Впрочем, портреты умеют лгать и часто это делают. Художник мог ему польстить. – Он недурен собой, – заключила Эда. – Невелика похвала. – Сабран отхлебнула из кубка. – Ты судишь строже других моих дам, госпожа Дариан. Что же, мужчины Эрсира привлекательнее этого князя? – Они другие, ваше величество. – Помедлив, Эда добавила: – Меньше напоминают сонь. Королева с неподвижным лицом взглянула не нее. На миг Эда испугалась, что зашла слишком далеко. Потрясенный взгляд Катриен только подтверждал ее опасения. – У тебя не только легкие ноги, но и проворный язык. – Королева Иниса откинулась в кресле. – Мы редко говорили со времени, когда ты прибыла ко двору. Это было давно… прошло шесть лет, кажется? – Восемь, ваше величество. Розлайн послала ей предостерегающий взгляд. Потомков Святого не поправляют. – Конечно. Восемь, – только и сказала Сабран. – Скажи, посланник ак-Испад тебе пишет? – Нечасто, госпожа. Его превосходительство занят другими делами. – Например, ересью. Эда опустила взгляд: – Посланник – верный последователь Певца Зари, королева. – А ты, конечно, оставила эту веру, – закончила Сабран, и Эда склонила голову. – Дама Арбелла рассказывала, что ты часто молишься в святилище. Каким образом Арбелла Гленн извещала Сабран о подобных вещах, оставалось тайной, поскольку она, казалось, никогда не открывала рта. – Шесть Добродетелей – прекрасная вера, королева, – сказала Эда, – и невозможно не уверовать, когда среди нас ходит истинный потомок Святого. Конечно, она лгала. Ее истинная вера – вера Матери – пылала с прежней силой. – В Эрсире, должно быть, рассказывают о моих предках? – спросила Сабран. – Особенно о Деве. – Да, моя госпожа. На Юге ее помнят как самую праведную и самоотверженную женщину тех времен. Кроме того, Клеолинду Онйеню помнили на Юге как величайшую воительницу своего времени, но этому в Инисе ни за что бы не поверили. Здесь считали, что она нуждалась в спасителе. Для Эды Клеолинда была не Девой. Она была Матерью. – Если верить даме Оливе, госпожа Дариан – прирожденная сказительница, – вставила Розлайн, бросив на Эду холодный взгляд. – Не поведаешь ли нам историю Святого и Девы, как ее рассказывают на Юге? Эда чуяла ловушку. Инисцы не слишком одобряли новый взгляд на старые истории, тем более на эту, самую для них священную. Розлайн ожидала, что она оступится. – Эту историю, сударыня, – отозвалась Эда, – нельзя поведать лучше, чем излагают ее в святилище. Так или иначе, мы услышим ее завт… – Мы выслушаем ее сейчас, – перебила Сабран. – Ныне, когда змеи зашевелились, этот рассказ успокоит моих дам. Потрескивал огонь. Глядя на Сабран, Эда ощущала странное притяжение, словно что-то связывало ее с королевой. Наконец она поднялась, подвинула свое кресло к очагу – на место сказительницы. – Как пожелаете. – Она разгладила юбки. – С чего же мне начать? – С рождения Безымянного, – сказала Сабран. – Как великий враг вышел из горы Ужаса. Дамы жались друг к другу, Катриен взяла за руку свою королеву. Эда вздохнула, смиряя внутреннее волнение. Если выложить истинную историю, ее наверняка ждет костер. Придется пересказать то, что она каждый день слышала в святилище. Урезанную версию. Ополовиненную. – В глубинах этого мира пылает Огненное Чрево, – начала она. – Более тысячи лет назад магма в нем слилась, породив зверя неслыханной величины – как кузнечный горн рождает меч. Молоком ему служило пламя Чрева, жажда его была неутолима. Он пил, пока сердце его не стало огненной печью. Катриен задрожала. – Скоро это создание, этот змей уже не умещался во Чреве. Он жаждал расправить крылья, подаренные ему пламенем. Прорвавшись наверх, он разбил вершину горы Ужаса, что стоит в Ментендоне, и с ним наружу вырвался поток жидкого огня. Алые молнии били с вершины горы. Тьма пала на город Гултага, и все его жители задохнулись в пагубном дыму. Змей жаждал покорить себе все, что видел. Он полетел в Лазию, где правил великим царством род Онйеню, и опустился вблизи его стольного города Юкала. – Эда промочила горло глотком эля. – Это чудовище несло с собой страшную чуму, невиданную прежде людьми. Она зажигала в больных самую кровь, сводя их с ума. Чтобы умиротворить змея, народ Юкалы посылал ему баранов и быков. Но Безымянный был ненасытен. Он алкал самого сладкого мяса – человечины. И вот каждый день люди бросали жребий и выбирали одного в жертву. В покоях стояла тишина. – В Лазии тогда правил Селину, глава рода Онйеню. В некий день жертвой была избрана его дочь, принцесса Клеолинда. – Ее имя Эда произнесла тихо, благоговейно. – Отец ее предлагал своим подданным золото и драгоценности, умоляя выбрать другого, но они были тверды. И Клеолинда с достоинством выступила вперед, потому что видела, что это справедливо. В то утро к Юкале подъехал рыцарь с островов Иниса. Острова в то время были истерзаны войной и суевериями, вожди соперничали между собой, а жители их дрожали под тенью ведьмы – но жили там и множество добрых людей, присягнувших Добродетелям Рыцарства. Тот рыцарь, – сказала Эда, – был Галиан Беретнет. Обманщик. Этим именем его теперь называли во многих краях Лазии, но Сабран об этом не подозревала. – Галиан слышал о нависшем над Лазией ужасе и