает себе по вене. Потому что невозможно понять, почему это малолетка вдруг резко стала такой взрослой и счастливой, имея на сегодняшний момент недавнюю потерю родителей и исчезновение родного брата. — Все так плохо, Юль? Празднует? — Все так, как я объяснила. Гудит. Думаю, соседи вполне могут вызвать полицию. — А на какие деньги, интересно? — возник у меня вопрос. — Наверное, друзья помогают, — ответила Юля. — Я тебя поняла. — Забыв о старике, я прибавила ходу, торопясь к гостинице. — Если что-то пойдет не так, то набери, пожалуйста, Кирьянова. Он в курсе, что я не в Тарасове. Он поможет разобраться. — А ты скоро вернешься? — спросила Юля. — И что мне делать, если появится Сергей? Позвонить тебе? — Я пока тут побуду, Юль. Что-то мне подсказывает, что вряд ли Сергей появится. Но всякое может быть. Появится — прекрасно. Просто сообщи мне, да. — Да. Извини за то, что отвлекла. — Не придумывай. И звони в любое время. Отключившись, я поняла, что вопросов к Маше у меня прибавилось. Поговорить бы с ней тет-а-тет, а дальше уж как пойдет. Но что-то удерживало меня от немедленного возвращения в Тарасов с целью ворваться в ее квартиру. Что-то, что было совсем близко — только руку протяни. Глава 4 Время двигалось очень медленно, и я решила вернуться в гостиницу и все хорошенько обдумать. Итак, восьмидесятые годы прошлого века. Есть совхоз «Очажки», а директором в совхозе трудится самый что ни на есть абориген — Георгий Юрьевич Степнов. Дважды был женат. Первый брак вышел ему боком, жена, по словам Клавы, оказалась дамой легкого поведения. К тому же была требовательной не по ранжиру. А еще любила шумно погудеть с горячительными напитками и друзьями с сомнительной репутацией. Являлась профи в организации ежедневных семейных скандалов. С такими супругами и обычным гражданам бывает трудновато, а Георгий Юрьевич занимал такой пост, которому надо соответствовать в любом моральном состоянии. Вот и терпел, пока мог. Плюс дочка — предмет шантажа со стороны супруги. Положение дел усугубляло место проживания Степновых — не город все-таки, все кругом совхозное, все знакомы между собой. О том, что Георгий Юрьевич имеет проблемы в семейной жизни, знала каждая гусеница. И Георгий Юрьевич в конце концов не выдерживает — подает на развод с женой-тираном. Накипело. Психанул. Дочь Валентина отца за такой поступок не прокляла, но после развода родителей осталась жить с матерью. Мать, получив свободу, начала быстро сдавать в физическом плане. Видно, разгульный образ жизни ни здоровья, ни сил все же не прибавил. Валя учится в школе, живет с мамашей и частенько видится с отцом, который вскоре снова женится. Привычка — великое дело. Георгий Юрьевич Степнов не изменил себе, ибо снова взял в жены местную жительницу. Все Очажки, рассказала мне Клава, перетирали эту тему. Все ждали вторую серию спектакля «В местном ЗАГСе его уже знали в лицо», но ожидания не сбылись — на этот раз директор совхоза попал «в яблочко». Второй его брак оказался более счастливым. Жена вдвое моложе мужа, которая слушает каждое его слово и не создает никаких проблем, — это вообще счастье. Мужик заслужил, как говорится. На фоне этих перемен дочь Валентина окончила школу и метнулась в Тарасов, где поступила в институт, а потом вышла замуж за однокурсника. Степнов-старший, как уточнила Клава, очень волновался за дочь, но причины ее бегства понимал прекрасно, потому что с содроганием вспоминал жизнь с первой женой, которая могла доконать кого угодно. Вон, даже родная дочь и та смоталась при первой же возможности. В общем, между отцом и дочкой была крепкая связь. — Знаете, Таня, — рассказала мне Клава, подливая горячий кофе, — такое, конечно, случается, и не редко, но всегда вызывает интерес. Ну, сами посудите. Второй ребенок Георгия Юрьевича родился через два года после того, как его дочь стала мамой. И оба младенца — мужики. У Георгия сын Олег, у дочери — сын Сергей. Вот когда Олег родился, примерно тогда я и стала приходящей домработницей у Степновых. Не сразу, сначала-то все по мелочи, а потом он официально предложил