– Взрослый человек, стало быть. Достаточно взрослый, чтобы понимать, что не все мечты сбываются, и особенно мечты, зачатые на пуховом ложе любви. Если здешний начальник тебя найдет – доставят тебя к правителю Хайсана. А не к государю. – Никлайс пригубил чай. – Поверю тебе на минуту, Сульярд. Если ты узнал о грозящей Сабран опасности – столь серьезной, что понадобилась помощь Сейки, в чем я сомневаюсь, – почему не сказал ей? Сульярд смутился. – Ее величество не доверяет Востоку – себе на беду, – наконец объяснил он, – а больше нам негде искать помощи. Даже узнав об угрозе – а она о ней скоро узнает, – она из гордости не обратится за помощью к Востоку. Если бы только мне поговорить о ней с государем, – Трюд не сомневалась, что он поймет… Трюд. Чашка в руке у Никлайса заходила ходуном. – Трюд, – прошептал он. – Не… Трюд утт Зидюр? Дочь благородного Оскарда? Сульярд окаменел. – Доктор Рооз, – непослушным языком выговорил он наконец, – это должно остаться в тайне. Не совладав с собой, Никлайс снова расхохотался. На этот раз в его смехе звучали нотки безумия. – Да уж, – вскричал он, – достойный ты супруг, мастер Сульярд. Сначала вступаешь в тайный брак с Трюд утт Зидюр, не заботясь о ее добром имени. Потом ты ее бросаешь и наконец ненароком выбалтываешь ее имя человеку, отлично знающему ее семью. – Никлайс утер глаза рукавом. Сульярд, казалось, готов был лишиться чувств. – О, ты достоин ее любви! Что еще ты мне расскажешь? Что ты и ребенком ее наградил? – Нет-нет! – Сульярд подполз к нему. – Молю тебя, доктор Рооз, сохрани в тайне нашу вину. Да, я недостоин ее любви, но… я так ее люблю! У меня болит душа. Никлайс с отвращением пнул его ногой. Его трясло при мысли, что Трюд выбрала в супруги этого инисского молокососа. – Ее я не выдам, можешь не сомневаться, – процедил он, заставив Сульярда расплакаться еще пуще. – Она наследница герцогства Зидюр, в ней кровь Ваттена. Будем молиться, чтобы однажды она нашла себе не такого бесхребетного супруга. – Никлайс сел прямо. – К тому же, даже если бы я написал князю, что Трюд тайно вступила в неравный брак, кораблю нужна не одна неделя, чтобы донести письмо через Бездну. К тому времени она позабудет о твоем существовании. Сульярд сквозь слезы пробормотал: – Князь Леоварт умер. Великий князь Ментендона. Единственный, кто пытался помочь Никлайсу на Орисиме. – Это, несомненно, объясняет, почему он не отвечал на мои письма. – Никлайс поднес чашку к губам. – Когда? – Менее года назад, доктор Рооз. Виверна испепелила его охотничий домик. Никлайс ощутил боль потери. Наместница Орисимы, конечно, знала, но предпочла не сообщать Никлайсу о смерти князя. – Понимаю, – проговорил он. – Кто теперь правит Ментендоном? – Князь Обрехт. Обрехт. Никлайс помнил его замкнутым юношей, мало чем интересовавшимся, кроме молитвенника. Когда потница унесла его дядю Эдварта, он был уже совершеннолетним, однако было решено, что власть пока примет Леоварт – дядя того же Эдварта, чтобы дать пример мягкосердечному Обрехту. Разумеется, заняв трон, Леоварт нашел предлог на нем и остаться. Теперь Обрехт занял свое законное место. Чтобы держать в руках Ментендон, ему понадобится железная воля. Никлайс отбросил мысли о родине, пока они не затянули его с головой. Сульярд все смотрел на него. Лицо юнца покрывали красные пятна. – Сульярд, – сказал ему Никлайс, – отправляйся домой. Дождись ментских купцов, спрячься на судне. Возвращайся к Трюд и беги с ней в Млечную лагуну или… куда там в наше время сбегают любовники. – Сульярд открыл рот, хотел что-то сказать, но Никлайс оборвал его: – Поверь мне. Здесь ты ничего не добьешься, кроме собственной смерти. – Но мое дело… – Не всякому удается свершить свое великое деяние. Сульярд умолк. Никлайс, сняв очки, протирал их о рукав. – Я не питаю любви к твоей королеве. Сказать по правде, я ее глубоко презираю, – сказал он, заставив Сульярда вздрогнуть, – но и Сабран едва ли захочет, чтобы