Здесь нужна была Розлайн или Катриен. Они бы утишили ее страхи, причесывая на ночь. Они бы нашли что сказать, сумели бы подготовить ее к неизбежному союзу с князем Обрехтом. – Ты видишь сны, Эда? Вопрос застал ее врасплох, но Эда совладала с собой. – Мне снится детство, – ответила она, – и все виденное днем, сотканное в новый узор. – Хотелось бы и мне так. Мне снятся… ужасные вещи, – пробормотала Сабран. – Я не рассказывала своим дамам, чтобы они не испугались за меня, но… тебе я расскажу, Эда Дариан, если хочешь. Ты крепче других. – Конечно. Она свернулась на коврике у огня, поближе к Сабран, сидевшей прямо как палка. – Мне снится приют в тени лесов, – начала королева, – и солнечные пятна на траве. Вход заплетен пурпурными цветами – думаю, цветами сабры. Они растут у края света. Говорят, их нектар сияет, как звездный свет. Здесь, на дальнем севере, они – лишь легенда. Все там прекрасно и радует слух. Чарующе поют птицы, веет теплом, но на тропинке под моими ногами самоцветами краснеют капли крови. Эда кивнула, показывая, что слушает. В ее сознании металась какая-то мысль. – В конце тропинки я вижу большой камень, – продолжала Сабран, – и протягиваю к нему руку, только она кажется мне чужой рукой. Камень раздается надвое, а в нем… – Голос у нее сорвался. – В нем… Камеристке не подобает касаться королевы. Но Эда, взглянув на осунувшееся лицо Сабран, взяла ее руку и сжала между ладонями: – Я здесь, моя госпожа. Сабран устремила на нее взгляд. Прошла минута. Медленно другая рука Сабран поднялась и накрыла их сплетенные пальцы. – Из расщелины хлещет кровь. Мои руки, живот – все в крови. Я прохожу сквозь камень в круг стоячих камней, какие встречаются здесь, на севере. И вокруг меня повсюду кости. Маленькие кости. – Она закрыла глаза, губы ее дрожали. – Я слышу страшный смех и понимаю, что смеюсь я. И тогда я просыпаюсь. Эда глаз не сводила с Сабран. Королева сказала правду: Розлайн и Катриен перепугались бы. – Этого нет. – Эда крепче сжала руки. – Ничего этого на самом деле нет. – У нас рассказывают сказку про ведьму. – Сабран слишком далеко ушла в воспоминания, чтобы услышать ее. – Она воровала детей и уводила их в лес. Ты ее знаешь, Эда? Помедлив, Эда ответила: – Лесная хозяйка. – Тебе, наверное, как и мне, рассказал Артелот. – Маргрет. Сабран рассеянно кивнула: – Ее всем детям на севере рассказывают, чтобы не заходили в дебри – ее жилище. Она много древнее моего предка, но мой народ страшится ее до сих пор. – Кожа над воротом ее сорочки подернулась мурашками. – Мне мать рассказывала сказки о море, а не о суше. Я никогда не верила в Лесную хозяйку. А теперь боюсь, что она жила на самом деле и еще жива, еще колдует надо мной. Эда молчала. – Это только один из снов, – продолжала Сабран. – В другие ночи мне снится, что я рожаю. Этот сон я вижу с тех пор, как уронила первую кровь. Я умираю, а моя дочь рвется из меня. Я чувствую, как она разрывает мое тело – как нож рвет шелк. А у меня между ногами, готовый ее проглотить, – Безымянный. Впервые за восемь прожитых при дворе лет Эда увидела на веках Сабран капельки слез. – Кровь все течет, горячая, как железо в горне. Она заливает мне бедра, склеивает их. Я понимаю, что раздавлю свое дитя, но если я дам ей вздохнуть… она упадет в пасть зверя. Сабран закрыла глаза, а когда открыла – глаза были сухи. – Этот кошмар больше всего меня мучит. Тяжесть короны давила ее. – Сновидения дотягиваются далеко в наше прошлое, – тихо заговорила Эда. – Артелот рассказал вам сказку о Лесной хозяйке, и теперь она преследует вас. Разуму случается бродить странными путями. – Я бы с тобой согласилась, – уставившись в пустоту, проговорила Сабран, – только эти сны начались задолго до того, как благородный Артелот поделился со мной той историей. Лот говорил Эде, что Сабран не спит без свечи. Теперь она знала почему. – Ты сама видишь, Эда, – говорила королева. – Я не сплю не только из страха перед чудовищами у порога, но и страшась чудовищ, порожденных моим разумом. Тех, что живут во мне. Эда еще крепче сжала ее руку. – Вы – королева Иниса, – сказала она. – Вы всегда знали, что когда-нибудь вам предстоит носить корону. – (Сабран