желал предложить Селину свою службу. При нем был меч небывалой красоты, звавшийся Аскалон. Приблизившись к окраинам Юкалы, он увидел в тени деревьев плачущую деву и спросил, отчего она в таком отчаянии. «Добрый рыцарь, – отвечала Клеолинда, – у тебя доброе сердце, но ради собственного спасения предоставь меня моим молитвам, ибо змей скоро явится за моей жизнью». Эде тошно было говорить так о Матери, будто та была какой-то плаксивой девкой. – Рыцарь, – заспешила она, – был тронут ее слезами. «Милая дама, – сказал он, – я скорее погружу меч в собственное сердце, нежели увижу, как оросит землю твоя кровь. Если твой народ отдаст души Добродетелям Рыцарства, а ты вручишь мне свою руку для брака, я изгоню смертоносное чудовище из этих земель». Так он обещал. Эда помолчала, переводя дыхание. И тут она почувствовала во рту вкус, которого не ждала. Вкус правды. – Клеолинда, оскорбленная этими условиями, велела рыцарю удалиться, – услышала она свой голос, – но Галиан не пожелал отступить. Решившись завоевать себе славу, он… – Нет, – перебила Сабран. – Клеолинда согласилась на его условия и приняла с благодарностью. – Таким я слышала этот рассказ на Юге. – Эда подняла бровь, хотя сердце у нее запнулось. – Дама Розлайн просила меня… – А теперь твоя королева приказывает иное. Досказывай, как рассказывают священники. – Да, моя госпожа. Сабран кивком позволила ей продолжать. – Сражаясь с Безымянным, – заговорила Эда, – Галиан был тяжело ранен. Тем не менее с доблестью превыше доблести всех людей он нашел в себе силы вонзить в чудовище свой меч. Безымянный, истекая кровью и слабея, уполз в пещеры, ведущие обратно к Огненному Чреву, где и остается по сей день. Она слишком остро ощущала на себе взгляд Сабран. – Галиан же вернулся с принцессой на острова Иниса, собирая по пути Святой Рыцарский Союз. Он был коронован королем Иниса – новое имя для новой эпохи – и первым своим законом объявил Добродетели Рыцарства истинной и единственной религией страны. Он выстроил город Аскалон, назвав его по имени меча, ранившего Безымянного, и там отпраздновали его венчание с королевой Клеолиндой. Через год королева родила дочь. А король Галиан, Святой, поклялся народу, что, пока в Инисе правят его потомки, Безымянный не вернется. Складная история. В Инисе ее пересказывали снова и снова. Но полной она не была. Инисцы не знали, что не Галиан, а Клеолинда изгнала Безымянного. И ничего не знали об апельсиновом дереве. – Пятьсот лет спустя, – уже тише заговорила Эда, – Устье горы Ужаса вновь раскрылось, выпустив других змеев. Первыми из него вышли пять верховных драконов Запада, высшие западники – величайшие и самые жесткие из драконьего племени, под водительством Фиридела, более всех преданного Безымянному. Вышли за ними и их слуги-виверны, и каждая зажгла свое пламя от одного из высших западников. Виверны гнездились в горах и пещерах и совокуплялись с пернатыми, порождая кокатрисов, с гадами, порождая василисков и амфиптер, и с быками, рожая офитавров, и с волками, рождая жакули. Все эти мерзостные союзы породили драконье воинство. Фиридел жаждал исполнить то, с чем не совладал Безымянный, – покорить человеческий род. Более года он обрушивал на мир мощь драконьего воинства. Многие великие государства рухнули в тот год, и он был назван Горем Веков. Однако Инис, под властью Глориан Третьей, еще держался, когда над миром прошла комета и змеи вдруг впали в вечный сон, положив конец ужасу и кровопролитию. И по сей день Безымянный остается в гробнице под миром, скованный священной кровью Беретнетов. Тишина. Эда, сложив руки на коленях, в упор взглянула на Сабран. Холодное лицо королевы осталось непроницаемым. – Дама Олива права, – наконец заговорила Сабран. – У тебя язык сказительницы – но сдается мне, что ты слышала слишком много сказок и слишком мало правды. Повелеваю тебе внимательно слушать священнослужителей. – Сабран отставила кубок. – Я устала. Доброй ночи, дамы. Эда поднялась, как и Линора. С реверансами обе удалились. – Ее величество недовольна, – резко заметила Линора, когда королева уже не могла их слышать. – Твой рассказ поначалу был так хорош. Чего ради ты вздумала сказать, что Дева отвергла Святого? Ни один священнослужитель такого не говорил. Что за мысль! – Если ее величество недовольна, я сожалею. – Теперь она едва ли снова позовет нас с ней ужинать, – фыркнула Линора. – Тебе следовало хотя бы извиниться! И пожалуй, почаще молиться рыцарю Вежливости. К счастью, Линора не пожелала затягивать разговор. Эда рассталась с ней у своих дверей. Внутри она зажгла несколько огарков. Комнатка была мала, зато принадлежала ей. Эда расшнуровала рукава и сняла корсаж. Избавившись от него, она сбросила юбку с фижмами, а следом и нижние и наконец-то избавилась от корсета. Ночь была еще молода. Эда подсела к столику для письма. В его ящике лежала книга, которую она позаимствовала у Трюд утт Зидюр. Восточного письма Эда читать не умела, но на страницах были пометки ментского печатника. Выпустили ее, как видно, до Горя Веков, когда в стране Добродетели еще дозволялись сочинения с Востока. Трюд, завороженная землями, где змеи были кумирами людей, оказывалась истинной еретичкой.