за нее отдал жизнь восемнадцатилетний оруженосец. – Голос Никлайса дрогнул. – Я прошу тебя спасаться, Сульярд. И сказать от меня Трюд, чтобы не вмешивалась больше в дела, которые ее погубят. Сульярд потупил взгляд. – Прости, доктор Рооз, но я не могу, – сказал он. – Я должен остаться. Никлайс устало взглянул на него: – Зачем? – Я найду средство представить свое дело государю… но тебя я больше вмешивать не хочу. – Одно то, что ты в моем доме, впутало меня достаточно, чтобы лишиться головы. На это Сульярд не ответил, только крепче стиснул челюсти. Никлайс поджал губы. – Ты, как видно, человек благочестивый, мастер Сульярд, – заметил он. – Советую тебе: молись. Молись, чтобы часовые обходили мой дом, пока не прибудут ментские суда, и чтобы к тому времени ты взялся за ум. Если мы останемся живы в ближайшие несколько дней, я, пожалуй, и сам снова стану молиться. 6 Запад Когда королеве Иниса случалось – а случалось нередко – обойти трапезную, она ужинала в личных покоях. В тот вечер Эда и Линора были приглашены преломить с ней хлеб – честь, обычно доступная лишь трем дамам опочивальни. Маргрет опять донимала головная боль. Она говорила в такие дни: череп раскалывается. Обычно Маргрет не позволяла недомоганию помешать ее обычным обязанностям, но сейчас, должно быть, ее замучила еще и тревога за Лота. В личных покоях, вопреки летней жаре, трещал огонь. С Эдой пока никто не заговаривал. Иногда ей казалось, что дамы чуют ее тайну. Как будто догадываются, что прислуживать королеве – не главное ее дело при дворе. Как будто они знали об обители. – Что ты скажешь о его глазах, Роз? Сабран держала в руках портрет-миниатюру. Женщины уже рассмотрели его и обсудили со всех сторон. Теперь Розлайн Венц снова взяла и тщательно изучила изображение. Первая дама личных покоев, признанная наследница герцогини Справедливости была всего шестью днями старше Сабран. Волосы у нее были густые и темные, как патока. Бледная, с глазами синего стекла, всегда одетая по моде, она едва ли не всю жизнь провела при королеве. Ее мать состояла в той же должности при Розариан. – Приемлемы, ваше величество, – заключила Розлайн. – Добрые. – Я нахожу, что они несколько близко поставлены, – задумчиво протянула Сабран. – Напоминают мне мышь-соню. Линора деликатно захихикала. – Лучше мышь, чем иной, более шумный зверь, – заметила королеве Розлайн. – Он должен помнить свое место, если обвенчается с вами. Ведь он не из потомков Святого. Сабран похлопала ее по ладони: – Как это ты всегда так рассудительна? – Я слушаю вас, ваше величество. – Но не свою бабку, в данном случае. – Сабран взглянула на даму. – Госпожа Игрейн полагает, что Ментендон разорит Инис. И что Льевелину не следовало бы торговать с Сейки. Она предупредила, что выскажет эти мысли на следующем собрании Совета Добродетелей. – Моя благородная бабушка тревожится за вас. Отсюда и ее излишняя предосторожность. – Розлайн присела рядом с королевой. – Я знаю, что она предпочла бы вождя Аскрдала. Тот богат и благочестив. Надежный кандидат. Понимаю я и ее опасения относительно Льевелина. – Но?.. Розлайн позволила себе слабую улыбку: – Я полагаю, что подобает дать шанс Рыжему князю. – Согласна. – Катриен, вытянувшись на козетке, листала книгу стихов. – Долг Совета Добродетелей – предостерегать вас, а вашим дамам в таких делах подобает вас ободрять. Сидевшая рядом с Эдой Линора жадно впитывала в себя каждое слово. – Госпожа Дариан, – неожиданно произнесла Сабран, – а ты какого мнения о наружности князя Обрехта? Все взгляды обратились к Эде. Та медленно отложила нож. – Вы спрашиваете моего мнения, королева? – Если здесь нет другой госпожи Дариан. Никто не засмеялся. Все молчали, пока Розлайн передавала миниатюру Эде. Та всмотрелась в портрет Рыжего князя. Высокие скулы. Блестящие рыжие волосы. Мощный лоб над темными глазами, резко выделяющимися на бледном лице. Складка рта несколько сурова, но лицо приятное.