вглядывалась в ее лицо.) – Вы боитесь за свой народ, но не можете выказать страх на людях. При свете дня вы носите такую тяжелую броню, что на ночь сил не хватает. Ночью вы – лишь плоть. А даже королевская плоть подвержена страху. Сабран ее слушала. Зрачки ее расширились так, что вытеснили зелень глаз. – В темноте мы наги. Такие, какие мы есть. Ночью наши страхи являются нам полнее всего, ведь у нас нет сил им противостоять, – продолжала Эда. – Они всеми средствами пробираются в вас. Бывает, что ночь берет верх, – но никогда не верьте, что вы и есть ночь. Кажется, королева осмыслила ее слова. Взглянула на их сплетенные ладони и медленно согнула зажатый в руке Эды большой палец. – И опять ты хорошо говоришь, – сказала она. – Мне нравятся твои слова, Эда Дариан. Эда глядела ей в глаза. Ей представились два самоцвета, падающие наземь, разбитые изнутри. Такие глаза были у Сабран Беретнет. У самого порога прозвучали шаги. Эда встала и успела сложить руки перед грудью, когда вошла Катриен. Она поддерживала даму Арбеллу Гленн, почти бестелесную в просторной ночной сорочке. Сабран протянула руки к старейшей из дам своей опочивальни. – Белла, – позвала она. – Иди ко мне. Я хотела поговорить с тобой о приготовлениях к свадьбе. Арбелла, улыбнувшись, заковыляла к своей королеве, и та взяла ее за руку. С увлажнившимися глазами, с безмятежным лицом. Арбелла погладила черные волосы Сабран за ухом, словно приласкала дочь. – Белла, – пробормотала Сабран, – не плачь. Я этого не вынесу. Эда выскользнула за дверь. Когда Сабран и Арбелла легли, Эда рассказала Катриен, какие нужны отвары, и дама гардероба, хоть и слушала недоверчиво, послала за ними. Лекарство дали отведывателю, после чего поднесли королеве, а Эда заняла свой ночной пост. Калайба. Это имя носила Лесная хозяйка в Лазии. Откуда бы инисцам знать, что давний ужас лесных дебрей существовал во плоти, только очень далеко от них? И что вход в ее логово стерегли цветы сабры? Сабран никогда не видала Приюта Вечности. И если видела его во сне – это неспроста. Проходил час за часом. Эда замерла у дверей, улавливая каждое движение тени и лунного луча. Сиден позволял ей затеряться в темноте. Каким бы искусным ни был убийца – у него этого дара нет. Если у дверей королевы появится еще один – Эда его увидит. К часу ночи пришла тоже дежурившая этой ночью Розлайн Венц со свечой в руке. – Госпожа Дариан, – позвала она. – Дама Розлайн. Обе помолчали. – Не думай, что я не вижу твоих хитростей, – нарушила молчание Розлайн. – Я отлично вижу, чем ты занимаешься. И дама Катриен видит. – Не знаю, чем я не угодила вам, моя… – Не считай меня дурой. Я вижу, как ты подбираешься к королеве. Вижу, как втираешься ей в доверие. – Глаза у нее были темными, как сапфиры в полумраке. – Трюд называет тебя колдуньей. Не думаю, что она придумала подобное обвинение на пустом месте. – Я молила о милости нашей дамы в ее святилище. Я приняла шпоры и перевязь. Я отреклась от ложной веры в Певца Зари, – возразила Эда. – Рыцарь Верности велит нам принять обращенных как родных. Быть может, ты плохо слушала его, моя госпожа. – Я веду род от рыцаря Справедливости. Помни, с кем ты говоришь, госпожа Дариан. И снова между ними зазвенело молчание. – Если она тебе действительно дорога, – уже мягче заговорила Розлайн, – я не стану досадовать на твое возвышение. Я, не то что многие в Инисе, ничего не имею против обращенных. В глазах Святого мы все равны. Но если ты ищешь лишь подарков и богатства, я позабочусь, чтобы тебя от нее оторвали. – Я не ищу ни даров, ни богатств. Просто служу Святому, сколько хватает сил, – сказала Эда. – Нельзя ли нам договориться так, чтобы от нее больше не отрывали друзей? Розлайн отвела глаза. – Я знаю, что ты нравилась Лоту, – сказала она, и Эда увидела, как трудно ей дались эти слова. – Это вынуждает меня не думать о тебе плохо. – И еще с большим усилием она договорила: – Прости мою недоверчивость. Тяжело видеть, как ее окружают пауки, только и думающие взобраться… В королевской опочивальне закричали. Эда развернулась лицом к двери, сердце у нее заколотилось. Она не ощущала движения сторожков. Ни один убийца не мог войти в эти двери.