мне это место. То его жене с ребенком помогала, то готовила, то в магазин ходила, то банки закручивала… Он хорошо платил. Он уважал меня, Таня, хоть за общий стол никогда не приглашал. Но обид у меня никаких не было, потому что я не немощь какая-то, а человек вполне самостоятельный. И живу через дорогу, это было удобно и ему, и мне. Я понимала, что есть личные отношения, а есть работа. Вот и работала. Он установил четкие границы в общении. Было ясно, что я больше других знаю о том, что происходит за его забором, но никогда не трепалась об этом. Ни разу в жизни не позволила себе произнести его светлое имя в плохом контексте, даже если меня об этом очень просили. А просили ой как сильно, Таня. Многим хотелось знать, что у него и как, несмотря на то, что он всегда жил открыто, как на ладони. Но если ты занимаешь высокий пост, то приготовься к тому, что люди всегда будут знать, что у тебя происходит. В поселке полно любопытных, и не все среди них хорошие или приветливые. Я берегла и свою работу, и его доверие к себе. Он был… настоящим мужчиной. Мудрым и понимающим. Любил свою семью. Дочь Вальку просто обожал. За Олега всегда переживал, многое прощал ему. Ирину, вторую жену, берег, носил на руках, баловал. Он был не из тех, кто делал плохие вещи себе в угоду, подставлял других или нагло использовал служебное положение. Если что-то и было, то ему это ничего не принесло, я-то точно знаю. А ведь мог бы блеснуть авторитетом, знаете ли. Сына из школы на служебной машине забирал, это было, да. Помнится, наберет полную «Волгу» детишек и по хатам развозит. Об этом почему-то не вспоминают. Дом вот крепкий себе построил, многое приколотил своими руками. Но кто помнит, что он строил его долго, вместе с рабочими торчал на стройке, а все стройматериалы лично сгружал с грузовиков? Кто сейчас расскажет, что он одного строителя, поранившего руку, лично проводил до больницы и выплатил ему компенсацию из своего кармана? Такого не помнят, Таня. Он же каждого нашего алкаша знал в лицо, здоровался и спрашивал, как дела. За свои собственные деньги хотел отправить на лечение бывшую жену, только она его на порог не пустила. Сам ходил за детским питанием и выгуливал сына в коляске. Детский садик наш облагородил, выбивал путевки старикам в санаторий. И все это тогда, когда еще на пенсию не вышел. Кому такой чиновник нужен, кроме жителей? Вот и подвинули его при первой же возможности. Когда его сняли с должности, он напился и сказал мне примерно такие слова: «Вот ведь, не успел наворовать за эти годы. Не сумел». Потом протрезвел и сделал вид, что ничего не говорил. А я — что ничего и не было… Осталось завернуть за угол — и я снова окажусь на главной улице. Впереди будет развилка, справа — кафе, слева — лютый дед на лавочке. Прямо родные пенаты. Но пока я не вернулась, все же стоило попробовать еще раз прокрутить в голове рассказ Клавы. Часть вторая. На сцене все те же. На чем я там остановилась… Мальчики. Отец и дочь Степновых произвели на свет двух, как их назвала Клава, «мужиков». «Мужики», которые имели разницу в возрасте всего в пару лет и приходились друг другу близкими родственниками, имели все шансы сдружиться. Георгий Юрьевич частенько зазывал к себе в гости дочь с внуком, чтобы те отдохнули от города. Но Валентина не любила надолго оставаться в Очажках. То ли неприятно ей было свое детство вспоминать, то ли семейные дела обратно в Тарасов звали… Клава причин не знала. Валентина привозила сына к своему отцу, но в его доме не жила — останавливалась у вечно болеющей и злой на весь мир матери, приводила в порядок дом, собирала какие-то справки, а через несколько дней отбывала обратно в Тарасов. Сергей, таким образом, никак не мог избежать тесного общения с Олегом. Гостил у деда подолгу, неделями. А Георгий Юрьевич, если ему позволяла работа, с радостью занимался с мальчишками всякими хулиганствами. — Они однажды ночью залезли в сад к соседям, набрали в наволочку гору яблок, которые с яблонь попадали, и испекли огромную шарлотку, — вспоминала Клава. — Серьезно? — не удержалась я.